ГЛАВА 5. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ V-IV ТЫС. ДО Н. Э. В ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ НИШЕ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ. ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ АТРИБУЦИЯ БЛОКА КУЛЬТУР ВИНЧА – ЛЕНДЬЕЛ – КВК.

ГЛАВА 6. КУЛЬТУРА ВИНЧА – ДРЕВНЕЙШАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ СТАРОГО СВЕТА. ФОРМЫ ВЛИЯНИЯ КУЛЬТУРЫ ВИНЧА НА ЦЕНТРАЛЬНУЮ ЕВРОПУ. ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ СОПОТ – БИЧКЕ – ЛУЖАНКИ – ЛЕНДЬЕЛ (ПРАИНДОЕВРОПЕЙДЫ НА БАЛКАНАХ).

ГЛАВА 9. ПРИЧИНЫ ЕВРАЗИЙСКИХ МИГРАЦИЙ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ. ИЗОБРЕТЕНИЕ КОЛЕСНОГО ТРАНСПОРТА.

ГЛАВА 10. ПРОТОГРЕКИ В ОКРУЖЕНИИ ПАЛЕОБАЛКАНСКИХ ПЛЕМЕН В ПОДУНАВЬЕ И НА БАЛКАНАХ. КУЛЬТУРА БОЛЕРАЗ – БАДЕН И ЮГО-ВОСТОЧНЫЙ ИМПУЛЬС.

ЛИТЕРАТУРА

ИЛЛЮСТРАЦИИ

 

Г Л А В А 5

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ V-IV ТЫС. ДО Н. Э.
В ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ НИШЕ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ.
ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ АТРИБУЦИЯ БЛОКА
КУЛЬТУР ВИНЧА – ЛЕНДЬЕЛ – КВК

Археологические культуры V-IV тыс. до н. э. в зоне формирования индоевропейского праязыка, оконтуренной в соответствии с характеристиками флоры, фауны, ландшафта и гидронимии, должны быть проверены на соответствие культурно-хозяйственному тилу индоевропейской пракультуры, охарактеризованному по данным лексики праязыка (нами приведен в главе 8). Хронологически существование единого праязыка индоевропейцев перед его распадом определяется в настоящее время как IV тыс. до н. э.

В ареале к югу от Западных Карпат, Судет, Рудных год, к северо-востоку от Шуманы, восточных склонов Альп, в Подунавье (в меридиональном течении Дуыая), Среднедунайской низменности до Южных Карпат в IV тыс. до н. э. известно несколько археологических культур.

Культура линейно-ленточной керамики распространена в Германии, Польше, Чехии, Словакии, Венгрии, и эти территории соответствуют ареалу прародины по данным флоры, фауны, гидронимии. В то же время культура линейно-ленточной керамики (КЛЛК) расширяется в позднейшей фазе от Франции до Румынии, Молдавии, вытесняясь с первоначальной зоны обитания культурой Лендьел и ее производными, и таким образом, выходит из границ ареала ПИЕ в западной границе, поскольку КЛЛК переходит Рейн. Занимая, в основном, V тыс. до н. э., КЛЛК представлена в IV тыс. до н. э. своими производными – группой Желиз в Северной Венгрии, группой Железовцы – в Западной Словакии, культурой Бюкк – в Восточной Словакии, алфелдской линейной керамикой в Потисье до Мароша, культурой накольчатоленточной керамики – в Чехии, Германии, в Польше.

Характер развития культуры меняется во времени: V тыс. до н. э.- это период преобладания гомогенной культуры на большом пространстве; IV тыс. до н. э.- процесс дифференциации культуры. Выделяется две фазы в развитии культуры: старшая и младшая. Хронологическая позиция КЛЛК относительно железовской культуры доказывается вертикальной стратиграфией на поселениях в Штурово и Чатай (Западная Словакия). Старшая фаза КЛЛК синхронизируется с культурой Старчево – Криш II-III ступени, по Д. Гарашанину. Важнейшие местонахождения старшей фазы КЛЛК в Западной Словакии – Биня, Гурбаново, Штурово, Милановцы, Чатай (Павук, 1980, с. 138) – многослойные поселения с 2 фазами КЛЛК.

Культура линейно-ленточной керамики в младшей фазе взаимодействует с керешским субстратом и дает в Потисье и Восточной Словакии дериват – восточнословацкую культуру линейно-ленточной керамики, которая в Венгерском Потисье называется алфелдской культурой линейно-ленточной керамики. Развитие последней проходит параллельно с младшей фазой КЛЛК более северных территорий Средней Европы. Через алфелдскую культуру устанавливается факт первых контактов с Винчей А, появление которой на Балканах вызвало активность и смещение керешского субстрата на север, где носители Керсш и КЛЛК и вступают в первые контакты.

Дальнейшие контакты с Винчей вызывают преобразование и младшей фазы КЛЛК, выразившееся в появлении железовской культуры в Западной Словакии, в Венгрии и Нижней Австрии.

Словацкие археологи увязывают происхождение железовской группы памятников с младшей фазой КЛЛК, ссылаясь при этом на Горные Лефантовицы и Дворы над Житавой. Железовская культура в Венгрии и Западной Словакии доживает до Предлендьелского горизонта, к которому словацкие археологи относят памятники типа Биня – Бичке, синхронизируя их с культурой Словении – Сопот Ib. Абсолютные даты памятников железовской культуры ступени IIа и III 3565 ±120 (Штурово); 3775±140 (Горные Лефантовицы) гг. до н. э.

В Восточной Словакии железовской культуры пет, но этот период заполняется буковогорской культурой, которая проходит в своем развитии четыре ступени – Бюкк А, Бюкк АВ, Бюкк В, Бюкк С. Эта культура более локальна, чем железовская, но частично заходит на территорию Венгрии. Происхождение буковогорской культуры от КЛЛК документируется памятниками в Домице, Ардово, Копчанах. Абсолютная дата буковогорских памятников ступени Бююк В в Копчанах – 4080±75 гг. до н. э. по радиоуглеродным датам.

Для КЛЛК старшей фазы характерны небольшие поселения с несколькими домами, как определяют археологи, с численностью населения до 100 человек. Указывают на сооружение дома, который может рассматриваться как дом вождя или общинный дом, поскольку выделяется размерами (Титов, 1988, с. 74). Поселения не укреплены, имеют небольшой мощности слой, что указывает на характер хозяйственной деятельности, связанной с частой сменой мест поселений и возвратом на прежние, оставленные поселения. Площадь поселений достигает 25 га, как в Биланах (Чехия).

Уклад хозяйства – земледельческо-скотоводческий, причем земледелие примитивное, подсечно-огневое, связанное с лессовыми почвами, как считают исследователи. Скотоводство, практикуемое жителями поселений КЛЛК, свидетельствует о развитии стада, продолжающемся приручении диких и скрещивании домашних животных с дикими видами.

В обряде погребения преобладает положение на боку, скорченно, но встречается и вытянутое положение скелета. Отмечается посыпка охрой в погребениях КЛЛК. В качестве погребального инвентаря встречались и раковины Spondylos, указывающие на существование обмена с далекими южными территориями; а также каменные топоры и зернотерки.

Керамическое производство КЛЛК обладает консервативными традициями. Формы однообразны (рис. 9), однако на поздней ступени развития, в период железовской культуры появляется много новых амфорных форм керамики, не свойственных культуре линейно-ленточной керамики, но характерных для культуры Винча (Мюллер – Карпе, 1968, П, табл. 197 : С, Р : 3,7; 198 : В : 1, С : 1, Д : 2; табл. 216 : А : 1-4; Д :5, Е:3,8; табл. 217: 1-9,17).

Таким образом, культура линейно-ленточной керамики распространена в ареале, практически полностью совпадающем с ареалом прародины индоевропейцев (исключение составляет южная граница: КЛЛК отсутствует на Северных Балканах, за Дунаем, в бассейне рек Савы и Дравы, в Северо-Западной Болгарии), что привлекало внимание исследователей к этой культуре как к возможному археологическому эквиваленту ПИЕ-культуры (Бош – Гимпера, 1961; Девото, 1960; Ю. Неуступный, 1976; Дьяконов, 1983 и др.). Однако культура линейно-ленточной керамики не имеет производных, которые доживали бы до середины III тыс. до н. э. и имели бы распространение в Восточной Европе, доходили бы до ареала картвельского языка и картвелоязычных культур. Так, первые производные от КЛЛК – культура Желиз, культура накольчатой керамики и Бюкк не выходят за пределы 1-й половины IV тыс. до н. э., причем, только культура накольчатой керамики вошла компонентом в культуру Рессен (наблюдается сужение ареала от Богемии, Моравии, Средней Германии, Нидерланд, Силезии и Малопольши, связанного с КНК, до Средней Германии, где распространена группа Рессен), которая, в свою очередь, по мнению некоторых ученых (Косинна, 1902) послужила частично основой для появления культур шнуровой керамики. Следует отметить тот факт, что дезинтеграция КЛЛК имеет место уже в конце V тыс. до н. э., тогда как лингвисты определяют V-IV тыс. до н. э. еще как период существования единого праязыка индоевропейцев.

Более плодотворные, вторые производные КЛЛК, от Кёреша, такие, как культура алфелдской линейной керамики, дают линию полгарских культур от Сакалхат – Лебё – культуры Тиса, Тисаполгар и Бодрогкерештур. Последние две культуры входят в первую половину III тыс. до н. э. Однако распространение этих культур только в Потисье с небольшими заходами в Южную Польшу, Западную Украину и Молдавию, а также их исчезновение и последующее оформление Бадена на этих территориях не позволяют считать это направление культурного развития европейского населения индоевропейским.

Наконец, образование культуры Боян – Джулешты в результате взаимодействия племен КЛЛК и культуры Боян -- Болинтенеану привело к появлению памятников культур Прекукутени II – Триполья А, развившихся под влиянием комплексов с расписной керамикой в Кукутени А – Триполье В (Николаева, 1986, с. 11), непрерывно развивающихся вплоть до 25-24 вв. до н. э., когда Триполье исчезает, не оставляя продуктивных производных во II тыс. до н. э. Кроме того, культуры Кукутени – Триполье практически не меняют своего ареала, кроме внутренних перемещений под влиянием импульсов извне.

Другие стороны культуры линейно-ленточной керамики также противоречат представлению о праиндоевропейской культуре. Монотонность керамической традиции (фактически вариации одного керамического типа), отсутствие стратификации в архитектуре и домостроительстве не соответствуют нашим знаниям (по данным лингвистики) ,об индоевропейском обществе как социально-иерархизованном. Даже скудные сведения о характере земледелия у племен КЛЛК и праиндоевропейцев свидетельствуют о значительном различии земледельческой практики. Так, племена КЛЛК не вспахивали легкие лессовые почвы, злаки не сеяли, а закапывали в ямки (Титов, 1988, с. 74), тогда как у праиндоевропейцев известно пашенное земледелие, а зерновые культуры высевались (см. о одинаковых корнях для обозначения действий 'пахать', 'сеять' – Мейе, 1938, с. 388; Сафронов, 1983, с. 22).

Заслуживает внимания анализ В. С. Титова, учитывающий ведущие точки зрения западноевропейских археологов о социальной структуре КЛЛК (Титов, 1988, с. 78). Он отмечает "в системе поселений первичного неолита Европы один административный уровень", политическую и экономическую независимость общин КЛЛК, представленных поселением. "Никакой интеграции выше уровня отдельной общины не наблюдается" (Титов, 1988, с. 78), Мало свидетельств о войне и военных действиях, мало укрепленных поселений, малочисленны предметы вооружения. Общество КЛЛК рассматривается как матрилокальное. Вероятность такого вывода подтверждается отсутствием или незначительностью военных действий, низкой политической интеграцией (Титов, 1983, там же), зависимостью основных средств существования от женского труда. Насколько правомерен такой анализ на археологических данных, зависит от степени разработки этих вопросов историками первобытного общества и этнографами. Во всяком случае такая социальная интерпретация общества КЛЛК не соответствует социальной характеристике праиндоевропейцев.

Культура накольчатой керамики занимает ареал меньший, чем ареал ПИЕ, поэтому также не может считаться возможным эквивалентом культуре праиндоевропейцев (это территория Чехии, Средней Германии и Силезии), причем ареал КНК больше соответствует ареалу праиндоевропейской гидронимии, находясь за пределами ареала ПИЕ по данным флоры и фауны (рис. 10). Чайлд считал, что культура накольчатой керамики возникла из слияния КЛЛК с более примитивными культурами местных племен, находившихся еще на стадии мезолита и живших в гористых областях между Дунаем и Рейном и в Тюрингии, в долинах рек Североевропейской равнины и на песчаных дюнах Польши (Монгайт, 1973, с. 234, сн. 85). Следует подчеркнуть, что отсутствие переднеазиатских аналогов для КЛЛК делает вероятным предположение о европейской автохтонности КЛЛК. В керамике КЛЛК (в форме и орнаменте) ощутимы звенья классической схемы начала изготовления керамической посуды как корзины, обмазанной глиной и случайно обожженной. Форма основного типа керамики КЛЛК напоминает корзину; орнаментация лентами напоминает корзиночные ленты. Разнообразие керамики КЛЛК выражается не в расширении набора форм, но в разнообразии орнаментации, что также указывает на примитивное керамическое производство. Местное происхождение КЛЛК и отсутствие видимых связей с Древним Востоком не дает археологической основы для реализации предположения лингвистов о контактах праиндоевропейского и прасемитского в V тыс. до н. э. (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 870),

Во второй половине VI и V тыс. до н. э. на территории Македонии, Сербии, Западной Валахии, Молдавии, Молдове, Трансильвании, болгарской Фракии, в Бапате распространилась культура Старчево – Кереш – Криш – Караново I (название культуры складывается из региональных названий одной культуры в Югославии, Венгрии, Румынии, Болгарии). Ареал этой культуры совпадает только в южной части с ареалом ПИЕ; никогда культура Старчево не появлялась в северной половине области древнеевропейской гидронимии. Хронологические рамки культуры; вторая половина VI – первая половина V тыс, до н.э. Эта культура не дала никаких производных, кроме как в Потисье, где Криш вошла в контакт с КЛЛК и дала производную – культуру алфелдской линейной керамики, преобразованной влиянием Винчи А в культуры полгарского круга. Однако и это направление – тупиковое, не имело распространения в области древнеевропейской и и. е. гидронимии на территории Польши, Германии и исчезло с появлением Бадена в конце первой половины III тыс. до и. э. Типология керамических форм Старчево указывает на связи с культурами Анатолии (Хаджилар IX) и Фессалии (Пресескло) (Мюллер – Карпе, т. 2, с. 91, табл. 123 : А; 127 : А, В) как с возможными предшественниками, а также с культурами Фессалии (Сескло) и Анатолии (Хаджилар VI) – как с синхронными и соседними культурами (рис. 8). Культура Старчево – Кереш – Криш – Караново относится к кругу расписных культур, поскольку наряду с монохромной и барботинной керамикой в этой культуре впервые появляется роспись на ангобированных сосудах. Интересно, что впервые появляются спиральные и меандровые орнаментальные мотивы в Старчево – Криш – Караново I (Мюллер – Карпе, 1968, т. 2, с. 91, табл. 142:34 и др.), предшествуя росписи в КЛЛК. Расписная керамика Старчево объясняет появление расписной керамики в Винче, с которой Старчево синхронна на последней стадии, в КЛЛК, с которой Старчево и синхронна, и вступает в контакт в Потисье; в культуре Лендьел, Лужайки, в которые компонентами вошла Винча и, частично, Желиз. Роспись как орнаментация недолго удерживается в культурах индоевропейского круга, но эстафета расписного декора удерживается в культурах Юго-Восточной Европы, где сильнее наследие Криш и КЛЛК, т. е. в Кукутени – Триполье, в Бояне III- IV, Петрешти, Херпай.

