Жан-Ноэль Робер.
Этруски.
М, 2007.
Выдержки. Стр. 189-197, 226-251.
СВЯЩЕННЫЕ КНИГИ
Книги гаданий
Книги по объяснению молнии
Ритуальные книги
Книги судеб
Книги о загробной жизни
НАДПИСИ
Золотые скрижали из Пирги
Лемносская стела
Льняная книга, или "Книга Загребской мумии"
СВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
История
Театр и поэзия
Этрусская религиозная наука (disciplina etrusca) основана, прежде всего, на толковании того, что говорилось пророками – например, Тагесом – и было тщательно записано в священных книгах. Этих книг было пять: libri haruspicini, fulgurales, rituales, fatales и acheruntici. Первые касались гаруспиков, вторые обсуждали молнии, третьи – различные обряды, которые надо было соблюдать, четвертые – различные чудеса и последние – все то, что касалось загробной жизни. Надо уточнить, что этот список не окончательный, он может расширяться за счет специальных текстов (например, текстов Тарквиния Приска, который был авторитетом в Риме в I веке до н.э.) или текстов, приуроченных к тому или иному конкретному случаю. Большая часть этого священного знания касалась гадания, которое занимало в этрусском мышлении такое место, какого оно не знало в менталитете римлян. К несчастью, за исключением книг по трактовке молний и ритуальных книг, мы ничего не знаем о содержании этих священных текстов.
Книги гаданийИзучение бронзовой печени, найденой в Плезан-се, отчасти позволяет нам понять, каким образом этрусские жрецы гадали на внутренностях жертвенных животных. Можно предположить, что они пытались трактовать значение всех неровностей, обнаруженных при осмотре внутренностей. Мы обладаем отрывком из одного восточного текста, касающимся выводов, сделанных после осмотра подобной печени в Южной Вавилонии, где подобное гадание также широко практиковалось:
"Если верхняя оболочка сокращена (?), царь в своем могуществе защитит иностранных братьев,
Если нижняя оболочка сморщена, царь приведет в расстройство свою страну,...
Если мембрана искривлена, враги поставят страну в затруднительное положение,
Если мембрана дважды повреждена, восстания повлияют на настроение армии" и т.д.
Очевидно, в этрусских книгах содержались подобные же перечисления всех возможных случаев с их немедленными последствиями. Вероятно, к этому добавлялись размышления над поведением того или иного бога, которому соответствовала та или иная часть печени, как это показано на печени из Плезанса.
Это, без сомнения, наиболее известные этрусские книги, потому что римляне тоже обычно прибегали к гаруспикам, чтобы интерпретировать удары молний, воспринимавшиеся ими как знамение. Поэтому не удивительно, что многие писатели и философы интересовались этой темой. Помимо Цицерона, Сервия или чуть позже Лидия, надо отметить два отрывка, один из Плиния Старшего ("Естественная история", II, 37-146), другой из Сенеки (Qwest.nat., II, 32-49). Источниками для них явились Цецина, Тарквиний Приск и некий Юлий Акила, которого мы не знаем.
Этрусские книги объясняли, как интерпретировать удар молнии. Было важно знать, откуда приходила молния, во что она ударяла и, в случае необходимости, в каком месте она появлялась вновь, так как жрецы верили в эту возможность. Бог-громовержец Тин был повелителем молний: он располагал тремя их видами. Девять других божеств тоже могли пользоваться молниями, что позволяло различать всего двенадцать разновидностей молний. Поэтому важно было выяснить, какой бог послал ту или иную молнию. Сделать это отчасти помогал понять цвет молнии – например, красный цвет был символом бога-громовержца Тина.
Молния не считалась враждебным явлением. Согласно учению этрусков, "манубии" (так назывались у них молнии) исходили для того, чтобы дать предупреждение. Кроме того, считалось, что Тин мог метать разрушающие и сжигающие молнии только после совета с двенадцатью другими богами.
Наблюдая за молнией, жрец должен быть,в состоянии расшифровывать значение божественного послания. Сенека писал: "В то время как мы [римляне] верим, что молния есть следствие столкновения туч, они [этруски] убеждены, что тучи сталкиваются с целью произвести молнию, поскольку этруски приписывают все происходящее богам. Они верят не в то, что вещи имеют значение, поскольку они случаются, а наоборот, что они происходят, потому что обязательно должны иметь некое значение". В связи с этим, одни молнии означали, что надо быть осторожными, другие были предвестниками смерти или ссылки, третьи – угрозу правителю и т.д. Одни предначертания молний имели значение, ограниченное во времени, другие означали, что надо реагировать незамедлительно, третьи – призывали к отсроченной по времени церемонии
Удар молнии мог нести и частное предупреждение, причем для человека он мог означать как благополучие, так и несчастье. Иногда удары молнии использовались как магическое средство: считалось, что их можно обратить против врага: Плиний рассказывает историю о царе Вольсиний, который добился от богов того, что они убили молнией ужасное чудовище Вольту, угрожавшее городу.
Гадание по молниям практиковалось и в Риме. Например, Нигидий Фигул, современник Цицерона, упоминал удар молнии в одной своей речи. Такие факты очень ценны для нас. Тот же Нигидий Фигул составил календарь, в котором на каждый день года была дана своя интерпретация небесных явлений. Хотя он и уточнял, что эти его прогнозы имеют отношение только к Риму, мы можем предположить, что римские книги по объяснению молний были схожи с этрусскими и содержали схожую информацию для гаруспиков.
Один текст дает нам определение того, чем являлись этрусские ритуальные книги libri rituales. Фест (Festus) отмечал, что в них было написано, "каким обрядом надо сопровождать основание города, алтаря, храма; как освящать стены, каково религиозное положение ворот, как разделены курии, центурии и племена, как составлять и командовать армиями, а также много другого, имеющего отношение к войне и к миру".
Одним словом, эти книги описывали все ритуальные процедуры для основания городов и организации учреждений. Но Фест относит все это только по отношению к истории города Ромула. Без сомнения, сюда надо добавить и некоторое число обрядов, касающихся разгадывания некоторых знамений, которые имели в Этрурии столь же важное место, как и в Риме, а также как календарь главных обрядов, написанный на льняных повязках, которые использовали впоследствии для того, чтобы обмотать египетскую мумию. Речь идет о так называемой Загребской мумии, ибо один хорват привез ее в свою страну в XIX веке. Удалось понять лишь несколько пассажей из этого этрусского текста, но и они говорят о том, что это некий ритуальный календарь.
Среди обрядов, упомянутых Фестом, есть один, который совершенно точно был заимствован римлянами у этрусков. Это обряд, сопровождавший основание города. Тит Ливии указывает на то, что Рим был заложен по этрусским обрядам. Известно, что город Ромула был построен на холме Палатин. Черта города была отмечена камнями, расположенными на известном расстоянии друг от друга. Это был так называемый "четырехугольный Рим" (Roma quadrata), названный так вследствие формы самого холма и потому, что его построили по правилам искусства гаруспиков, которые требовали, чтобы город имел именно эту форму. При этом жрецы обращались к богам, желая узнать их волю, и соблюдали определенные ритуалы, чтобы получить их одобрение. Например, при основании Рима применялся так называемый обряд опахивания, который является, по сути дела, операцией по ог-раничиванию плугом определенной площади земли. Потом выкапывалась большая круглая яма (mundus), что символизировало концепцию человеческого мира и небесный свод, и туда сбрасывалась часть урожая, вино, оружие и т.п. Тщательно ограниченными квадратами отмечали священное пространство внутри будущих укреплений: речь идет о помериуме (лат. pomerium – граница, рубеж), то есть священной полосе свободного пространства по обе стороны городской стены (преимущественно с внешней), на котором возводились стены города. Помериум бороздился бронзовым плугом. Жители области внутри помериума пользовались особыми привилегиями – это тоже этрусский обычай, заимствованный римлянами. Сила этого ритуала была такова, что когда Рем перепрыгнул через священную борозду, насмехаясь над своим братом, Ромул вынужден был убить его, чтобы предотвратить превратности судьбы и сделать так, чтобы его город был непобедим.