Прямого контакта с культурами лендьелского крута у культуры Старчево нет, но в Старчево впервые появляются сосуды на ножках, распространившиеся потом в культуре Лендьел, воспринятые, вероятно, через Винчу от Старчево (Мюллер-Карпе, т. 2, табл. 142: 38, 39, табл. 143 : В4 сравнить с табл. 147 : 33, 36 и с табл. 203 : 31, 32).

Форма поселения культуры Старчево – тель. Экономический уклад – "кочевое" земледелие со скотоводством, охота, рыболовство (Монгайт, 1973, с. 208). Земледелие характеризуется (также как и в КЛЛК) как примитивное. Поселения не укреплены. Малочисленность предметов, которые могут считаться предметами вооружения населения Старчева, указывают, как и в случае КЛЛК, на мирный характер экономики и жизни населения Старчева, малое значение войны. Следовательно, социальная интерпретация общества Старчева должна быть аналогична социальной характеристике культуры линейно-ленточной керамики – т. е. это матрилокальное общество, что противоречит социальному портрету праиндоевропейской культуры как общества с развитой троичной социальной структурой (жрецы, воины, производители материальных, благ, по Дюмезилю, 1986, с. 11).

Таким образом, ареал культур Старчево, слабая миграционность, отсутствие производных культур, которые бы вошли во II тыс. до н. э., уклад экономики и социальная характеристика общества не позволяют считать Старчево эквивалентом праиндоевропейской культуры.

В ареала ПИЕ в конце V – начале IV тыс. до н. э. находится культура Тиса. Территория ее распространения ограничена Потисьем (Северо-Восточная Венгрия, Восточная Словакия). Происхождение культуры Тиса связано с памятниками Сакалхат-Лебе, Тисадоб с основой в культуре алфелдской линейно-ленточной керамики с сильным влиянием Винчи. Уклад хозяйства – земледелие, скотоводство; очень развито рыболовство. Форма поселений – телли. Известны грунтовые могильники со скорченными на боку скелетами (Горша, Кекеньдомб – Мюллер – Карпе, 1968, т. 2, с. 476, № 217,220). Керамика этой культуры представляет смесь керамики Бюкк, КЛЛК поздней фазы, Винчи и Лендьела. Культурно-дифференцирующим признаком культуры является ее орнаментация (резной меандр), а в форме керамики – геометричность контура (прямоугольные столики-сосуды – Мюллер – Карпе, т. 2, табл, 188 : Е1,8; Ф1,2; треугольные). Вазы для фруктов представляют не чашу на ножке, а биконическую конструкцию (Мюллер – Карпе, т. 2, табл. 184 : 31), что отличает эти вазы от лендьелских, винчанских вариантов, но приближает к вазам Димини (фазы Арапи). Встречаются лицевые урны (Жентес, Жегвер – Тюшкевес – Мюллер – Карпе, т. 2, табл. 186 : А6,7; 187:А2,3). На сосудах изображаются лица, сосуд принимает антропоморфную форму, много разнообразных подставок со знаками принадлежности к культу. Известна керамическая скульптура божества, сидящего на троне с серповидным оружием (Мюллер – Карпе, т. 2, с., табл. 187 :А1). Обращает внимание, чтс несмотря на развитые культурно-дифференцированные признаки в виде некоторых керамических форм и орнамента, в культуре Тиса живут и просто иепереработанные винчанские формы и даже пластика. Потисье – это зона влияния Винчи, которая оставила здесь и чистые памятники (Осентиван VIII – Винча А), и смешанные по притокам Тисы – Марошу (Винча – Тордош), и различные импорты в виде сосудов и пластики в культурах Потисья (Бюкк – Бошод, Тиса – Лебе – Мюллер – Карпе, т. 2, табл. 184:12, 13). Такого явления не наблюдается в других культурах IV тыс. до н. э. в Подунавье.

Таким образом, локальность культуры Тиса как ареальная, так и временная (потисской культуры не было в зоне индоевропейской гидрономии на территории Польши, Германии; по времени занимает 1-ю половину IV тыс. до н. э.), отсутствие производных в III-II тыс. до н. э., непереплавленная в единое целое многокомпонентиость культуры Тиса не позволяют считать ее эквивалентом ПИЕ, а лишь одной из фаз дезинтеграции массива КЛЛК (фаза интеграции из осклочных групп алфелдской линейной керамики).

Рассмотрение археологических культур в V тыс. до н. э. в ареале ПИЕ по данным географии, флоры и фауны показывает, что ни одна из рассмотренных культур: КЛЛК, КНК, Старчево – Кереш, и Тиса – не удовлетворяет условиям, предъявляемым к археологическому эквиваленту пракультуры индоевропейцев. Одно из этих требований-условий состоит в том, что формирующаяся пракультура должна сначала занимать небольшую территорию в ареале ПИЕ, а затем расшириться так, чтобы покрыть ареал индоевропейской гидронимии, а также иметь контакты с картвелоязычными и семитскими культурами, а также культурами-носителями северо-кавказских языков. Последние контакты могли происходить в Средиземноморье, на Древнем Востоке, на Северном Кавказе, поэтому культуры-эквиваленты пракультуре индоевропейцев либо должны сами иметь контакты с указанными регионами, либо давать производные, которые достигают регионов, где распространены культуры-носители всех названных языков (картвельских, семитских и северо-кавказских).

Археологические культуры V, IV, III тыс. до н. э. Винча, Лендьел и КВК (которые мы опустили в вышеприведенном экскурсе), удовлетворяющие этому условию, последовательно во времени сменяют друг друга, причем зарождение новой археологической культуры проходит на пограпичьи с материнской и с продвижением за ее пределы. Дочерние культуры не поглощают материнскую, напротив, последняя продолжает существовать, а их фазы развития взаимно обогащают друг друга. Скорость перемещения значительна: одни и те же памятники находятся на территории от Моравии до Скандинавии и трудно установить их приоритет. Дочерние культуры IV-III тыс. до н. э. занимают территорию почти всей Средней Европы в течение 1,5 тысячелетий, а культуры III-II тыс. до и. э. занимают все степные и лесостепные пространства Восточной Европы, Предкавказья, также степную часть от Черного моря до Минусинской котловины, достигая и мест локализации исторических индоевропейцев и регионов, где могли осуществиться связи с картвелоязычными, семитскими и северо-кавказскими народами.

Такими культурами являются культура Винча (середина V тыс.- кон. IV тыс. до н. э.), которая занимает территорию культуры Старчево – Криш – Кереш, т. е. Югославию, все Подунавье (от Западного Причерноморья до Словакии, Баната включительно), вероятно, распространяясь с востока по Дунаю. Основными культурами винчанского круга в V и IV тыс. до н. э. являются Дудешть (в Румынии), Боян Болинтенеану, Усое I (Болгария, Причерноморье), Хотница (Северо-Восточная Болгария), Градешница (Северо-Западная Болгария). Культурами винчанского круга в IV-III тыс. до н. э. являются Караново VI – Коджадермен – Гумельница – Криводол – Селькуца. Собственно концом Винчи в Болгарии, Румынии надо считать появление культур Сэлькуца IV – Чернавода I.

Как будет показано ниже, на основе культуры Винча и субстрата КЛЛК или Старчево – Кереш возникают памятники типа Сопот – Лендьел в Хорватии, Словении, Бичке в Задунайской Венгрии, Биня в Западной Словакии и Лужанки. Последняя является древнейшим памятником культуры Лендьел, развивающимся на хронологическом отрезке от 4000 г. до н. э. до 28 в. до н. э. (приблизительно), когда она была поглощена культурами Б аденского круга, порожденными Лендьелом и дочерней его культурой – культурой воронковидпых кубков. На протяжении более чем 1000 лет культура Лендьел соседствовала на юге с материнской культурой Винча, а на севере, северо-востоке и северо-западе в течение 700 лет с дочерней культурой КВК (культурой воронковидных кубков). Причем, прослеживаются отдельные фазы большого единообразия На территорий от Балтийского моря до Балкан от Альп до Западной Украины, равно как и дезинтеграции этого массива. Уже в самой схематической форме видно, что модель развития этих трех культур более всего соответствует лингвистическим данным и концепции на основе этих данных существования позднеиндоевропей-ской прародины – колыбели почти всех современных европейских народов – и является единственной гипотезой, примиряющей аргументы в пользу европейской и азиатской прародины индоевропейцев, через промежуточное звено малоазийского происхождения – культуру Винча.

ГЛАВА 6

КУЛЬТУРА ВИНЧА – ДРЕВНЕЙШАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ СТАРОГО СВЕТА.
ФОРМЫ ВЛИЯНИЯ КУЛЬТУРЫ ВИНЧА НА ЦЕНТРАЛЬНУЮ ЕВРОПУ.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ
СОПОТ – БИЧКЕ – ЛУЖАНКИ – ЛЕНДЬЕЛ
(ПРАИНДОЕВРОПЕЙДЫ НА БАЛКАНАХ)

В истории Европы культура Винча имела значение, сравнимое только с ролью Греции и ее воздействием на "варварский" мир. Сходство этих двух культурных феноменов заключается в схеме освоения пространства (колонизация, торговля, путешествия, но не завоевание), а также в длительности и глубине воздействия.

С появлением культуры Винча в Европе, на Северных Балканах, происходит распад одной культуры или культурно-исторической общности линейно-ленточной керамики и исчезновение другой – Старчево-Криш. В то же время сама Винча существует с середины V тыс. до н. э. до середины IV тыс. до н. э. (по одним данным) или до первой четверти III тыс. до н. э. (по другим данным, см. ниже), параллельно с ее существованием возникает новая послевинчаиская Европа как результат ее воздействия на культуры субстрата. Причем, почти за полуторатысячелетнюю историю своего существования Винча не прекращала своего воздействия, испытывая слабые влияния со стороны вновь образующихся культур и культур субстрата. В этом проявляется уникальное свойство ее культуры устойчивость. Окончательно исчезает Винча, определив консолидацию центральноевропейских культур под баденской вуалью. Формы влияния Винчи на Центральную Европу многообразны; в археологической терминологии они выглядят в качестве вариантов самой Винчи, как культуры, в основе которых доминирует винчанский комплекс (дочерние культуры), и как культуры, в которые Винча вошла компонентом (типа Лендьел) и т. д.

В связи с тем, что Винча на севере входит в экологическую нишу ПИЕ, а с юга имеет выход в Средиземноморье, хронологически занимает часть V и часть IV тыс. до н. э. и имеет массу параллелей с культурами Центральной Европы IV тыс. до н. э., чрезвычайно важно установить ее место в образовании праиндоевропейских культур и роль в судьбах позднеиндоевропейской общности.

Сенсационные археологические открытия последних 20 лет на памятниках Подунавья и центральнобалканского неолита – в Румынии, Югославии и Болгарии (Васич, 1932-1936; Грбич, 1933-1934; Гарашанин, 1951; Милойчич, 1949; Иованович, Глишич, 1960; Гарашанин, 1979; Брукнер, 1978), а также уточнение дат этих памятников в пределах V -IV тыс. до н. э. на основании созданной колонки радиокарбонных дат для европейского неолита заставляют изменить устоявшиеся представления о рассматриваемом регионе как периферии древневосточных цивилизаций. В свете этих открытий Юго-Восточная Европа в ареале распространения культуры Винча может быть названа одним из древнейших очагов цивилизации, более древним, чем цивилизации Месопотамии, долины Нила и Инда.

Диагностическим признаком цивилизации является такой уровень развития производящей экономики, когда появляется прибавочный продукт, высвобождающий часть общества для осуществления технического и культурного прогресса (Дьяконов, 1982, с. 34-36). Этому сопутствуют значительные перемены в социальной структуре: оформляется иерархия сословий; регулирующей жизнь общества становится власть вождя (царя) и института жрецов. Все эти явления оставляют след в материальной культуре, а следовательно, могут быть зафиксированы в археологических памятниках. Так, характерным внешним выражением перехода к цивилизации является появление города (на базе даже одной территориальной общины – Дьяконов, 1982, с. 34-36), а в нем – дворцов или храмов; разнообразных строений, связанных с разными их функциями, специализированных мастерских, свидетельствующих о выделении некоторых ремесел, и, наконец, письменности, без которой нет цивилизации.

Древняя цивилизация – это культура классового общества, овладевшего письменностью. Рассмотрим, как эти признаки цивилизации преломляются в археологических памятниках культуры Винчи и насколько специфическими (т. е. культурно-дифференцирующими) для этой культуры они являются.

Ранняя Винча появляется в ареале распространения культуры Старчево – Криш – Кёреш – Караново I-II (Брукнер, 1978, с. 435), причем, характер взаимодействия пришлой культуры Винча с культурой субстрата был мирный. (Это заключение основывается на совстречаемости в одном культурном слое поселений старчевской и винчанской керамики, включением некоторых форм кухонной керамики Старчево в винчанский комплекс (Брукнер, 1978, с. 435).

Ранний период развития культуры Винча (Винча – Тордош I-II, по Гарашанину; или Винча А-В, по Хольсте) характеризуется отсутствием укрепленных поселений, что также подтверждает мирный характер включения носителей винчанской культуры в массив носителей культуры Старчево – Кереш. Поселения ранних этапов культуры Винча располагаются на равнине, на грядах, защищенных от половодий, и представляют собой мощные культурные напластования, однако интенсивное нарастание слоев по вертикали еще не служит доказательством существования в культуре Винча поселения ближневосточного типа – телля. М. Гарашапин (1979, с. 71), который высказал эту мысль, полагает, что формирование культурного слоя на винчанском поселении зависело от природных условий, и приводит в качестве примера поселение у фабрики фосфатов "Фафос", которое росло по горизонтали. Мощные слои винчанских поселений в Винче, Жарково, Баньице, Предионице, Фафосе, Горной Тузле и др. говорят об оседлом образе жизни винчанского населения и существовании таких форм земледелия, которые обеспечивали длительное проживание на одном месте. Следовательно, на ранней стадии существования Винчи не приходится говорить о возможности -появления города как укрепленного культурного центра.

В поздний период развития Винчи – Винча – Плочник I-II, по Гарашанину, положение резко меняется. Многослойные винчанские поселения сменяются укрепленными поселками, расположенными на труднодоступных холмах и скалах (Гарашапин, 1979, с. 71); появляются также однослойные поселения с незначительным культурным слоем. Эти факты свидетельствуют о значительных переменах как в исторической обстановке, так и появлении каких-то внутренних факторов, вызвавших необходимость защиты от внешней опасности. М. Гарашанин (1979, с, 72), например, связывает изменение формы поселения с развитием металлургии. Внешний вид поселков Винчи на поздней стадии развития подобен цитаделям, крепостям микенского времени. Так, поселение Валач в Югославии находилось на отвесной скале, было ограждено каменной стеной из необработанных или частично обработанных камней (Гарашапин, 1979, с. 72). На поселении Градац под Злокучаном (Югославия) зафиксирован кольцевой ров, сопровождаемый палисадом (там же).