Развивали ли этруски еще до начала греческого влияния теорию о неотвратимости судьбы? Мы этого не знаем, но если это допустить, то тогда нет ничего удивительного в том, что в их книгах было собрано все, что касалось судеб людей и государств. В книгах судьбы, как и в libri fulgurales, вероятно, было заключено все, что касалось предсказания как индивидуальных, так и коллективных судеб.
Согласно Цензорину, этруски разделяли человеческое существование на двенадцать частей, на двенадцать семилетних циклов – "недель". Каждая такая "неделя" приносила человеку новые возможности, ставила перед ним особые задачи; он получал дары от богов и мог обращаться к ним с просьбами. Когда заканчивался десятый цикл и человеку исполнялось семьдесят лет, он утрачивал право просить и получать от богов что бы то ни было. А в конце двенадцатой "недели", то есть в восемьдесят четыре года, люди "выходили из своего духа", и им уже не нужны были знаки.
Книги судеб трактовали то, что считалось чудесами. По свидетельствам некоторых авторов, они содержали описания чудес, представляя собой нечто вроде справочной антологии.
Возможно, мы сможем составить представление о содержании этих книг, основываясь на том, что мы знаем о книгах загадок. Эти книги пророчеств, известные в Риме, были восстановлены после их исчезновения во время пожара Капитолия в 83 году до н.э. После этого римские эмиссары помчались в южные греческие города, в частности в Кумы, чтобы собрать греческих оракулов по обычаю того времени. Но не исключено, что происхождение этих книг было этрусским. Легенда гласит, что эти замечательные книги были принесены в Рим во время правления Тарквиния при самых волнующих условиях (Дионисий Галикарнасский, IV, 62). Что касается первых следов консультирования с ними, то они уходят к 496 году до н.э., когда этрусское влияние в Риме еще было очень сильным. При этом не следует забывать о существенных различиях в подходе к чуду у римлян и этрусков. Упорядоченная жизнь Рима выработала отношение к любому чудесному явлению, как к чему-то угрожающему. У этрусков чудо могло нести в себе как положительное, так и отрицательное предзнаменование.
Наконец, последней категорией священных книг были книги мертвых, рассказывающие о смерти и посмертной жизни. Об этом нам тоже не осталось почти никаких надежных свидетельств, за исключением нескольких строк у Арнобия ("Adversus nationes", II, 62), который уточнял, что в нихможно было читать о том, "что некоторые души оказывались божественными и были извлечены из законов смертных кровью некоторых животных, пожертвованных некоторым богам".
Эти несколько слов очень важны для понимания веры этрусков в иную жизнь, что подтверждают также рисунки на некоторых гробницах. Арнобий делает намек на сложную церемонию, которая позволяла добиться обожествления души покойного. Жертвенная практика здесь отличалась от того, что жрец обычно выполнял: речь шла о том, чтобы подарить богу не жертвенное животное, а только его кровь. Это было нечто вроде символической передачи, ибо кровь животного представляла собой его жизнь, а его душа заменяла душу покойного. Таким образом, она попадала в ад вместо души покойного, а та тем самым, оказывалась освобожденной и могла стать бессмертной в форме духа, названного "animalis", от слова "anima" (душа).
Жизнь для этрусков была коротким мгновением по сравнению с вечностью. Символическим выражением этих представлений было и то, что свои жилища и даже храмы они строили из быстроразрушаю-щихся материалов, а гробницы – из каменных блоков, переживших тысячелетия. О том, что происходило с человеком после смерти, рассказывали специальные книги, из которых до нас дошли лишь небольшие отрывки, сохраненные разными римскими авторами. Из них мы знаем, например, что этруски верили в загробный суд, который вершила крылатая богиня Вант, и поэтому клали в гробницу умершего "книгу жизни", чтобы богиня не была к нему слишком суровой.
***
Мы располагаем более чем двенадцатью тысячами этрусских надписей, и постоянно обнаруживаются все новые и новые, однако среди них очень редки те, что включают более двадцати слов. В 1893 году их начали собирать в "Corpus Inscriptionum
Etruscorum", разделенный на три части- Северная и Внутренняя Этрурия, прочая Этрурия и территория фалисков (Нижняя Этрурия). Но это собрание содержит много ошибок, поэтому лучше пользоваться "Testimonia Linguae Etruscae" (T.L.E.), которая содержит избранные надписи, собранные итальянским историком и археологом Массимо Паллоттино.
Надписи в основном сделаны справа налево и бустрофедоном (способ письма, при котором первая строка пишется справа налево, вторая – слева направо, третья – снова справа налево и т.д.). Этруски часто писали, не разделяя отдельные слова. Однако иногда можно встретить тексты, где слова отделены друг от друга одной, двумя, тремя и даже четырьмя точками. Иногда попадаются точки и в середине слов, хотя этому нет никакого грамматического объяснения.
<…>
Самые длинные из известных надписей:
1. Liber linteus (Льняная книга), которая еще носит название "Книга Загребской мумии". Представляет собой книгу, написанную на льняном полотне. Содержит примерно 1200 слов, в том числе 500 разных, и она датируется II веком до н.э.
2. Черепица из Капуи V-IV вв. до н.э. имеет надпись, выполненную на бустрофедоне. Содержит 62 строки, примерно 300 слов, которые можно прочитать.
3. Пограничный столб из Перуджи содержит информацию о разделе двух земельных участков и представляет собой контракт между их владельцами. Этот юридический документ II века до н.э.содержит 46 строк и 130 слов.
4. Свинцовая лента V века до н.э., найденная в святилище Минервы, содержит 11 строк и 80 слов, из которых 40 можно прочитать.
5. Свинцовый диск из Мальяно V века до н.э. содержит более 80 слов.
6. Арибал1 VII века до н.э. содержит 70 слов на архаичном языке.
7. Скрижали из Пирги представляют собой два золотых листа, на одном содержится 37 слов, на другом – 15 слов. Они датируются началом V века до н.э.
8. Бронзовая табличка из Кортоны, обнаруженная в 1992 году, но недоступная для широкой публики до 2000 года, имеет надписи, выгравированные с двух сторон: 32 строки с одной и 8 – с другой. Эта табличка датируется III-II вв. до н.э. и является, как и надгробный камень из Перуджи, юридическим документом. В нем идет речь о продаже земельной собственности и содержится три категории имен: продавцов, покупателей и, возможно, гарантов контракта. Это официальный документ размером 28,5 см на 48,5 см, который заверен магистратом города.
1Арибал – характерная форма керамики, представляет собой маленький кувшинчик для масла или духов с шаровидным туловом, узким горлом и единственной ручкой. – Примеч. пер.
Таблица из Кортоны (сторона А)
В 1961 году при раскопках этрусского города Пирги были найдены три золотые пластины с надписями на двух языках: одна на пуническом и две на этрусском языке. Это "двуязычие" тут же вызвало в памяти Розеттский камень, которого не хватало для того, чтобы расшифровать этрусский язык. Увы, исследователей ждало разочарование: не только надпись на пуническом языке оказалась не до конца понятной, но и надписи на этрусском языке дословно не соответствовали пуническому тексту.
Эти три пластины имеют десяток отверстий, так как они прикреплялись гвоздями у входа в одно из зданий – вероятно, в храм. Они датируются началом V века до н.э. <…>
Обе этрусские надписи (первая состоит из 16 строк и 37 слов, вторая – из 9 строк и 15 слов) сделаны алфавитом, распространенным в городе Цере. Последняя строка в первой надписи и последняя строка во второй надписи, будучи много короче, чем другие строки, примыкают к правому краю пластин, совершенно определенно свидетельствуя, что надпись идет справа налево, то есть от правого края пластины к левому.
<…>
Золотые скрижали из Пирги
Лемносская стела – надгробный памятник с надписью на языке, близком к этрусскому, была найдена в 1885 году на острове Лемнос (она была вмурована в стену церкви в Каминье в юго-восточной части острова). Стела представляет собой интереснейшую находку, которая может пролить свет на происхождение этрусков, хотя она ставит больше вопросов, чем дает на них ответов.