Отличие укрепленного поселения от города – слабо разработанная тема, уводящая в большую проблему появления города как признака перехода от первобытно-общинного строя к классовому обществу. Укрепление поселения, преследующее цель территориального обособления для охраны имущества и жизни – это одно из условий для обозначения поселения городом. Условие необходимое, по не достаточное, В. Г. Чайлд (1950) наметил 10 признаков для определения города:

1. Рост размеров поселения до городских пропорций. 2. Централизованное накопление капитала путем наложения дани или налога. 3. Монументальные сооружения. 4. Изобретение письменности. 5. Развитие точных наук и астрологии. 6. Появление и рост международной торговли драгоценностями. 7. Появление классовой стратификации общества. 8. Освобождение части населения от производства продуктов питания для специализации в производстве орудий труда. 9. Замена общества, основанного на родственных связях, обществом, основанном на территориально-общинных связях (государством). 10. Появление натуралистического или, возможно, символического искусства (Ким, с. 54).

Нетрудно видеть, что нельзя выявить признаки 2 и 9 на основании сегментированных остатков материальной культуры, а признаки 5-7 – лишь при исключительно благоприятной археологической ситуации. Кроме того, "Чайлд смешал признаки первичные и вторичные" (Ким, 1984, с. 54). Ряд зарубежных ученых предложил на специальном симпозиуме Чикагского университета три универсальных признака определения города:

1. Численность населения более 5000 человек. 2. Наличие монументальных сооружений. 3. Обнаружение письменности (Ким, 1984, с. 54).

В. М. Массой (1976, с. 144) справедливо добавляет к этим признакам наличие центров ремесленных производств. По указанным выше причинам, для определения города необходимо и наличие фортификационных сооружений вокруг него. Такой признак города, как численность более 5000 жителей, можно лишь условно принимать во внимание. Следует подчеркнуть, что с городом не связывается представление о больших размерах: Д. Л. Пейдж говорит, что пересечь Трою VI или VII из конца в конец можно за 2 минуты (Монгайт, 1974, с. 119). Другими словами, город представляет собой качественное изменение в характере поселения.

Укрепления появляются в балканском регионе в конце V тыс. до н. э. не только в культуре Винча, но и в ряде культурных групп и культур, связанных с продвижением культуры Винча на запад и север (культура Сопот, группа Бичке, группа Лужанки, культура Лендьел). В. С. Титов указывает .на отличие укреплений культуры Винча от группы Бичке и связывает происхождение укреплений Бичке с контактами населения с неолитическим населением Далмации (Титов, 1980, с. 316). Однако окончательное суждение о происхождении укреплений в поселениях неолитической эпохи Средней Европы можно составить, исходя из хронологии этих групп и Винчи (периода Плочник). Так, группа Бичке относится ко времени Винча В2-С; к этому же времени относится смена Сопот IB фазой Сопот II. Следовательно, укрепления появляются к западу от основной территории культуры Винча приблизительно в период перехода от Винчи – Тордош к Винче – Плочник и были связаны с необходимостью защиты от автохтонов поселений-колоний, выдвинутых культурой Винча. В то же время возникает и задача защиты поселений Винча на коренной территории, занимаемой культурой Винча.

Укрепления поздневинчанских поселений – достаточно сложные фортификационные сооружения, состоящие из рвов, валов, палисадов, каменных стен. Естественно укрепленные места усиливались искусственными сооружениями. Круговые обводные валы предполагали существование определенной планировки с центром и застройкой по радиусам. В качестве примера можно привести укрепления селища культуры Градешница, которое было обнаружено с рвом шириной 10 м и земляным валом высотой 1 м с деревянным палисадом. На селище было 63 жилых постройки. Винчанская атрибуция Градешницы доказывается и конструкцией домов, и печей, и типологически близкой керамикой и наличием глиняных крышек, украшенных знаками письменности.

До появления более фундаментальных исследований, посвященных оборонительным сооружениям эпохи неолита Западной Европы, можно все же заметить, что типологически сходна система укреплений в культуре Виича и культурах к северу и западу от ее ареала: это рвы с палисадом и валами, а также каменными степами (в одном из лендь-елских поселений во рву был найден камень – Титов, 1980, с. 370). Этот тип укреплений удерживается и в период позднего неолита (культуры воронковидных кубков) в центре и на севере Европы.

Укрепленные места разнообразны по назначению, что находит выражение в их археологической неоднородности. Функциональное предназначение данного укрепленного места даже далеко не всегда бывает ясно. Эта неотчетливость накладывается и на проблему в целом выявления городских решений в культуре Винча.

Чтобы оценить правомерность термина "город" в отношении к винчанским поселениям, следует обратиться к домостроительству и архитектуре культуры Винча.

На раннем этапе развития культуры Винча строения на поселениях представлены как землянками, так и наземными сооружениями. Землянки рассматриваются как временное сооружение и как явление, не характерное для домостроительства культуры Винча (Гарашанин, 1979, с. 73). Гораздо чаще встречаются и типичные для этой культуры наземные сооружения (Малая Грабовница, Плочпик, Баньица, Кормадин, Белетница). Дома по форме различны. Основная форма – в виде прямоугольника с известными отклонениями. Дом может иметь одну или больше комнат; стены сделаны из плетня, обмазанного глиной. На стадии Винча – Тордош II зафиксированы в зависимости от размеров дома столбы, поддерживающие кровлю. Столбы размещали по длине дома.

На поздней фазе развития Винчи – Винча – Плочник – дома чаще многокомнатные и больших размеров. Так, дома в Винче (глубина слоя в Винче 3,2 и 3,62 м) и дома из Якова – Кормадина – трехмастные (Иованович, Глишич, 1960). Появляются дома типа "мегарона". Так, в поселении Баньица в горизонте III исследован дом 7 прямоугольной в основании конструкции с сенями-портиком размером 16,5X8,5 м. Подобная конструкция в культуре Винча является основанием для отнесения ее к балкано-анатолийскому комплексу, так как, по общему мнению, дома типа "мегарона" появляются впервые на Древнем Востоке. М. Гарашанин подчеркивает, что подобные дома в Винче ничего общего не имеют с большими домами в культуре линейно-ленточной керамики и культуре Кукутени -Триполье (Гарашанин, 1979, с. 77; Тодорович, Церманович, 1960, с. 126, рис. 29). Наряду с большими домами (размером больше 200 кв. м) существовали небольшие дома (размером до 30 кв. м), трехчастные с очагом в средней части. Над очагом укреплялся священный символ – букраний. Такие дома отмечены в Кормадине, причем, они связываются с местами культа (рис. 26:3). Можно отметить, что в домах пол был либо деревянный (продольно, поперечно и крестообразно настланный), либо из утрамбованной земли или щебенки.

Подобные факты позволили югославскому исследователю Б. Брукнеру говорить о новых городских решениях в домостроительстве культуры Винча: "Поздненеолитические поселения культуры Винча в Воеводине демонстрируют новые городские решения. В период поздней Винчи дома имеют исключительно двускатную крышу коньковой конструкции, и довольно часто над входом помещалось пластическое украшение с ясной апотрофической охранительной функцией" (Брукнер, 1974, с. 434, рис. 13, 14, сп. 20). Другой исследователь – М. Гарашанин (1979) – на основании тех же материалов замечает: "Материал однако недостаточен, чтобы говорить об урбанистическом облике поселения (дома отстоят друг от друга на большом расстоянии; плотность застройки небольшая)".

Архитектура на поздней фазе культуры Винча характеризуется прежде всего появлением строений с четко определенными функциями *. На поадневинчанских поселениях зафиксированы три группы объектов, которые могут быть определены как "дворцы", "храмы", "святилища" и просто как "жилой дом". Дворцы. К ним могут быть отнесены строения больших размеров, имеющие необычную, нестандартную планировку, которая отмечается, как правило, один раз на одном поселении для одного строительного горизонта.

[* Действительно, чтобы говорить о, городе, постройках городского типа, необходимо иметь объекты с ясно читаемыми функциями. Так, например, С. Ллойд испытывает затруднения при идентификации дворцовой архитектуры, даже раннединастического периода Месопотамии (когда уже достоверно существовали города-государства, были известны храмы, и другие типы построек) из-за недостаточного понимания функции и назначения (С. Ллойд, 1984, с. 140).]

Действительно, на поселении Баньица фазы Винча – Плочник в двух строительных горизонтах зафиксировано два дома, размеры которых являются наибольшими для культуры Винча в целом. Дом № 4 в горизонте II имел размеры 20Х11 м (Тодорович, Церманович, 1960, с. 126, рис. 29). Дом № 7 в горизонте III имел размеры 16,5X8,5 м (там же), являлся мегароном (рис. 27: 1).

Следует допускать особое назначение зданий в культуре Винча, площадь которых 150-200 кв. м, учитывая, что площадь основной и наиболее распространенной постройки в культуре Винча- 15-30 кв. м. В более позднее время в Греции на раниеэлладских поселениях конца III тыс. до н. э, (Лерна III – Блаватская, 1966, с. 154) строения площадью 25X12 кв. м с мегароном определяются как жилища правителя. Такие строения также являются уникальными и для каждого строительного горизонта в Лерне (рис. 27: 6).

В среднеэлладское время (поселение Дорион IV в Мессении, XIX- XVIII вв. до н. э.) крупнейшее жилое здание "Большой дом" с мегароном на акрополе общей площадью не превышало 130 кв. м и трактуется исследователями как центр административной власти и как дом правителя (Блаватская, 1966, с. 36), а поселение называется "протогородом или поселением городского типа".

В микенскую эпоху в Микенском, Тиринфском и Пилосском дворцах площадь центрального помещения, которое также по планировке было мегароном, как и винчанский дом № 7 в Баньице, находилась в тех же пределах, 150-200 кв. м (143 кв. м – площадь пилосского мегарона – Монгайт, 1974, с. 45).

В более позднюю античную эпоху мегарон еще сохраняется в греческой архаике (VIII в. до и. э.) как центральная часть жилого дома и общественного строения, о чем можно судить по глиняным моделям домов из Аргоса и Перахоры (Кругликова, 1984, рис. 28 : 1).

В зданиях античной Греции мегарон явился основой для создания усложненных производных в виде различных архитектурных ордеров. Таким образом, можно считать, что появившись в Греции в IV тыс. до н.э. (культура Димини – рис. 27:3) и несколько ранее (в позднем Сескло – рис. 27 : 2), мегарон как основной элемент в планировке зданий общественного назначения или резиденций правителя непрерывно существует и доживает до середины I тыс. до н. э., уступая место новым античным ордерам, сложившимся на его основе.

Мегарон – это архитектурный комплекс, состоящий из прямоугольного зала с очагом в центре, вход в который идет через портик (пропилеи) и еще один портик (вестибюль). Мегарон составлял "неотъемлемую и наиболее важную часть любого микенского дворца" и был сердцем его. Здесь устраивались "пиршества, официальные приемы и аудиенции" (Андреев, 1982, с. 289). Действительно, такой зал мог вместить около 300 человек, тогда как булевтерий в Афинах IV в. до н. э. вмещал в себя 600 человек, имея площадь 23X23 кв. м * (Кругликова, 1984, с. 44).

[* Если к раннеэлладским мегаронам еще не примыкают жилые постройки, то в ахейскую эпоху мегарон становится центром, вокруг которого размещаются жилые комнаты, склады и т. д., и всегда выполняет функции парадного помещения.]

На основании вышесказанного дома-мегароны поздней Винчи мы никак не можем считать рядовой жилой постройкой, а должны рассматривать их в соответствии с аналогиями из более поздних эпох дворцами – резиденциями правителей или общественными зданиями, где собиралось общинное собрание. В этой связи представляется интересным коснуться проблемы происхождения мегарона.

В первой половине XX века высказывались точки зрения о зарождении мегарона в Северной Европе – прародине индогерманцев (Монгайт, 1974). В III тыс. до н. э. раскопками в Фессалии В. Милойчичем было показано, что в позднем неолите региона – в начале III тыс. до н. э. – в культуре Димини, находившейся, по мнению одних исследователей, под сильным культурным влиянием Винчи, а по мнению других, возникшей в связи с перемещением культуры Винча к югу, появляются постройки типа мегарона. Обнаружение мегаронов в позднеубейдских слоях Тепе Гавра (слой ХIа), датирующихся 3500- 3300 гг. до н. э., казалось бы, устанавливает приоритет ближневосточных регионов в изобретении этого архитектурного ордера. В более позднее время в Анатолии мегарон находят в Трое I. Эта архитектурная традиция не прерывается и в Трое II, где обнаружены две царские резиденции в форме мегарона (Монгайт, 1974, с, 122, сн. 93; Титов, 1969, с. 132, и сл.).

Бесспорно, более древними являются мегароны культуры Винчи, которые датируются 3900-3600 гг. до н. э. (см, даты Винчи по С 14 – Долуханов, Тимофеев, 1972, с. 50-51), и естественен вывод, что мегарон как архитектурный ордер был изобретен в Европе носителями культуры Винча на поздней фазе ее развитии. Последнее следует подчеркнуть, так как, принимая во внимание восточно-средиземноморское или анатолийское происхождение балкано-анатолийского комплекса, который состоит, в первую очередь, из культуры Винча, можно было бы думать, что мигранты культуры Винча принесли с собой и такое ближневосточное новшество, как мегарон. Однако фактами отсутствия мегарона на стадии ранней Винчи – Винча А или Винча – Тордош I доказывается изобретение мегарона в среде культуры Винча уже в период ее развития в Европе*. Эта архитектурная традиция распространилась не только в Греции, но и в центральной и Северной Европе и доживает там до гальштатского времени включительно (Федерзее, Бавария).

[* В докерамичеоком неолите Иерихона ("В") постройки, по мнению Дж. Меллаарта (1982, с. 43, рис. 11б) напомииают постройки типа мегарона, однако большой хронологический разрыв в 2,5 тыс. лет в традиции и типологические различия (сырцовая архитектура, тогда как мегарон – это столбовая конструкция) не позволяют прямо выводить мегароны из иерихонского варианта.]

Абсидные дома. Так обозначаются исследователями дома с закругленной торцовой стенкой. В культуре Винча такой дом был найден на эпонимном поселении на глубине 4,1 м (Винча, Винча С – Винча – Плочпик: Васич, 1932, рис. 8: 17, 1936//IV, с. 73; Монгайт, т. II, с. 41). Размеры этого типа домов не уступают размерам мегаронов (дом в Винче имел размеры около 100 кв. м), и все вышесказанное о значении размеров в определении особой парадной функции мегаронов относится к абсидным домам.