На стеле изображен воин, вооруженный копьем, а вокруг него расположены надписи. Стелу относят к VI веку до н.э., при этом верхней границей датировки считается присоединение Лемноса к Афинам Мильтиадом в 510 году до н.э., после чего население острова было эллинизировано. Рядом со стелой была найдена вторая надпись. Итальянская археологическая экспедиция, нашедшая стелу, также обнаружила надписи, сходные с надписями стелы, на фрагментах местной керамики.
<…>
Лемносская стела
Льняная книга, или "Книга Загребской мумии"
До наших дней дошла одна из этрусских ритуальных книг, содержащая описание обрядов, которые требовалось выполнять в честь богов в специально установленные для этого праздники. Речь идет о так называемой Льняной книге. Подобных книг должно было быть много, но лишь ей одной история позволила оказаться представленной на суд современных ученых.
История этой книги (ее еще называют книгой Загребской мумии) очень интересна. Один офицер венгерской армии, будучи в командировке в Египте, приблизительно в 1850 году приобрел египетскую мумию. Причины, заставившие его купить мумию, до сих пор неизвестны, но факт остается фактом: мумия была приобретена, привезена в Вену, и вскоре после смерти этого офицера ее унаследовал его брат. Ему мумия была не нужна, и он подарил ее Народному музею в городе Загреб. Позже ученые обнаружили, что мумия завернута в длинные отрезки льняной ткани (примерно 14 метров длиной и 30 см шириной), на которую нанесены надписи. Согласно заключению специалистов, и мумия, и сами ткани были по происхождению, бесспорно, египетские, но надписи были сделаны на этрусском языке. Сама же ткань с надписями первоначально представляла собой один целый документ, впоследствии разрезанный на длинные полоски, которыми была обернута мумия. Текст был разделен на 12 колонок по длине, а те, в свою очередь – на отрезки по 24 строки, состоящие из 4-7 слов. В целом, сохранилось примерно 1200 слов из общего текста, который оценивается примерно в 2500-4000 слов. Как бы то ни было, речь идет о самом длинном этрусском тексте, который дошел до нас. И это единственное, что заслуживает определения "книга", за исключением совсем недавних открытий.
<…>
***
Многие этрускологи ставят под сомнение существование этрусской светской литературы из-за того, что латинские авторы не оставили нам почти никакого ее следа, в отличие от священных книг. Между тем ряд специалистов, в том числе Массимо Паллоттино и Жак Эргон, утверждают, что подобная оценка слишком поспешна. Надо отдавать себе отчет в том, что религиозная литература этрусков была оригинальным и ценным вкладом в культуру римлян, с чем у них самих ничто не могло сравниться. Поэтому они стремились знать ее и даже переводить. Со своей стороны, светская литература, вероятно более близкая к литературе римлян, не требовала к себе такого же особого внимания, и поэтому ее знали и переводили более сдержанно.
Очень короткие упоминания все же обнаруживают реальность ее существования. Например, Таркви-ний Приск, который перевел на латинский язык "Этрусский трактат о знамениях" (см. Макробиус, "Сатурналии", III, 7, 2), которым вдохновился Виргилий, был также, как утверждает Лактанций, автором книги "Об известных людях" ("Введение в божественное учение", I,10, 2). Варрон цитирует некоторого Воль-ния, который якобы писал этрусские трагедии ("De Lingua latina", V, 9, 55). Диодор (V, 40) отмечает, что этруски "развивали письменность, науки о природе и теологию": он ставит письменность на первое место. Мы можем даже предположить, что высшие классы этрусского общества имели некий интеллектуальный престиж, особенно на юге Тосканы, в то время когда Рим только знакомился с литературой. Тит Ливии писал: "У меня есть сколько угодно свидетельств, которые доказывают, что детей римлян тогда принято было обучать этрусской грамоте, так же как теперь – греческой" (IX, 36, 3).
Город Цере, лежавший в 40 километрах к северу от Рима, без сомнения, освещал весь регион, как некий культурный прожектор для золотой римской молодежи. Многие римские семьи (Фабии, Клавдии и др.) находились в контакте с Этрурией. Цере также пользовался репутацией очага эллинизма: город имел свою сокровищницу в Дельфах, и раскопки там
обнаружили очень красивые образцы греческой керамики с черными или красными рисунками. Молодые люди изучали в Цере греческий язык, а высшее этрусское общество, разумеется, владело двумя языками, как позже ими стали владеть римляне в столице. Жак Эргон даже рассудительно предположил, что при том, что этрусский использовался для составления священных книг, большая часть светской литературы писалась, без сомнения, на греческом языке – как это будет потом в Риме (например, Фа-бий Пиктор). Можно только задать вопрос, почему римляне не упоминают эти труды, написанные на греческом, если они могли легко ими пользоваться? Среди художественных жанров, имевшихся у этрусков, по крайней мере три оставили следы, которые почти не позволяют сомневаться в их существовании: это – история, поэзия и театр.
В последнем веке до н.э. уже цитированные авторы – Тарквиний Приск, Авл Цецина и некоторые из гаруспиков – заставили Варрона читать по-этрусски. Тот же Цецина сделал из Таркона (Тарквиния) основателя Мантуи, города, названного так по имени этрусского бога мертвых (Mantus), и двенадцати цизальпинских городов, объединенных в конфедерацию. Конечно, Цецина писал на латинском языке, но невозможно себе представить, что он не опирался при этом на этрусские источники.
Император Клавдий считался тонким знатоком этрусской культуры. В 48 году он произнес знаменитую речь, сохранившуюся на бронзовой пластине, которая позволяет нам познакомиться с легендарной историей этрусского царя Рима Сервия Туллия. Он утверждал, что опирается на знание auctores
Tusci (этрусских авторов). И без сомнения, он был не единственным среди римских историков, кто опирался на них. Кроме того, Клавдий написал на греческом языке "Историю этрусков" в двадцати томах, все из которых сегодня, увы, потеряны. Там он отмечал, что пользовался семейными архивами своей первой супруги, происходящей из богатой этрусской семьи, члены которой оказали ему бесценную помощь.
В Этрурии, как и в Риме, создание исторических трудов, без сомнения, было основано на семейных архивах, и следы, которые мы смогли обнаружить, делают этрусские книги современниками первых римских хронистов: историография появилась в Италии во II веке до н.э. В Риме Фабий Пиктор создал первый памятник этого жанра литературы на греческом языке. Его семья в течение века была тесно связана с Этрурией: Фабий Максим Руллиан, консул в 322-295 гг. до н.э., был первым, кто проник в центр Этрурии и завязал связи с царями Кьюзи, Ареццо и Перуджи; прозвище "победителя Вольси-ний" в 265 году до н.э. у Фабия Максима Гургита явилось транскрипцией этрусского слова curce, "отличившийся в Кьюзи"1.
1По другой версии, прозвище Гургит могло произойти от "проеденного отцовского наследства" (gurges – "мот"). – Примеч. пер.
Семейные традиции, которые имели, как мы знаем, огромное значение в Риме, также высоко чтились и в Этрурии. Многие латинские поэты (Гораций, "Сатиры", 1, 6, 1; Авл Персий, "Сатиры", III, 28; Ювеналий, "Сатиры", VIII, 1) подтрунивали над тщеславием, заставлявшим этрусков видеть свое семейное предназначение в составлении генеалогического древа. Сам Меценат, могущественный министр Августа, крупный вельможа и потомок знаменитого этрусского рода, водружал свое генеалогическое древо в атриуме свего жилища, чтобы все знали о его аристократическом происхождении. Даже после смерти этруск не желал отказываться от свидетельств своих высоких достижений и достижений своих предков. Рисунки, которые украшают гробницы, напоминают о часах славы семьи и заменяют семейные архивы. Такова, например, гробница Франсуа в городе Вульчи.