Сказать что-то определенное о назначениям абсиды трудно, поскольку все предположения будут гадательными из-за отсутствия аналогий с четко обозначенными функциями в письменных источниках и памятниках письменной эпохи. Можно заметить только, что закругление степы влечет за собой изменение в конструкции кровли, и, стало быть, подобное изменение в планировке дома вызвано важными обстоятельствами – композиционно выделить часть дома, имеющую какое-то постоянное предназначение. Поиски функционально определенных аналогии опять-таки уводят в Грецию, где они обнаружены в неолитической культуре Рахмани (Мюллер-Карпе, 1968, т. II, табл. 135, С 7) (рис. 27:12). В раннеэлладской Греции в Лерне III (конец HI тыс. до н. э.) отмечены постройки с абсидным завершением, две из них небольшого размера. Только одна приближается к размерам мегарона. В Дорионе IV – среднеэлладском поселении – было раскопано "320 домов, большей частью состоящих из прямоугольных помещений, иногда подковообразных (заканчивающихся абсидой)" наряду с домами типа мегарона (Монгайт, 1974, с. 41).

Новые пространственные решения в планировке дома, видимо, не стали популярными у ахейских зодчих; абсидпые дома не встречаются в архитектуре микенской эпохи, по получают распространение в XV- XIV вв. до н. э. такие формы погребальной архитектуры, как толосы – купольные гробницы, которые представляют собой соединение круга в плане и прямоугольника, т. е. тех же геометрических форм, которые сопрягаются и в абсидной конструкции. В этой связи заслуживает упоминания замечание Т. Б. Блаватской, что "микенские династы увековечивали себя в монументальной архитектуре, имевшей в III тыс. до н. э. сакральное значение". Эта архитектура созвучна круглым домам, известным в моделях с Кикладских островов (Блаватская, 1966, с. 154).

Титов (1980, с. 372) и Судский (1969, с. 380) приводит аналогии абсидным домам культуры Лендьел в культуре Рахмани, датируемой рубежом IV/III тыс. до н. э. и подчеркивает, что вопрос происхождения абсидного дома решается на основании хронологии этих культур. В той же Греции можно указать аналогию абсидиому закруглению в конструкции дома в культуре Димини (Монгайт, 1973, с. 213), на поселениях РЭ III (рис. 27: 13, 14). Хронология позволяет установить большую древность винчанского дома с абсидной и, следовательно, приоритет культуры Винча в изобретении абсидной конструкции дома.

Таким образом, с определенной степенью достоверности можно заключить, что абсидная конструкция использовалась для постройки домов с особой функцией, возможно, сакральной. Такие дома представляют собой столь же единичное явление, как и мегароны, имея почти такие же размеры, что выделяет их из рядовых строений. Эта архитектурная традиция характерна для Греции, где встречается в конце IV и III тыс. до и. э. в домостроительной архитектуре вплоть до рубежа III/II тыс. до нп. э., а для II тыс. до н. э. сохраняется только в погребальной архитектуре.

Изобретателями этого архитектурного стиля являются также носители культуры Винча.

Жилые строения. К ним следует относить дома столбовой конструкции с двускатной крышей, с одной и более комнатами. Эволюция жилого дома Винчи идет в направлении увеличения площади до 50 кв. м и увеличения числа комнат. В поздневинчанских поселениях встречаются дома из 2-5 небольших комнат с очагами в центральной комнате. Как уже указывалось, дома были столбовой конструкции, наземные; стены сооружались из плетней, обмазанных глиной. Полы различались тем, что их делали или из деревянного пастила, или из утрамбованной глины (толщиной 10 см), из щебенки и камня. Ориентировка дома: ССВ – ЮЮЗ.

Над входом в дом укрепляли голову зверя – быка, оленя и др. с явной "апотропеической функцией".

Типичным домом можно назвать строение 2 в Кормадине (размены 6,7X4,7 кв. м). разделенное на 3 части (4,7X1,6 кв. м; 4,7X2,4 кв. м; 4,7X2,6 кв. м). В среднем отделении дома была печь с ямой перед ней для золы. Над очагом на стене был укреплен букраний. В многокомнатных домах устанавливалось по несколько печей.

В Винче прослежено несколько типов печей, из которых часть использовалась в гончарном производстве, часть – для плавки руды, а часть – для выпечки хлеба, для приготовления пищи. Печь также декорировалась, как и очаги, и жертвенники, пластическим орнаментом. Следует особо подчеркнуть, что конструкция печи в культуре Винча резко выделяет эту культуру из ряда синхронных и соседних культур типа Кукутени – Триполье и, таким образом, является культурно-дифференцирующим признаком, на что еще указывал Васич (1932, рис. 8: 17; 1936, т. IV, с. 73).

Хотя плотность жилых построек возрастает на поздневинчанских поселениях, застройка достаточно свободна, хотя и компактна. Население культуры Винча сооружало дома, которые соответствовали размещению одной малой семьи 7-10 человек, в отличие от больших домов культуры линейно-ленточной керамики – жилища большой семьи.

Очаг занимал центральное место в интерьере дома и, вероятно, считался священным (букрании подвешивались над очагом). Культ домашнего очага в развитом виде мы встречаем у греков и римлян, в пантеоне которых есть богини-охранительницы очага, а позднее у всех индоевропейских народов. В рядовых жилых постройках обнаруживаются атрибуты домашнего культа – разнообразная зооморфная пластика, антропоморфные изображения, маленькие глиняные алтарики.

Наряду с наземной столбовой конструкцией жилой постройки в культуре Винча существовали землянки и шалаши столбовой конструкции (Гарашанин, 1979, с. 73-78; Брукнер, 1979, с. 434-435). В соответствии с локальными вариантами культуры Винча могут быть намечены и локальные варианты домостроительства этой культуры, однако это не может изменить вывода о том, что домостроительная архитектура винчанской культуры служит культурно-дифференцирующим признаком, выделяя памятники Винчи из ряда синхронных и соседних культур, таких, как культура линейно-ленточной керамики, культурно-историческая область Старчево – Криш – Кереш – Караново I-II, раннекикладской культуры, Кукутени – Триполье, и культурно-интегрирующим признаком, объединяя памятники культуры Винча с культурами лендьелского круга и культурой воронковидных кубков Средней Европы, с культурой позднего неолита Фессалии – Димиии, с культурами, сменяющими Винчу в диахронии – Криводол – Сэлькуца – Бубани – Хум.

Храмы. Предметы культа. Религия. Институт жречества. Если на Древнем Востоке (в догосударственный и раннегосударственный периоды) храмы были бифункциональны: являлись средоточием административной и религиозной власти (Ллойд, 1984), то в Древней Европе в круге индоевропейских культур как в догосударственный, так и в государственный период (древние германцы, древние ирландцы, славяне и др., а также ахейские греки и эллины, италики и римляне), совершение обрядов и ритуалов происходило либо за пределами города, поселения (святилища), либо в храме, который не являлся одновременно административным центром. Эта европейская традиция восходит к культуре Винча, в которой выделяются светские здания – общественные дома или резиденции правителя – и храмовые постройки, характер которых устанавливается на основании деталей интерьера (жертвенники, священная символика) и комплекса находок (пластика, кости жертвенных животных).

Культовые постройки имели определенную планировку, неоднократно перестраивались. Это были не монументальные сооружения и потому храмами могут быть названы условно. На поздневинчанских поселениях такие постройки с определимой функцией культового места исследованы, например, в Кормалине (дома № 1, 2: Гарашанин, 1979, с. 79-80; Власса, 1972, с. 490). Эти строения имели трехчастную конструкцию общей площадью около 30 кв. м, или двухчастную. Ориенти-рованы дома в направлении С-Ю или ССВ-ЮЮЗ. В северной части устраивался монументальный жертвенник, над которым на столбах развешивались священные символы – букрании. Жертвенник украшался лепным декором, метопами. Орнаментальные мотивы – криволинейные, спиральные, угловые и прямоугольные. Общая орнаментальная схема такова, какая применялась и в орнаментике керамики. Кроме жертвенника, в подобных постройках находились и печи. В разных углах культовых строений находились кости жертвенных животных, зооморфная и антропоморфная пластика.

Исследователи винчаских поселений отмечают, что эти постройки имеют несомненное культовое предназначение.

Важным дополнением к характеристике винчанской религии служит сенсационная находка Н. Влассы в Тэртэрии культово-религиозного объекта в яме, впущенной с древнейшего слоя поселения эпохи Винча – Тордош (Румыния). Он включал в себя 26 идолов из глины, 2 алебастровых идола; 1 гривну из раковин Spondylos, 3 таблички из глины с резными знаками. На названных предметах лежали фрагментированные и сломанные кости человека возраста 35-40 лет. Эта находка и до сих пор служит основанием для румынских археологов датировать раннюю Винчу началом III тыс. до н. э. и утверждать о существовании связей с Месопотамией в это время. Стратиграфические факты залегания этой находки бесспорны; она действительно относится к периоду Винча -Тордош. Однако доказательства, проводимые Н. Влассой в пользу влияния месопотамской пиктографии на табличках Тэртэрии, хотя интересны, но не убеждают, что исходный центр сложения такой системы письма находится в Месопотамии (Власса, 1972, с. 490). Действительно, месопотамское письмо возникло в конце IV тыс. до н. э., а ранняя фаза развития культуры Винча – Винча – Тордош-относится к V тыс. до н. э. по С 14 (см. ниже о датировке Винчи). Показательно, что эти находки из Тэртэрии сопрягались с изображением знаков письменности, свидетельствуя о том, что в числе прочих письменность имела в это время и культово-магическую па-грузку (рис. 12: 34-38).

Антропоморфная, пластика. В ряду синхронных и соседних культур неолита Европы культура Вилча выделяется самой развитой системой религиозных воззрений, если даже основываться только на большой группе антропоморфной и зооморфной пластики (глиняные мужские и женские фигурки, а также глиняные фигурки животных). Глиняная пластика культуры Винча поражает своей высокой стандартизацией и наряду с монолитностью материальной культуры может свидетельствовать в пользу существования в среде винчанского населения общих культов, наряду с местными и домашними культами. Большое число идолов, находимых как в одном месте (Тэртэрия), так и в разных местах, разнообразных по форме и деталям изображения и в то же время отличающихся высоким стандартом, может указывать на сложившийся пантеон в винчанской религии с обособлением функции каждого бога. М. Васич дал первую классификацию винчанской пластики, выделив в ней 11 групп: 1 – стоящие фигуры; 2 – сидящие фигуры; 3 – куротрофные женские фигуры; 4 – стоящие мужские фигуры; 5 – фигуры разного облика и значения; 6 – фигурки животных (коров, овец, коз, свинец и птиц); 7 – вотивные фигурки. Черты лица на антропоморфной пластике передаются как выступом носа, так и врезными линиями. Линия глаз в виде сегментов, которые могут огрубляться до треугольников, непрерывно переходят в две параллельные линии – продолжение линии носа. Пластика отличается стандартностью приемов изображения. Этот высокий стандарт служит культурно-дифференцирующим признаком винчанской культуры в море пластики культур расписной керамики, культуры Лендьел, культур эпохи неолита Балкан, Андриатики, Восточного Средиземноморья (рис. 1: 7-11, 19- 23; рис. 12: 20-23, 37-38; рис. 25: 1-7, 15-21).

Антропоморфная пластика дополняется крышками с антропоморфных сосудов: глаза изображались также сегментами, ресницы – заштрихованными треугольниками; волосы -лентой с точечными наколами; юбка – шашками с точечными наколами. Линия эволюции этих сосудов доходит до античной эпохи (Греция) и даже до первых веков н.э. (в круге культур железного века Северной Европы). Столь долгое существование их во времени может объясняться их сакральным предназначением (рис. 11: 2; 12: 17).

В материальном комплексе культуры Винча встречены костяные предметы неопределенного назначения ("костяные шпатулы") (рис. 12: 29). Форма этих предметов разнообразна и аналогична некоторым глиняным и алебастровым идолам с той лишь разницей, что идолы – объемные фигуры, а "костяные шпатулы" – плоскостные. По нашему мнению, они могут быть трактованы тоже как вотивные предметы, одновременно являющиеся и украшениями в одежде. Серии костяных предметов близкой формы встречены в культуре Варна (Тодорова, рис. 58), культуре шнуровых керамик (Махник, 1983), а также в ямной и раннекатакомбной культуре Восточной Европы и кубано-терской культуре Северного Кавказа (Латынин, 1967; Сафронов, Николаева, 1975; Васич, 1932, т. I, рис. 67-88).

В антропоморфной пластике выделяются сдвоенные фигуры, (Васич, 1934, т. III, рис. 552) как бы предвосхищая общеиндоевропейский культ (рис. 1: 19) Близнецов, известный из мифологии индоевропейских народов (человеческая первопара Яма и Ями в "Ригведе"; первовождь среди иранских скотоводов Йиме, имя которого этимологически восходит к значению "пара, близнецы" в "Авесте"; Юпитер – Юнона – в римской мифологии; Гера – Зевс, Апполон – Артемида, Кастор – Полидевк – в греческой мифологии и т. д.).

Историками и культурологами убедительно показано, что древнейшие пласты языческой религии несут следы тотемизма – представления божества в образе барана, быка и т. д. В этом смысле скотоводческий культ культуры Винча, о котором говорится во всех обобщающих и специальных трудах по данной культуре, и выражающийся, как уже было показано, в помещении головы животного над входом в дом; над очагом, жертвенником; в зооморфной пластике, сосудах в виде животных – по всей вероятности, это культ бога – покровителя стад и охранителя животных. Параллель этому культу можно видеть в изображении бога света, покровителя искусств Аполлона в виде барана, подразумевая тем самым древнейшую функцию этого божества – охрану стад и животных (Мелларт, 1982, с. 91). Характерно, что хронологический диапазон букрания как символа скотоводческих культов может быть обозначен в пределах 7 тыс. до н. э. – середина I тыс. до н. э. (Мелларт, 1985, с. 116).

Погребальный обряд культуры Винча также свидетельствует о развитых религиозных представлениях ее населения.

Культура Винча принесла в Европу экстрамуральные могильники. Тип могильников – грунтовый. Захоронения были одиночные и парные. Обряд погребения – левый и правый бок; ориентировка по линии В-3 (60%) и в направлении С-Ю. Погребенного сопровождали керамические сосуды, кости жертвенных животных, ожерелья из раковин, каменный и костяной инвентарь, в их числе – секиры.

Кроме обряда трупоположения, практиковался и обряд трупосож-жения. Правда, исследователи (Гарашанин, Брукнер) предупреждают осторожнее относиться к фактам кремации в культуре Винча. Сообщается, что в основании винчанских слоев в Ви,нче найдены кальцинированные кости, однако сосуд с барботинной орнаментацией мог относиться и к предыдущей культуре – Старчево. В Вырщице найден сосуд с кальцинированными костями и каменной секирой. В Фессалии могилы с трупосожжением встречены в группе Лариса, у которой фиксируются связи с винчанской группой.

Возможно, существовал культ захоронения черепов, хотя эти находки еще не имеют удовлетворительного объяснения, поскольку могут происходить из разрушенных погребений.

Существовали и ритуальные захоронения – над очагом в Парца.х, Скелет лежал на правом боку, был покрыт ненарушенной лепниной, Культово-магическим называет захоронение в Тэртэрии Н. Власса фрагментов человеческих костей (что служит указанием либо на ритуальный каннибализм, либо на обычай расчленения погребения – Гарашанин, 1979, с. 79-81).