Примеры заботы представителей богатых семей о том, чтобы сохранить в письменном виде рассказ о своей жизни, во множестве найдены при раскопках в городе Тарквинии. Речь идет об элогиях (названных "Тарквинийскими элогиями"), написанными на латинском языке в последнем веке до н.э. Они напоминают те, что были составлены в Риме для восхваления героев ранних римских легенд, лишь в Тарквиниях Таркон заменил Энея. Но в них упоминаются также и имена реальных персонажей, в основном нам неизвестных, что свидетельствует о том, что богатые этрусские семьи должны были призывать на помощь образованных людей, чтобы отмечать в письменном виде то, что устная традиция могла бы легко стереть из памяти людей. Подозреваем, что элогии могли приукрашивать факты, как это имело место в Риме. Но все же они составляли exempla, на котором базировалось воспитание, и концепция истории могла там найти один из источников вдохновения.
Таким образом, мы видим, как воскресают в памяти фигуры, принесшие славу своему городу, храбрые воины или известные магистраты, чья карьера записывалась в нескольких строках на их саркофагах. Иногда мы встречаем там известную фамилию, как, например, семью Спуринна, один из представителей которой, будучи гаруспиком, предостерегал Юлия Цезаря 1 марта 44 года до н.э. об опасности. Цезарь не послушался его предсказаний, и через некоторое время его судьба подтвердила волшебный талант этруска.
Хотя у нас и нет никаких литературных доказательств существования драматического искусства у этрусков, кроме цитирования Варроном некоего Вольниуса, который якобы писал трагедии во II веке до н.э., нет сомнений, что тосканцы знали и любили театральные постановки. Открытие небольшого театра, выполненного в виде амфитеатра, недалеко от гробницы Тарквинии (он датируется IV веком до н.э.) показывает, что он использовался в религиозных и погребальных целях.
Точно так же открытие в Тарквиниях, Кьюзи и Вольтерре саркофагов, на которых изображены сцены из греческих трагедий и театральные мизансцены, позволяет понять интерес, имевшийся у этрусков к драматическому искусству. Эти саркофаги датируются самое позднее III веком до н.э., то есть тем временем, когда римский театр делал лишь первые шаги, и это не позволяет говорить о каком-то римском влиянии в этой области. Греческое присутствие в Этрурии объясняет происхождение этих сцен, а также транскрипцию греческих имен в этрусском языке (Achle для Ахилла, Clutumsta для Клитемнестры, Alechsentre для Александра), и это показывает, что тосканцы были очень схожи с ними и даже адаптировали свой язык к их произношению. Без сомнения, они переводили греческие произведения или сами писали пьесы, в которых действующими лицами были греческие герои.
То, что археологи не нашли остатков этрусских театров, объясняется, по всей видимости, использованием разборных деревянных подмостков, как это одно время делали римляне. Можно допустить, что Вольниус был одним из целого списка драматических поэтов, сюжеты которых нашли отражение на камнях саркофагов, но имена которых нам не известны и не будут известны никогда.
Однако если этот театр находился под влиянием греков, то можно задать вопрос: а существовал ли вообще чисто этрусский театр? Тит Ливии сообщает нам о существовании одной римской традиции, которая была заимствована в Этрурии. Речь идет о том, что во время эпидемии чумы, охватившей Рим в 364 году до н.э., в числе других средств для умиротворения богов римляне стали использовать особые представления, которые можно считать первыми театральными представлениями в городе. Согласно одному латинскому историку (VII, 2,4), для этого из Этрурии приглашали так называемых "игрецов" (ludions) – это слово происходит от слова "игра" (ludi). Они должны были танцевать под музыку флейты, но "без каких-либо текстов и жестов, обычно сопровождающих пение". Это свидетельство отсылает нас к танцам и к музыке, которые занимали видное место в жизни этрусков и оставили нам много изображений в гробницах Тарквиний.