В целом совершенно ясно, что культура Винча принесла в Европу развитый погребальный обряд, в котором отразилось зрелое состояние религии винчапского населения, которая объясняла строгой регламентацией культа мертвых загробное существование человека. Если учесть, что в культурах раннего неолита Средней и Южной Европы – культуре линейно-ленточной керамики, Старчево – Кёреш – обряд погребения почти неизвестен (интрамуральные погребения на площади поселения, без погребального инвентаря), черты винчанского ритуала – положение погребенных на боку, скорченно; существование погребального инвентаря – керамика, бусы из раковин и топоры из камня – в культуре позднего неолита Средней Европы, Лендьел, не случайны и возникли в ходе прямой преемственности идеологии Винчи.

Жрецы как хранители традиции, бесспорно, существовали в обществе Винча. Это следует из того факта, что культура Винча очень устойчива в своих проявлениях и оказывала воздействие на окружающие народы и культуры, по обратного воздействия не испытывала. Такое состояние возможно только при бесспорном более высоком уровне всех сторон культуры Винчи сравнительно с уровнем культуры аборигенного населения. Как было показано выше, много фактов говорит в пользу высоко развитых религиозных воззрений, распространенных в кругу винчанского населения. Винчанские колонисты несли вместе с формами экономики, хозяйствования, продуктами ремесел свои взгляды на мир, человеческое бытие, т. е. были проводниками своей идеологии. Многие черты материальной и духовной культуры были восприняты от Винчи в связи с образованием ряда культур в Средней Европе и удерживались там по меньшей мере еще 1000 лет, точно так же, как и на коренной территории культуры Винча специфические черты культуры практически не видоизменились вплоть до образования баденской культуры, т. е. середины III тыс. .до н. э. Вероятно, все достижения культуры Винча, ее производственные и экономические, ремесленные, инженерные "секреты" были закреплены в культово-религиозной форме, в определенной обрядности и ритуале. Однако это косвенное доказательство осуществления руководящей роли той части населения культуры Винча, в функцию которого входило сохранение культурной традиции народа.

Только существованием института жречества можно объяснить сложение системы письма, которую не совсем точно называют "древнебалканской системой письма" (Иванов, 1983, с. 56, рис. И). Более того, распространение 'этой системы письма в разных по происхождению культурах неолита и энеолита Средней и Юго-Восточной Европы (культура Желиз – Железовце Венгрии, Словакии; культура Боян в Румынии; культура Кукутени – Триполье в Румынии и Молдавии; культура Коджадермен – Калояновец – Караново VI в Болгарии) и в культуре винчанского круга в Северо-Западной Болгарии и Олтении – Градешница С говорит и о внедрении культуры Винча, ее традиций в окружающую среду в форме прямого идеологического воздействие, осуществляемого через институт жречества (Гимбутас, 1973, с. 127; В. Миков, Г. Георгиев, 1969, с. 4-13). Массовые находки со знаками письменности происходят- из памятников культуры Винча и генетически связанных с ней культур Курило и Градешница С. К этому же кругу можно отнести и памятники культуры Лендьел, на керамике которой встречаются резные линейные знаки при том, что резной орнамент, вообще не характерен для этой культуры. Учитывая характер и массовость находок письменности, эту систему письма правильнее называть винчанской по месту ее изобретения, а не по ареалу ее распространения с разной степенью эпизодичности.

Винчанское письмо представлено знаками геометрического линейного типа и толкуются как древнейшие из известных нам надписей пока еще не разгаданной системы письма (Иванов, 1983, с. 63). Таких знаков Иванов (1983, с. 56-57, рис. 11) приводит 210. Гимбутас иллюстрирует письменность древнебалканских культур только 39 знаками. Тодорович, Церманович (с. 41-44) – исследователи винчанского поселения Баньица – приводят таблицу знаков, повторяющихся в ряде винчанских памятников. Знаки наносились на дно и придонную часть сосудов, на их плечевую часть. Ими украшались и культовая пластика, и бытовая керамика. Известны и глиняные таблички (Тэртэрия, Градешница – рис. 12; 34-36; Николов, 1970, с. 1-6; В. Георгиев, 1970 с. 8).

В существовании в Винче письменности исследователи, начиная с первооткрывателя этой культуры М. Васича, не сомневались и до находки глиняных табличек в Тэртэрии. Датировка поселения в Тэртэрии ранним этапом культуры Винча – Винча-Тордош – и обнаружение в этом слое табличек с письменностью свидетельствует о том, что винчанское письмо сложилось в жреческом кругу еще до того, как оформились все признаки культуры и экономики, которые позволяют нам утверждать существование цивилизации, археологически представленной культурой Винча. Письменность – это необходимое, но недостаточное условие для определения уровня развития общества как цивилизации. Вторым признаком для констатации цивилизации является классовое общество.

Таким образом, выше было обстоятельно показано, что укрепления, дворцы, храмы, равно как и соответствующая этим косвенным атрибутам дифференциация общества – выделение сословий воинов и жрецов, а следовательно, и военных руководителей – вождей – появляются только на поздней фазе существования культуры Винча (Винча – Плочник I, II). Значит, будучи неместного (Происхождения, культура Винча появляется в районах Юго-Восточной Европы в комплексе признаков, свидетельствующих о том, что общественная организадия и экономическая структура винчанского общества еще не соответствуют требованиям, предъявляемым к цивилизации, хотя письменность уже существует. В результате внутренних изменений винчанское общество уже в Европе вступает в фазу формирования цивилизации, все признаки которой – выделение части населения, осуществлявшей функцию управления, жреческие и военные функции (материальный эквивалент которых: дворцы, храмы, укрепления, цитадели) – складываются во второй половине существования культуры Винча. Не следует забывать, что экономическое благосостояние винчанского общества" как и любого, основывалось на труде земледельцев, скотоводов и ремесленников. Если о существовании эффективного земледелия мы можем судить по мощности культурного слоя винчанских поселений, которая достигает нескольких метров, а о скотоводстве – по остеологическим материалам, которые указывают на состав стада (60% – кости крупного рогатого скота; 17% – кости овцы и козы; 9% – кости свиньи), то достаточно надежны и доказательства существования обособленного ремесленного производства и сословия ремесленников.

Специализированный характер некоторых ремесел ощутим уже на стадии ранней Винчи, хотя признаки его только косвенные. Например, можно говорить об обособлении гончарного, косторезного и медеплавильного производства, а также о существовании школы зодчих, которая должна была способствовать сохранению строительной и архитектурной традиции. Сооружение цитадели и мощных оборонительных укреплений должно было вызвать сплав строительных навыков с требованиями военного искусства того времени. Возведением подобных сооружений, видимо, ведали военные специалисты.

Специализация гончарного производства должна была иметь место в винчапском обществе, поскольку этого требовала сложная производственная технология, стандартизация продукции, большой ее ассортимент, о чем свидетельствуют гончарные печи на поселениях культуры Винча, склады керамической продукции (Гарашанин, 1979; Васич, т. IV). Керамические печи говорят о размерах керамического производства, которые, конечно, превышали потребности одной семьи, а также выделении мастеров-керамистов, которые могли в совершенстве владеть сложной технологией изготовления чернолощенной керамики с капелированным декором только при условии их занятости этим производством полностью и высвобождения от общехозяйственных забот. Керамические склады подтверждают большие размеры производства керамики, которая заготовлялась впрок. Керамика культуры Винча – серая и чернолощенная; восстановительного обжига, тонкостенная, орнаментированная каннелюрами – дает, с одной стороны, высокий стандарт форм, а с другой – вариабельность по выполнению отдельных деталей: ручек-налепов, места нанесения орнамента и многое другое (рис. 11, 12).

Косторезное ремесло в Винче также, бесспорно, имело место. Это следует из существования в этой культуре массы костяных изделий, определенной стандартной и в то же время разнообразной формы. По назначению эти предметы, вероятно, – идолы или амулеты (рис. 12: 29-33).

В культуре Северо-Восточной Болгарии – Хотница – по сообщению Ангелова (Тодорова, с. 46) есть косторезные мастерские. Эта культура синхронная с культурой Винча. В Северо-Западной Болгарии есть и просто культуры винчанского круга типа Градешницы. В самой культуре Винча производились костяные предметы, которые очень напоминают амулеты, схематочно изображающие божества. Эти костяные предметы стандартизованы и многочисленны (Эванс, 1971).

Таким образом, по всем признакам, наблюдаемым на поселениях культуры Винча, можно констатировать существование городов (протогородов), а наличие письменности позволяет предположить и наличие древнейшей цивилизации, археологически выраженной через культуру Винча. Определенно и красноречиво представлены обособленные административные и храмовые (культовые) центры, равно как и обособленные ремесленные центры наряду с существованием рядовых общинников, занимающихся земледелием и скотоводством. Однако, по мнению советских историков, "городская революция", хотя и выразительный признак перехода к классовому обществу, но и не достаточен, чтобы общество признать классовым. Для установления факта существования цивилизации, вараженной археологической культурой Винча, достаточно наличие города и письменности. Как показано выше, эти два признака представлены в Винче.

Прогресс в земледелии (вероятно, очень эффективном) и скотоводстве подготовил создание избыточного, прибавочного продукта, который был использован для высвобождения части населения от общинных работ на земле, что обусловило прогресс в общественном развитии. Укрепления свидетельствуют о возросшем богатстве общества, сосредоточенном, возможно, и в узком кругу. Косвенно мы можем говорить и о социальной дифференциации. Были жрецы – хранители традиции народа; была военная прослойка, которая ведала охраной общества; существовали вожди, правители. Обособление ремесел вызвало выделение архитекторов-зодчих, строительных мастеров; гончаров и металлургов, знатоков горного дела. Существовала торговля, поскольку во многих могилах этой эпохи помещались ожерелья из раковин Spondylos (Роден, 1970, с. 411-413). Наряду со всеми группами населения основа жизни общества подготавливалась трудом рядовых общинников – земледельцев и скотоводов.

Специализированный характер медеплавильного производства реконструируется обнаружением в поселении Винча медеплавильных печей, в которых были найдены шлаки от плавки ципобарита (Васич, 1932, с. 12, рис. 13, с. 16). Винча – это первая металлоносная культура в Европе. Находка цинобарита отмечается еще в старчевском слое поселения Винча, однако единичность находки говорит в пользу ее винчанской атрибуции: именно носители культуры Винча, мирно внедрившиеся в среду старчевского населения, владели искусством плавки металла из руд, родина которого – Малая Азия. Это положение подтверждается еще и тем, что в Югославии, в Майданпеке, найден огромный рудник с винчанскими атрибутами: в руднике, где добывалась медная руда – цинобарит, были найдены предметы винчанской материальной культуры. Работа на руднике, требующая больших физических затрат, совершенного владения сложной производственной технологии, знания горного дела и т. д., предполагает обособленность труда металлургов и рудокопов.

Все приведенные прямые и косвенные данные о некоторых производствах предметов материальной культуры в Винче делают факт специализации и обособление ряда ремесел, равно как и выделение прослойки ремесленников, в Винчанском обществе вполне реальным.

Таким образом, по всем археологическим данным, которые получены благодаря исследованию многочисленных поселений культуры Винча, можно констатировать процесс развития поселений в города, а общества – в цивилизацию, в начале IV тыс. до н, э. на территории Северных Балкан и Задунавья.

Чтобы оценить правомерность применения термина 'город' в отношении винчан-ских поселений, уместно привести еще некоторые мнения исследователей по проблеме возникновения города у фракийцев, которая также базируется, в основном, на археологических источниках. Коррекцией служат данные письменных источников. Фракийский период истории балканского региона обеспечен большим числом археологических источников, а также литературными источниками VIII- V вв. до н. э. (Гомер, Гекатей, Фукидид, Ксенофонт), которые могут скорректировать наши представления о 'городе', а также уточнить археологические признаки города.

По мнению Т. В. Златковской (1971, с. 171 – 173), процесс перехода от деревни к городу плохо прослеживается на археологических памятниках Фракии, но "сам факт существования укрепленных поселений от гомеровского времени до конца истории Фракии бесспорен" (Златковская, 1971, с. 176). "В появлении укрепленных поселений с выделяющейся резиденцией правителей" исследовательница видит признак зарождающейся государственности и косвенного ее атрибута – города.

Многие фракийские поселения не укреплены и не имеют укрепленного центра; "дома не отличаются ни размерами, ни архитектурой". Из известных фракийских укреплений часть представляет собой поселения с оборонительными стенами; часть – крепости-цитадели с прилегающим неогороженным поселением. Таким образом, интерпретация археологических источников фракийской истории затруднена, во-первых, из-за неоднородности и неустойчивости типов поселений фракийцев, и во-вторых, из-за отсутствия классификации функции укрепленных мест. Вместе с тем и несмотря на это, появление укрепления рассматривается как часть городского комплекса, складывающегося во Фракии к VII-V вв. до н. э. Источники V в. до н. э. (Ксенофонт) четко разделяют фракийские деревни и полисы греков-колонистов во Фракии, тогда как источники VI в. до н. э. в числе полисов во Фракии называют и принадлежащие фракийцам (Гекатей). Гомер, называя одно фракийское поселение полисом, в то же время Трою называет тремя терминами, в том числе и полисом (Златковская, 1971, с. 171).

На основании сопоставления всех приведенных данных делают вывод, что полисной системы классического типа во Фракии не существовало. С этим, вероятно, можно согласиться тем более, что употребление Гомером термина 'полис' также, естественно, не связано с представлением о полисной системе V в. до н. э.

Затруднительно определить содержание понятия 'полис' у Гомера, т. е. на рубеже II/I тыс. до н. э., поскольку существовали и другие термины для комплексов, которые мы сейчас определяем как города. Однако скорее всего содержание понятия "полис" во II тыс. до н. э. приближалось к содержанию классического термина "полис" V в. до н. э. и связывалось с формой складывающейся государственности.

Следует отметить, что древние индоевропейцы отличали укрепленное поселение как огороженное изгородью, оградой поселение (хет. gurta- 'крепость', тох. В мн. ч. kerciyi 'дворец', лит. gardas, cт.-слав. gradu 'крепость, город', чеш. hrad 'крепость, дворец') от крепости-города, замка, укрепленного поселения на возвышенности, скале (что передается двумя формами от двух основ со значением 'высокий, гора, скала', например: др.-инд. pur 'укрепление, крепость', греч. гом. Πολις 'город, укрепленный город', лит. pilis 'замок, крепость', лат. pils 'замок, крепость' и гот. baurgs 'город, башня', др.-в.-нем. burg 'крепость', а также производные от этой основы в лат. fortis 'сильный, твердый', др.-инд. brmati 'укрепляет, усиливает', тох. В prakre 'твердый' – Шредер, 1913; Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 743, 744, 668). Учитывая общеиндоевропейский характер основы *g^(h)(e)rd^(h), *b^(h)(e)rg^(h) и арийско-греко-балтийский ареал основы *p^(h)el, а также время выделения анатолийских языков в IV тыс. до н. э., можно предполагать, что эти понятия возникли в IV и даже V тыс. до н. э., а следовательно, правомерно относить появление "города-полиса" к V/IV тыс. до н. э. Поскольку только культура Винча, от которой произошла праиндоевропейская культура Лендьел, имела в это время такие поселения, которые соответствуют термину 'город, крепость, замок', то именно с этой культурой в Европе следует связывать появление города и утверждать, что культура Винча является древнейшей цивилизацией Европы и Старого Света. Место Винчи в ряду мировых цивилизаций фиксирует хронология.