Согласно тому же Титу Ливию, римская молодежь (то есть "iuniores" в возрасте от семнадцати до сорока шести лет) начала подражать этрусским "игрецам", "бросаясь в развлечения с импровизированными стихами" – фесценнинами. Речь идет о поэзии очень простой, вольной, даже шуточно-бранной, которая рождалась во время народных праздников и которая стала называться по имени этрусского города Фесценниум. Этот этрусский обычай – возможно, имевший религиозный характер – потом лег в основу италийского фарса. Мало-помалу эта практика вошла в привычку и, согласно Титу Ливию, дала актерам-римлянам новую форму выражения. Так появились "гистрионы", так как по-этрусски "игрец" назывался "ister". Гистрионами стали называть римских профессиональных актеров. Гистрионы образовали труппы, и тот, кто желал дать народу зрелищ, должен был обращаться к лицу, стоявшему во главе такой труппы, обыкновенно также актеру. Техника гистрионов развивалась, и постепенно сформировался первый драматический жанр – сатира (от латинского слова "satura" – смесь, блюдо, приготовленное из разной пищи), где были смешаны пение и пантомима под музыку флейты. Потом появились драмы, комедии и трагедии, а пантомимы во времена империи получили даже большее распространение, чем собственно драматические представления. Можно сказать, что этрусские фесценнины лежали в основе музыкально-танцевальных жанров, в то время как эпические и драматические жанры находились под влиянием греческого театра.
Материалы, использовавшиеся этрусками для письма, мало отличались от тех, что были обнаружены археологами, например, в римских Помпеях. Двумя основными носителями текстов являлись деревянные таблички, покрытые воском, и льняная ткань. Писали этруски тростниковыми стилосами в первом случае, и птичьим пером – в втором. Краска имела естественное происхождение: обычно это была разведенная сажа или чернила морской каракатицы. Хотя мы и не обладаем никакой точной информацией, можно думать, что в этой области, как во многих других, римляне заимствовали методы письма у этрусков. Вспомним, что прежде чем обратиться к Греции, благородные римляне посылали своих детей проходить "университеты" в Этрурию, а именно в Цере.
Табличка, обнаруженная в Марсильяна д'Альбенья, датируемая VII веком до н.э., представляет собой образец первого типа носителя за одним исключением – она не деревянная, а из слоновой кости. Она была найдена в одном из погребений и, надпись на ней, будучи выполнена на столь дорогом носителе, по-видимому, имеет религиозный характер. Другие находки показывают нам диптихи, то есть набор из двух табличек, соединенных между собой. Такие таблички использовались этрусскими школьниками.
Этрусская цивилизация была цивилизацией письменности, о чем свидетельствуют многочисленные обнаруженные надписи. <…> Этрусские книги – из которых текст Загребской мумии является наиболее удивительным примером – писались на рулонах ткани. Речь идет о volumen, полосе ткани общей длиной около 14 метров, которая должна была наматываться на деревянный цилиндр. Употребление папируса оставалось очень редким из-за слишком высокой его стоимости. А льняные книги были известны также и в Риме начала Республики, еще до употребления папируса, а затем пергамента. Тит Ливии упоминает о таких книгах, на них сохранялись имена магистратов в Риме в V веке до н.э. (IV, 7). Книги, о которых говорит Тит Ливии, походили на маленькие подушки; ткань в них была сложена в несколько слоев в отличие от варианта с Загребской мумией. В Этрурии найдено много образцов таких volumina, например, в руках покойников и на их саркофагах, что должно было свидетельствовать об их высоком положении. Таким же образом должны были выглядеть и священные книги этрусской религии.
И все-таки, хотя льняная книга и оказалась единственной этрусской книгой, дошедшей до нас, еще около шестидесяти их было обнаружено в гробницах, расположенных на юго-западе... Болгарии. Их первооткрыватель, житель Македонии, пожелающий сохранить анонимность, подарил их музею в Софии. Речь идет о сборнике из шести листов золотой фольги, связанных между собой на манер блокнота, который датируется примерно 600 годом до н.э. Этот сборник, напоминающий золотые скрижали из Пирги, включает в себя иллюстрации (всадник, сирена, солдаты) и текст, который был идентифицирован экспертами, как этрусский (один эксперт был из музея Софии, другой – из Лондона). Находка эта очень важна, несмотря на свою таинственность и недоказанность достоверности происхождения. Если предположить эту достоверность, то ее действительная связь с этрусками может считаться признанной!