Хронология культуры Винча до сих пор является предметом острых дискуссий среди археологов. Власса (1972), например, строит свои хронологические выводы на сходстве знаков табличек Тэртэрии со знаками древнейших пиктограмм Урука III-IV, датируемого последним столетием IV тыс. до н. э. или началом III тыс. до н. э. (по средней хронологической шкале – Биккерман, 1975) и делает вывод, что Винча-Тордош или Винча А, к которой относится Тэртэрия, датируется 2900 г. до н. э. не подкрепляя свои ассоциации какими-либо типологическими доказательствами. Этот метод датировки Винчи и Тэртэрии порочен, исходит из заведомого приоритета письменности Шумера и основан на традиционном представлении о большей древности древневосточных цивилизаций. В. Георгиев (1970, с. 8) датирует табличку из Градешницы серединой IV – второй половиной IV тыс. до н. э. и считает ее винчанской письменностью, вероятно, принимая во внимание синхронность Градешницы с поздней Винчей и происхождение Градешницы из Винчи. Примерно такие же даты дает априорная и схематичная, но базирующаяся на современных хронологических исследованиях синхронизация X. Тодоровой (1980, с. 66-67, табл. 21), в которой исследовательница выделяет три хронологических пласта в культуре Винча.

Ранний горизонт Винча А-В синхронизируется с Градешницей В в Северо-Западной Болгарии, с Веселиново во Фракии, культурой Криш в Мунтении, культурой Сескло в Фессалии, буго-днестровской культурой в Молдавии, ранней линейно-ленточной керамикой в Центральной Европе и Среднем Подупавье. Этот хронологический горизонт, но Тодоровой, следует за памятниками Старчево-Кереш на Балканах и Среднем Дунае, Караново II во Фракии, раннего Сескло в Фессалии.

Предшествующие Винче, родственные и параллельно существовавшие культуры – Старчево и Кереш – доживают до середины V тыс. до н. э. (Титов, 1980, с. 108). Титовым приводятся для поздних памятников Кереш в Подунавье следующие даты: Каталсег – 4420 г. до м. э.; Деск-Олайкут – 4655±100 гг. до н. э.; 4590±100 гг. до н. э. (яма 8); 4460±120 гг. до н. э.; 4375±100 гг. до н. э. (яма 15). К первой половине V тыс. до н. э. относятся известные поздние даты памятников Старчево-Обро (4830±100) и Горная Тузла (4680±75 гг. до н. э.). Дата Карапово II, относящегося к этому горизонту, определяется около 4940±100; 4600±100; 4530±100 гг. до н. э.). Таким образом, в системе радиоуглеродных дат (калиброванные даты дают более завышенные на 700-800 лет, но быть приняты до окончательной апробации не могут из-за резкого расхождения с историческими датами), культура Винча не может быть датирована ранее первой половины V тыс. до н. э., поскольку многочисленные даты памятников предшествующих Винче культур занимают этот временной интервал и первое столетие второй половины V тыс. до н. э.

Датировка раннего хронологического этапа культуры Винчи (Винча А-В) находится, судя по радиоуглеродным датам самих винчанских памятников, в пределах всей второй половины V тыс. до н. э.: Осентиван (Венгрия) -4510±100 гг. до н. э.; Винча В (Югославия) – 4220±60 гг. до н. э. (Титов, 1980, с. 50, с. 156); Предиониха (Югославия) – 4320 гг. до н. э. (Тодорович, Церманович, 1961). Последнее столетие V тыс. до н. э. приходится на период Винча В2, поскольку он синхронизируется с группой Бнчке, второй ступенью культуры Сопот, конец которого фиксируется горизонтом D в Бапске, датирующимся 4007±80 г. до н. э.

Датировка позднего хронологического периода Винчи (Винча С-Д; Винча-Плочник, по Гарашанину) более проблематична, чем датировка раннего периода. Большинство радиоуглеродных дат винчанских памятников этого хронологического периода укладываются в первую половину IV тыс. до н. э; Винча Д – 3885±160; ок. 3930±80; Бапска – 3860±80; Баньица (Винча Д) – 3931±160, 3750±80; Баньица В – 3640±160; 3470±120 гг. до н. э.; 3750±100; 3620±160; 2797±60 гг. до н. э. (Долуханов, Тимофеев, с. 51). Исходя из этих дат, можно утверждать, что культура Винча на позднем этапе существует в течение всей первой половины IV тыс. до н. э. Последняя же дата, приведенная для Горной Тузлы, может быть либо ошибочна, либо может указывать на доживание культуры Винча в горных районах до первой четверти III тыс. до н. э. Если сравнить радиоуглеродные даты поздней Винчи и других культур неолита Центральной Европы, то Винча доживает до начала КВК (дата Сарново – середина IV тыс. I до н. э.), до Лендьела II-III, т. е. доживает до того времени, как началось существование блока двух праиндоевропейских культур, характеризующих позднеиндоевропейское состояние – культура Лендьел и культура воронковидных кубков.

Синхронизация позднего хронологического периода Винчи с соседними культурами может ответить на вопрос, до какого времени продолжали свое существование винчанские памятники.

Обнаружение единичных импортных изделий – типичной для Северо-Западной Болгарии керамики с линейным графитным орнаментом – на поселениях Винчи С (Тодорова, с, 66) позволяет синхронизировать Винчу С с Градешницей III фазы. Обратное влияние Винчи на Градешницу выражается в появлении письменности – глиняных табличек Градешницы с винчанскими знаками, а также в формах керамики (Николов, 1970, с. 2).

На поселении Бубань в Югославии (слой 1а), относящемся к горизонту Криводол – Сэлькуца и датирующемся рубежом IV/III тыс. до н. э., X. Тодорова выделила часть материала, относящегося к такой же графитной фазе Градешницы, синхронной Винче С. На основании присутствия на поселении этого материала исследовательница выделила горизонт Бубань 1х, предшествующий Бубань 1а (Тодорова, с. 66). Однако хотя все это очень правдоподобно, но горизонт выделен не стратиграфически, а умозрительно. Горизонт Криводол – Сэлькуца – Коджадермен – Гумельница – Караново VI, по существу, винчанского происхождения, его следование за культурой Градешница не удивительно, поскольку в Северо-Западной Болгарии Градешница сменяется культурой Криводол, продолжающей ее традиции. Обнаружение этих культур на коренных винчанских территориях подтверждает обоснованность винчанской природы названных культур. Таким образом, юго-восточная линия синхронизации Винчи позволяет предполагать ее доживание до рубежа IV/III тыс. до н. э.

Северо-западная линия синхронизации Винчи устанавливается через культуру Лендьел, обнаруживающую на раннем этапе развития с культурой Винчи столько много общего в керамических формах, хозяйстве, архитектуре домов и поселений, что без каких-либо натяжек можно ставить вопрос об участии винчанского компонента в ее сложении.

В поселении Винча на глубине 5 м "были открыты обломки сосуда с черным, гладким ангобом, орнаментированным лептой из трех процарапанных линий"; на керамическом фрагменте "отмечены следы j красной росписи", что интерпретируется Титовым вслед за венгерскими исследователями как рапнелендьелская керамика (Титов, 1980, с, 405-406). По периодизации Хольсте, слои Винчи на этой глубине относятся к Винче С, поэтому полагают, что Лендьел одновременен частично Винче С. Дата Асода по С 14 позволяет его датировать в пределах 4040-3800, а следовательно, это определяет середину периода Винча С. Однако находка лендьелского сосуда с шишечками и спиральной орнаментацией со следами розовато-белой росписи в слоях Винчи Д1 (глубина 4-2 м в Винче) указывает, что Лендьел I-II синхронен и Винче Д1, поэтому дату для белорасписного Лендьела (Залавармекеньи – Титов, 1980, с. 408, 410) 3450 г. до н. э. можно считать датой Винчи Д1 (с известной степенью точности). Таким образом, периоды Винча С – Винча Д1 датируются в абсолютных датах по Лендьелу в промежутке 4000-3450 гг. до н. э. Противоречий с юго-восточной линией синхронизации для культуры Винча нет.

Другой культурой, импорты которой в Винче позволяют использовать радиоуглеродные даты для датировки самой Винчи, является Тиса. Титов (1980, с. 358) приводит данные, что тисские импорты в Винче проявляются на эпонимном поселении лишь выше б м, т. е. в Винче С. Кроме прямых импортов, в Винче прослеживается и влияние тисской орнаментации на винчанской керамике (Титов, 1980, с. 360). Наоборот, винчанская керамика (ступень Винча Д) найдена "на полу дома IV в Нови Бечей, относящемуся к позднему горизонту культуры Тиса в Воеводине" (Титов, 1980, с. 360). Судя по стратиграфии Бапска и присутствию фрагментов керамики культуры Тиса в слоях, соответствующих Винча Д1 и Винча Д1-Д2, Тиса доживает до Винчи Д2. Для Тисы существует две близких радиоуглеродных даты – 3940 и 4045 гг. до н. э., характеризующие начало Тисы, т. е. Винча С датируется началом IV тыс. до н. э. Очевидно расхождение датировки Винча Д1 по Лендьелу, как упомянуто выше, и по радиоуглеродным датам Бапска (Титов, 1980, с. 63 – см. сводку углеродных дат по Бапска). Если по датам Бапска следует Винчу С-Д помещать в промежуток V/IV тыс. до н. э. – первая четверть IV тыс. до н. э., то по Лендьелу Винчу С-Д следует датировать в пределах 1-й половины IV тыс. до н. э.

Кроме того, можно привести для полноты картины линии синхронизации Винчи с культурами более ранними. Так, на основании поселения Ходмезевашархей – Горжи устанавливается линия синхронности ранней алфелдской керамики, Кереша и Винчи А. В Тордоше есть следы контактов ранней фазы алфелдской керамики и Винчи А. Ранний Алфелд, по данным Титова (1980, с. 149), датируется серединой V тыс. до н. э. Поздний Алфелд датируется через Тисадоб в пределах 4490-4330 гг. до н. э. Сакалхат, I-III ступени, синхронна поздней алфелдской керамике, группе Тисадоб, Силмег и Бюкк (II ступени). Синхронизация Сакалхата с Винчей В1-В2 следует из стратиграфии на поселении Матейски Брод, где Винча – Тордош 1 перекрывалась материалами Сакалхат и последняя перекрывалась слоем культуры Тиса. На основании синхронизации Тисы с Винчей С следует синхронизация группы Сакалхат с Винчей В1-В2. Это подтверждается и синхронизацией группы Сакалхат с младшей фазой КЛЛК и ранней Желиз. Существенно и то, что культура Винча А отделена от Винчи В слоем пожарища, датируемого 4460-4240 гг. до н. э.

Существует синхронизация культуры Бонн фазы Джулешты с Винчей В1-В2, что корректирует хронологию Гумельницы и всего горизонта Криводол – Сэлькуца – Караново VI – Коджадерман как происходящего от Бояна.

Развитие во времени и пространстве культуры Винча в системе центрально-европейского неолита можно представить в виде следующей схемы. Винчанский комплекс в виле прото-Винчи появился впервые на поселениях культуры Старчево – Криш – Кереш, причем внедрение его происходило мирно, хотя его появление дает веху для финальной фазы развития культуры Старчево. На основании того, что памятники Олтении (трансильванский вариант Винчи) содержат более чистый винчанский комплекс, выдвинута гипотеза (Брукнер, Иованович) о движении культуры Винча с востока на запад вдоль Дуная. По мнению других исследователей (Гарашанин, 1979, с. 125) путь носителей культуры Винча лежал через юг (струм-вардарский путь). Эта гипотеза является некоторой разновидностью гипотезы Чайлда о вардар-моравском пути. Наряду с миграционными концепциями появления Винчи на Балканах, существует много сторонников местного вырастания культуры Винча из предшествующей культуры Старчево (Павук, 1969, с. 594; Неуступный, 1969, с. 593). Компромиспой можно считать точку зрения, разделяемую большинством исследователей, что культура Винча входит наряду с некоторыми европейскими неолитическими культурами в балкано-анатолийский комплекс.

Дальнейшее развитие культуры Винчи связано с исчезновением культурно-исторической общности Старчево – Криш – Кереш. Взаимодействие с культурой линейно-ленточной керамики было иным: на одних поселениях материалы этих двух культур не встречается, по опосредственно устанавливается их связь, выражающаяся в переоформлении КЛЛК в позднюю фазу развития – младшую КЛЛК и ее региональное проявление в виде культуры Желиз – Железовце в Венгрии и Словакии. В Желиз – Железовце много элементов, которые следует рассматривать как винчапское влияние: это шаровидные сосуды с ручками – выступами со сверлиной; оформление края сосудов в виде антропоморфной личины; антропоморфные изображения-прорисовки на поверхности сосудов; большее разнообразие керамических форм. Многочисленные группы, образовавшиеся из монолитной КЛЛК, хорошо прослеживаются в неолите Венгрии – Алфельдская линейная керамика, Тисадоб, Сакалхат, Бюкк. Они представляют результат дезинтеграции КЛЛК под влиянием культуры Винча в большей или меньшей степени, в зависимости от их территориальной близости к культуре Винча. Наиболее преобразованная группа Сакалхат залегает на одних поселениях с культурой Винча.

Движение культуры Винча на северо-запад и запад выразилось а образовании культуры Сопот, которая проходит в своем развитии три фазы (Сопот I, Сопот II – Бичке, Сопот III – Зенгеварконь) и синхронна Винче на всем пути своей эволюции. На поселениях Сопот залегают совместно материалы Винчи и Сопот – Лендьел, причем на коренных винчанских поселениях материалы Винчи Д перекрываются материалами культуры Лендьел (Гомолава у Белграда: Димитриевич и др., 1971, с. 175 и сл.). Брукнер назвал культуру Сопот "послом винчанских идей" (Брукнер, 1974, с. 303). Калиц (1972, с. 13) показал однокультурность Сопот II в Хорватии и Бичке в Венгрии, а также однокультурность Сопот III с краснорасписным Лепдьелом типа Зенгеварконь. Вместе с тем высказан и другой тезис, что "Сопот – Лендьел не имеет отношения к культуре Лендьел в Венгрии" (Титов, 1980, с. 321). Типологический анализ керамического комплекса Сопот и культур Бичке и Лендьел (рис. 23) показывает совпадение Бичке и Сопот II по 8 формам. Это широкогорлые (рис. 23: 9, 18) и узкогорлые (рис. 23. 10, 19) кубки; амфоры двуручные биконической формы с ручками на линии наибольшего диаметра (рис. 23:14,22); шаровидные короткошейные и широкогорлые амфорки с ручками – выступами на линии наибольшего диаметра (рис. 23:13, 21); миски двух форм с вертикальной и конической горловиной (рис. 23: 15 и 23: 16 и 24); вазы на полой ножке (рис. 23: 17 и 25). В Сопот II и Бичке присутствуют также керешская форма – амфоровидный сосуд с несколькими асимметричными выступами (рис. 23: 12 и 20).

Прямое сопоставление керамического комплекса Сопот и Винчи показывает совпадение по тем же 8 формам (рис. 23: II: 18-25 и 23: IV: 42, 43, 45-51), что и Бичке с Сопот II. Наш анализ подтверждает точку зрения Брукнера и Калица. Сопот II – Бичке можно было бы назвать региональным вариантом Винчи В1-В2, если бы не компонент линейно-ленточной керамики, присутствующий в комплексе Бичке, поэтому говорить можно о сильнейшем влиянии Винчи на субстрат культуры линейно-ленточной керамики.

На следующем этапе – Винча С – в Подупавье, Западной Словакии, Моравии оформляется новая культура – краснорасписной Лендьел как результат влияния Винчи на субстрат Биня – Бичке и прямого влияния Винчи на Желиз – Железовце. Древнейшей фазой краснорасписного Лендьела является группа Лужанки в Западной Словакии, которая сопоставляется с культурой Винча по 14 формам (рис. 24: 17- 30, 31-44). Прямое влияние проходило, вероятно, в форме выведения колоний Винчи на север. Прямое непосредственное воздействие Винчи доказывается совпадением 8 форм в культуре Лендьел и Винча (рис. 24: 1 – 16). В целом раннелендьелский горизонт и прото-Лендьел сопоставимы с культурой Винча по 24 формам керамики: это сходство дополняется 13 параллелями в антропоморфной пластике (рис. 25).

Все это позволяет считать культуру Лендьел – производной от культуры Винча, а следовательно, наследницей винчанской цивилизации в Центральной Европе.

Судьбы культуры Винча толкуются не однозначно. Югославские исследователи указывают на факт сосуществования поздней Винчи на востоке ее ареала с культурами Сэлькуца, Бубани – Хум и группой Чрнобуки (Дмитриевич, 1971, с. 285). На юге своего ареала Тисаполгар сосуществует с самой поздней фазой Винчи (глубина 4,5 м на анонимном поселении Винча – Димитриевич, 1971, с. 281, 283). Слои Винчи на памятниках ее классического варианта перекрываются Баденом, а на поселениях южно-моравского варианта – культурами Криводол – Сэлькуца. В горных районах вполне допустимо, что Винча доживает до рубежа IV/III тыс. до н. э. и даже до 28 в. до н. э. Сужение ареала культуры Винча и смещение его к югу, в горные районы совпадают с начавшимися глобальными изменениями климата, возрастанием аридности. В главе 10 мы показали, что из ареала культуры Винча постоянно происходила инфильтрация населения на юг Балканского полуострова, а исчезновение поздней Винчи совпало с наступлением новой исторической эпохи на Балканском полуострове – бронзового века (Раннеэлладский период Греции и Раннебронзовый век Фессалии), в памятники которого компонентом вошел поздневинчанский комплекс. Культура Винча просуществовала от середины V тыс. до ч. э. до IV/III тыс. до н. э. и в течение тысячи лет синхронно со своими производными – культурой Лендьел на севере от ее ареала, культурой Гумельница к востоку от Винчи, культурой Димини в Фессалии. Практически винчанские производные исчезают или переходят в новое качество в одно время, с той разницей, что элементы Винчи и Гу-мельницы обнаруживаются в памятниках Раннеэлладского века и Трои I, тогда как Лендьел и культура ворокковидных кубков вошли в новое крупное образование Болераз – Баден, оставшееся в Центральной Европе. Таким образом, для культур энеолита Центральной Европы существовала в качестве подосновы культура Лендьел и производная от нее пракультура КВК, тогда как для энеолита более южных районов такой подосновой в большей степени была культура Винча, с которой и связаны первые миграции на Юг Балканского полуострова и Малую Азию. Эта археологическая ситуация, кажется, хорошо описывается лингвистической моделью Стертеванта, предусматривающей для анатолийского языка – основы базу, отличающуюся от базы для других позднеиндоевропейских диалектов.

Происхождение культуры Винча нельзя считать выясненным. Югославские исследователи полагают решенным вопрос генезиса включением Винчи в систему балкано-анатолийского комплекса младшего неолита. В эту систему включаются также памятники Парадими, Хад-жилар I, Веселиново (Караново III). Однако памятника, адекватного Винче на территории Малой Азии, до сих пор не называют. Возможно, это связано с неисследованностью западной оконечности Малой Азии.

Этническая атрибуция культуры Винча определяется, исходя из ее генетической связи с культурой праиндоевропейского состояния Лендьел, с одной стороны, а также связью с раннеиндоевропейской пракультурой Чатал Хююка, с другой стороны. Промежуточное положение позволяет говорить о ней как о пракультуре среднеиндоевропейского состояния, точнее финала СИЕП, ввиду хронологической близости к началу позднеиндоевропейской эпохи – рубеж IV/V тыс. до н. э.

Исследование керамического комплекса Винчи не дает падежных параллелей для уточнения ее генезиса, поэтому следует обратить внимание на уникальные черты цивилизации Винча – ее пластику, свидетельствующую о религии и культах, орнаментацию и знаковую систему, треножники, костяные шпатулы, шлемовидные антропоморфные крышки и т. д., которым могут быть указаны параллели на Юге Центральной Анатолии, в Чатал Хююке (рис. 3,2).

Для Винчи и Чатал Хююка характерны определенным образом оформленные храмовые комплексы, главной чертой которых является монументальный очаг, с которым связаны ритуальные захоронения. Кроме очага, украшались стены в Чатал Хююке. В Винче сохранились столбы, которые, как и в Чатал Хююке, украшались черепами быков, оленей. Черепа животных выполняли охранительную функцию и вывешивались над входом в храмах Винчи (рис. 2: 13). В Чатал Хююке выход охранялся зооморфным божеством с разведенными в сторону руками и ногами (рис. 2: 1, 2). Это же божество изображается на стенах Чатал Хююка и в рельефе, и в рисунке (рис. 2: 2, 3). В культуре Винча на сосудах в рельефе изображались зооморфные (рис. 2: 14 и 15) и антропоморфные божества с поднятыми вверх руками.

Стилистически совпадает орнамент на сосудах Винчи (рис. 2: 21) и сцена терзания умерших людей большими хищными птицами, изображенная на стене храма в Чатал Хююке (рис. 2: 4). Тождественны уникальные предметы – костяные шпатулы (рис. 2: 5-9 и 16-20), которые мы рассматриваем как предметы культа.

Сравнительно-типологический анализ пластики Винчи и Чатал Хююка показал уникальное и множественное сходство в репертуаре сюжетов, в деталях исполнения, в разнообразии форм, особенно на фоне многочисленной пластики неолитических культур Европы и Азии, что уже указывает на неслучайность реконструируемых связей двух культур (рис. 1).

Винчанская пластика – керамическая, а скульптура Чатал Хююка сделана, по большей части, из камня. К числу общих сюжетов следует отнести "Акт рождения", "Мадонна с младенцем" (рис. 1: 3, 4, 8, 9), "Богиня на троне" (рис. 1: 5, 10), "Близнецы" (рис. 1: 12 и 19). В обеих культурах представлены фигурки мужские и женские, сидячие и стоящие, одетые и обнаженные, с прической (рис. 1: 18, 24), реалистические и условные (рис. 1: 16, 22). Положение рук: вытянуты вдоль туловица (рис. 1: 17, 23), соединены на поясе (рис. 1: 44, 13 и 20), скрещены на груди.

Очень выразительные параллели знаменитой богини с леопардами и винчанской "Мадонны", сидящей на пятках (рис. '1: 1 и 7). Орнаментация шкуры леопарда кружками на скульптуре Чатал Хююка (рис. 1: 2) повторяется в орнаментации, нанесённой на бедра женской фигуры в Винче (рис. 1:7).

Уникальная скульптура из сдвоенных фигур "Близнецы" повторяется в Винче (рис. 1: 12 и 19) и не повторяется в других культурах неиндоевропейского круга. Близнечный культ распространен в индоевропейских религиях, отражен в их мифологии. Кроме Винчи, встречен еще в пластике Гумельницы.

В Чатал Хюкже имеются пинтадеры, которые сопоставляются с глиняными плойками культуры Винча и Лендьел, на которых, кроме орнаментов, наносились и знаки письменности.

Наконец, уровень развития культуры Чатал Хююка, определяемый исследователями как протоцивилнзация, сопоставим с уровнем более поздней цивилизации Винча.

 

ЧАСТЬ II

РАСПАД ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ОБЩНОСТИ
И ВЕЛИКИЕ МИГРАЦИИ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ В III ТЫС. ДО Н. Э.

ГЛАВА 9

ПРИЧИНЫ ЕВРАЗИЙСКИХ МИГРАЦИЙ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ.
ИЗОБРЕТЕНИЕ КОЛЕСНОГО ТРАНСПОРТА

К рубежу 1V/III тыс. до н. э. закончилась индоевропеизация Центральной Европы и колонизация Северной Европы земледельческими племенами праиндоевропейцев. Мощные индоевропейские коллективы, жившие в долговременных хорошо укрепленных поселениях, оттеснили

к западу за Рейн племена культуры линейно-ленточной керамики, занимавшие земли Подунавья и Центральной Европы, и ассимилировали редкое мезолитическое население Северной Европы, о чем говорит наличие в антропологическом типе КВК и в северных вариантах культуры Лендьел лаппоноидного компонента.

Эти процессы протекали в наиболее благоприятный для земледелия период – климатический максимум голоцена, когда среднегодовая температура была на 2-3 градуса выше современной, а влажность была значительно более высокой (Ложек, с. 109, 114). Неистощенность плодороднейших лессовых почв Центральной Европы, мягкий влажный климат, хорошая водообеспеченность создали мощный агроклиматический потенциал, в который включаются три фактора: почва, температура, влажность (Долуханов, 1984, с. 30).

Изобретение праиндоевропейиами упряжных пахотных орудий (соха, рало) позволяло долгие годы получать значительный прибавочный продукт, что способствовало и процветанию многолюдных индоевропейских коллективов (площадь поселений культуры воронковидных кубков достигала 100 га). В разросшихся больших земледельческо-скотоводческих общинах позднеиндоевропейцев происходила сегментация, приводившая к колонизации новых и новых земель. Отлив населения и освоение новых плодородных земель, вероятно, был нормой в жизнеобеспечении общества у праиндоевропейцев. Мифы, сказки, легенды индоевропейских народов сохранили сюжеты на эту тему, в которых прославлялись герои, открывающие новые земли. Там, в далеких землях, аргонавты искали золотое руно; за земными пределами находится "светозарный остров Шветодвипа, берега которого омывает молочное море, "вместилище амриты" – напитка бессмертия, сохранившийся в памяти древних иранцев, древних индийцев, древних греков.

В условиях практически непрекращающегося оттока населения на новые земли были созданы в процессе тысячелетней практики хозяйственные и технические достижения, подготовившие базу для великих азиатских миграций индоевропейских народов. Основным достижением следует считать молочное хозяйство, которое является "одной из важнейших предпосылок полукочевого и кочевого хозяйства" (Шнирельман, 1980, с. 219). Это достижение не привносное, оно возникло в недрах праиндоевропейского общества (см. главу 8).

Вторым великим изобретением праиндоевропейцев, подготовившим почву для миграций, является волокуша. Появление волокуши было вызвано изобретением в среде ираиндоевропейцев упряжных пахотных орудий (см. главу 8). Массовые передвижения праиндоевропейцев в период общеиндоевропейского единства проходили по рекам, однако для освоения речных долин требовались перемещения тяжелых грузов по земле, что осуществлялось с применением "волокуши", название которой восходит к раннеиндоевропейскому языку, как и обозначение "каток". Эти факторы стимулировали изобретение повозки в конце праиндоевропейской эпохи.

Распад индоевропейской общности относится к рубежу IV/III тыс. до п. э., как это следует по данным археологии (см. главу 7). Это явление поразительно совпадает с наступлением "периода определенного понижения температуры и переменного повышения континентальности" (Ложек, с. 114), сменившего эпиатлантический, наиболее благоприятный период голоцена. Наступление "глобальной аридности климата в III тыс. до н. э." (Долуханов, 1984, с. 31) привело к понижению агроклиматического потенциала (там же), а самое главное, не давало гарантированных урожаев. Основной акцент в создании средств жизнеобеспечения переместился на скотоводство. Увеличение стада требовало расширения кормовой базы, что могло быть достигнуто расширением пастбищ и поиском новых территорий, каковыми стали бескрайние просторы степей Евразии.

Глобальная аридность вызвала смещение в горные районы носителей культуры Винча, однако миграции праиндоевропейцев принимали иной характер в зависимости от ландшафтных характеристик Балканского полуострова и форм винчанской экономики. Это вызывало в течение всего III тыс. до н. э. приток небольших сравнительно коллективов индоевропейцев, которые ввиду малочисленности не смогли подавить культуру балканского субстрата, что привело к созданию своеобразия Раннеэлладского I-III, сочетающего балкано-средиземноморский и центральноевропейский и северо-балканский компоненты. Территории культуры Винча занимают культуры болеразско-баденского круга. Это последняя интеграция южного крыла индоевропейцев вызвана усилившимися перемещениями в пределах Центральной Европы в связи с меняющейся в структурой скотоводческо-земледельческого хозяйства. Эти процессы, вызванные наступившей аридностью и приспособлением к ней индоевропейских коллективов, заканчиваются миграциями протогреков, лувийцев, хеттов, индоиранцев, индоариев, которыми было охвачено все III тыс. до н. э.

Особый размах миграции приобрели с изобретением колесного транспорта и техническими разработками этого изобретения, а также с приручением и использованием для верховой езды лошади носителями КВК и ДЯК. Колесный транспорт позволил племенам со скотоводческим укладом хозяйства перейти к подвижному образу жизни, раскрепостил их, обеспечил передвижение с домашним -инвентарем, женщинами и детьми на большие расстояния (в отличие от отгонно-пастбищного скотоводства с периодическим возвращением на место поселения). Все это явилось залогом сложения нового хозяйственно-культурного типа в среде индоевропейцев – номадизма и перехода части индоевропейцев, как индоиранцы к полукочевому хозяйству.

Методика решения проблемы колесного транспорта сложилась на основе практических разработок и сводится к локализации древнейших в Старом Свете центров с находками колесного транспорта или его атрибутов; к установлению хронологического и приоритета в изобретении колеса, парной упряжке быков, появлении пахотных упряжных орудий и волокуши; к определению путей распространения колесного транспорта из исходного центра.

В научной литературе существует два подхода к проблеме зарождения колесного транспорта, один из которых предполагает зарождение колесного транспорта в одном центре и распространение изобретения во времени и пространстве. Его родоначальником был Чайлд (1951; 1954), а в качестве древнейшего центра колесного транспорта выдвигалась Месопотамия, поскольку там возникла древнейшая цивилизация, письменность, металлургия, металлообработка (без чего невозможно получение колеса в виде круга), возникли древнейшие пахотные орудия в парной запряжкой кастрированных быков и были известны праформы колесного транспорта в пиктограммах Урука IVa.

Другим подходом к этой проблеме является допущение нескольких центров в зарождении колесного транспорта.

Разброс научных точек зрения выявил "ахиллесову пяту" в решении этой проблемы. Синхронизация очагов локализации древнейших свидетельств колесного транспорта недостаточно надежна, поскольку интервал, в котором находятся археологические памятники с колесным транспортом, соизмерим с погрешностью датировок памятников III тыс. До н. э. и равен примерно 300-400 годам. Кроме того, центры, где обнаружен колесный транспорт, удалены друг от друга, и их относительное датирование затруднено, а абсолютные даты, выводимые путем построения хронологических цепочек разной длины и прочности, не позволяют пока надежно определить центр зарождения колесного транспорта. Единственный путь решения проблемы – установление более надежных хронологических связей, что может быть достигнуто сопоставлением систем хронологии, в которых находятся памятники, и уточнении исторической ситуации, обуславливающей правомерность таких хронологических соответствий.

Проблема колесного транспорта входит составной частью в индоевропейскую проблему таким образом, что то или иное решение о древнейшем центре колесного транспорта и путях его распространения корректирует локализацию прародины индоевропейцев и уточняет пути миграции индоевропейцев. Все многочисленные термины, имеющие отношение к колесному транспорту, восходят к праиндоевропейской эпохе, т. е. колесный транспорт, по данным лингвистики, был уже известен праиндоевропейцам до распада и начала их миграций. Этот тезис детерминирует и хронологический промежуток, в котором следует искать древнейший колесный транспорт. Если принять дату для праиндоевропейской общности V-IV тыс. до н. э., согласно Гамкрелидзе и Иванову, то и колесный транспорт должен был появиться уже в это время, что отразилось бы в археологических памятниках. Напротив, все археологические свидетельства существования колесного транспорта, которые приводились исследователями, относятся только к III тыс. до н. э. В концепции индоевропейской прародины Гамкрелидзе и Иванова этот хронологический разрыв в определении времени явления по данным лингвистики и археологии не получает никакого объяснения. В культурах – эквивалентах и. е. пракультуре, согласно Гамкрелидзе и Иванову, нет повозок вообще. Для целостности концепции о локализации прародины индоевропейцев это противоречие должно быть снято. Оно может быть снято "только при обнаружении колесного транспорта в археологической культуре, которая обоснована в качестве эквивалента и. е. пракультуре. В связи с находкой изображения повозки на сосуде из Броночиц – поселения польской группы культуры воронковидных кубков – и на основании приведенных выше доказательств в пользу выдвижения КВК в качестве эквивалента и. е. пракультуре, это противоречие снимается. Дата древнейшего изображения повозки согласуется с концом существования праиндоевропейской общности (ПИЕ У – см. главу 7); совпадение этих двух хронологических рубежей не случайно, поскольку именно изобретение колесного транспорта позволило осуществляться массовым передвижениям, что и вызвало распад индоевропейского единства.

Сведения о колесном транспорте, по данным лингвистики, приведены Гамкрелидзе, Ивановым (1984, с. 717-757). Общеиндоевропейскую древность 'повозки' и 'колеса' исследователи иллюстрируют, кроме лингвистических выкладок, "культурно-историческими свидетельствами о наличии колесных повозок в каждой из древних индоевропейских традиций, начиная с древнейших датируемых материалов как письменных, так и археологических" (там же, с. 724).

Терминология колесного транспорта многочисленна и разветвленная, Это обозначения "колеса", "колесной повозки", "езды в повозке", "упряжи" и ее частей: "дышла, ярма", "оси"; это термины "вращения". Хронологически они относятся к праиндоевропейской эпохе, согласно мнению лингвистов (там же, с. 171-724).

В праиндоевропейском языке существовало две основы со значением "колесо, повозка" – это *ki[h]°el, *rot[h]°- (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 718-779), а в тохарском и анатолийских языках есть еще одна основа с тем же значением, *Hцer-t[h], *Hцer-g[h].

Глагольные основы, от которых происходят термины, обозначающие "колесо", "повозку", относятся к сфере движения, но не прямолинейного, а с поворотом или вращением. Таким образом, в качестве определяющего для повозки праиндоевропейцы выбрали признак вращения колес и маневрирования, разворачивания ее, что также подтверждает, что повозке предшествовали в истории развития транспортных средств волокуша, катки.

Существование трех основ со значением "колесо", "повозка" в индоевропейских языках указывает если не на полицентризм появления колесного транспорта у индоевропейцев, то на некоторую этапность прохождения этого изобретения от "колеса" до "повозки" в связи с тем, что значение технического решения транспортных узлов доминировало над идеей собственного колесного транспорта, что, возможно, было причиной появления и новых названий для "повозки". Эти наблюдения на лингвистических материалах имеют корреспонденции в данных археологии (см. ниже о соотношении очагов колесного транспорта в Европе).

Факт существования трех основ в праиндоевропейском языке со значением "повозка" практически никак не интерпретируется лингвистами, поэтому при археологическом исследовании этой проблемы на вооружение можно взять только то, что праиндоевропейцы были знакомы с повозкой в варианте, достаточно совершенном в техническом отношении, а памятники с древнейшими повозками должны относиться к IV тыс. до н. э.

Возможно, открытие и исследование раннеиндоевропейского языка Н. Д. Андреевым даст новые материалы для решения проблемы колесного транспорта. В РИЕ языке существует корень со значением "волокуша, переезжать, катковый, повозка" (Андреев, сема У1 -10, с, 165- 166), Этот корень продуктивен и входит в состав сложных корней, образуя новые значения, но с усилением оттенка старого значения "повозка" (Андреев, 1986, с. 300-301, номера биномов старшего слоя – №№ 110, 121, 124, 181).

В качестве индоевропейского двуосновного корня – бинома – Андреев приводит бином № 202 (там же, с. 309) со значением "повозка". Составляющими бином являются РИЕ корни: "повозка" = "возящая" + "ходко".

Если повозка не являлась изобретением праиндоевропейцев, то вместе с повозкой был воспринят и миграционный термин, не было бы необходимости изобретать его, к тому же из архаичных раннеиндоевропейских корней.

Следовательно, по нашему мнению, данные раннеиндоевропейской лексики также подтверждают приоритет индоевропейцев в изобретении колеса и повозки.

Характеристика источниковой базы. Археологический аспект проблемы происхождения колесного транспорта в историографии.

Основными источниками по колесному транспорту являются остатки колес, кузова, рамы, дышла, оси от перевозок, помещаемых в могилы; модели повозок из. металла и глины, а также модели колес; изображения повозок в рисунке и рельефе на сосудах, печатях, каменных и костяных предметах.

Совершенно очевидно, что названные виды источников имеют разную значимость для решения проблемы происхождения колесного транспорта. Для решения этой проблемы должны использоваться только древнейшие свидетельства колесного транспорта, относящиеся к IV- III тыс. до н. э.

Такая постановка вопроса выдвигает на первое место создание каталога древнейших свидетельств существования колесного транспорта, в который составной частью должны войти источниковая база, использованная исследователями при сложении концепций о появлении колесного транспорта, и новые памятники. Поскольку лингвистами не снято хронологическое противоречие между датой колесного транспорта, по данным лингвистики, IV тыс. до н. э. и данными археологии – вторая четверть III тыс. до н. э., (Сафронов, 1983), то исследователи археологического материала "подтягивают" все даты древнейших памятников с повозками к рубежу IV/III тыс. до н. э., выбирая древнейшую и используя большой разрыв между шкалой "длинной", "средней" и "короткой" хронологии, пытаясь таким образом ликвидировать хронологическое противоречие между лингвистическими и археологическими источниками. Однако это не решение вопроса. Свое понимание "даты распада позднеиндоевропейской прародины" мы сформулировали в главе 7, выделив несколько хронологических уровней существования ПИЕ прародины и определив последний рубеж существования индоевропейского единства в пределах 30-28 вв. до н. э., что позволяет считать находки колесного транспорта в Европе в этом хронологическом промежутке праиндоевропейскими.

Открытия в 20-30-х годах на Древнем Востоке царских гробниц Ура, могильников Киша, датируемых Раннединастическим III периодом, (25-24 вв. до н. э. по шкале "средней хронологии", создали представление о существовании колесного транспорта в столь древнюю эпоху и о погребальном ритуале для персон царского ранга на повозках. Аналогичные памятники были обнаружены в Эламе, в той же эпохе (могильник Донжон, РД III – Ур III).

Наряду с повозками в могилах, в этих же памятниках были обнаружены изображения повозок на "шта-ндартах", на сосудах, что уравняло эти два вида источников и позволило рассматривать иконографию повозок как самостоятельный вид источника. Существование в одних и тех же памятниках моделей повозок (Мари, Хафадже, Тель Аграб, Тель Асмар), цилиндрических печатей с изображением повозок и "штандартов" (Киш, Ур) уравняло и эти виды источников (рис. 46, 47, 49-1,5).

Многочисленные глиняные модели повозок и двухколесных тележек, а также, модели колес и упряжных животных (бык, лошадь?) были найдены в цивилизации Хараппы. Удаленность нового очага колесного транспорта от месопотамского поставили вопрос о древнейшем центре колесного транспорта.

Древнейшие находки колесного транспорта в ареале от Малой Азии, Северной Сирии до долины Инда и от Главного Кавказского хребта до Персидского залива составили первую источниковую базу для постановки вопроса о происхождении колесного транспорта и путях диффузии этого великого изобретения в Европе и Азии. Чайлд впервые обобщил и связал всю сумму археологических данных по колесному транспорту с индоевропейской проблемой. Он сделал вывод, что повозка и колесо были одновременно изобретены в Шумере, в период урука до 3500 г. до н. э. (Чайлд, 1951, с. 178), откуда они распространились через Кавказ в Восточную, а затем в Западную Европу. Месопотамский центр был предопределен методически, исходя из неразрывность таких явлений, как "цивилизация" – "металообработка" – "колесо" – "повозка", согласно воззрениям Чайлда. По Чайлду, древневосточные повозки были древнее европейских почти на 2000 лет. Конечно, при таких данных приоритет древневосточного очага в изобретении колесного транспорта был более, чем очевиден.

Спустя 20 лет были оспорены древнейшие свидетельства колесного транспорта IV/III тыс. до н. э. в пиктограммах Урука (Николаева, Сафронов, 1983, с. 48), правда появилось еще более сомнительное доказательство существования повозки в Месопотамии в IV тыс. до н. э., приведенное Гореликом (1985, табл. 2: 1) на сосуде Тель Халаф. Претерпели изменения и системы дат древневосточных памятников, и сами даты памятников, по Чайлду (Николаева, Сафроиов, 1983, с. 48) (подробнее см. ниже в Каталоге).

Дальнейшее исследование проблемы шло по пути уточнения путей диффузии из месопотамского центра (Бона, 1960; Калиц, 1976; Пиготт, 1968; Сулимирский, 1968; Кузьмина, 1974; Кожин, 1985). Поводом для них служили новые находки в баденской культуре и в древнеямной культуре. Однако колебания в датах баденской культуры в пределах нескольких столетий не позволили уравнять в хронологическом отношении месопотамский и центральноевропейский очаги колесного транспорта. В то же время не оспаривалась никем особая древность месопотамских находок.

Восточная Европа была включена в зону распространения колесного транспорта на основании находки повозки и модели повозки в раннекатакомбном погребении в урочище "Три Брата" в Калмыкии (Синицын, 1948, с. 147). Незамеченным прошло открытие более древней повозки в погребении кургана "Сторожевая могила" в Нижнем Поднес ровье (Тереножкин, 1951, с. 117-119). Погребение было определено как древнеямное и пребывало в безвестности почти 30 лет. По достоинству оно было оценено, когда стали проводиться массовые раскопки в Нижнем Поднепровье (Ю. А. Шилов, 1975, 1977, 1979, 1982) и в Нижнем Прикубанье (Козенкова, 1973, с. 60) и стали обнаруживаться повозки в массовом количестве.

Несмотря на это еще почти 10 лет все эти повозки определялись как древнеямные (Козенкова, 1973, с. 64-66; Шилов, 1975, 1977; Кузьмина, 1974).

Первая отечественная археологическая сводка по повозкам так называемой древнеямной культуры появилась в 1974 году (Кузьмина, 1974, с. 68 и сл.). Целью работы было поддержать концепцию Гимбутас о прародине индоевропейцев в понто-каспийских степях, поэтому все находки повозок в III тыс. до н. э. в этом регионе относились к древнеямной культуре, археологическому эквиваленту праиндоевропейцев, по Гимбутас.

В 1978 году, раскапывая курганы в Нижнем Прикубанье в 20 км от Новотитаровской, где в 1970 году были найдены первые повозки, открыли большую серию повозок с погребениями, образующими культурное единство с погребениями без повозок по ряду признаков погребального обряда (повозок – около 20; погребений – около 200) *.

[* С учетом раскопок других экспедиций, копавших в этом районе, начиная с 1979 года (СКАЭ ИА АН СССР – рук. И. С. Каменецкий, А, Н. Гей) это число, вероятно, может быть удвоено. Точное число, пока не может быть указано. ]

В 1979 году мы заявили об открытии новой археологической культуры, которая по керамике была близка Новосвободненской, а по обряду трупоположения – древнеямной (Сафронова, Николаева, 1979), но и отлична от древнеямной рядом характерных деталей (обряд новой культуры был определен нами как "на боку с отклонением на спину"). Хронологические рамки новой культуры были определены нами от дольменов Новосвободной до раннекатакомбной культуры. На основании предложенной нами хронологии северо-кавказского бронзового века, созданной на базе раскопок нашей экспедиции в Северной Осетии и Прикубанье, мы выделили культуру погребений с повозками (Сафронов, 1980; Николаева, 1980), установили диапазон ее существования, выявили генетическую связь с памятниками Новосвободной, Кеми-Обы.

В выборе названия для новой культуры мы руководствовались тем, что это культурное явление выходит за границы Предкавказья и характерно для черноморо-азовских степей: "Таким образом, погребения повозок доямного периода представляют собой культурное явление, выходящее за границы Северного Кавказа. Атрибуция этих памятников определяется их связью с новосвободненскими" (Николаева, 1980, с. 29). Одновременно эти памятники с повозками были включены нами в источниковую базу для диффузии колесного транспорта в среде индоевропейцев.

Подтверждение высказанным нами взглядам было вскоре получено после работ Ю. А. Шилова (1979, с. 16-18), где автор отошел от своих прежних взглядов на погребения с повозками в Нижнем Поднепровье как атрибут древнеямной культуры ** и выделил их в старосельскую группу, в кеми-обинском хронологическом горизонте. Вопрос о связи нижнеднепровских и нижнекубанских повозок Ю. А. Шиловым не ставился. Скорее всего увидеть эту связь мешало отсутствие надежных хронологических схем, объединяющих памятники двух регионов, разнообразие обрядов Нижнего Прикубанья сравнительно с устойчивостью обряда погребения старосельской группы памятников.

[** Ю. А. Шилов в первой публикации (1975, с. 61-72) повозок называет их принадлежащими к ямнюй культуре. Во второй публикации (1977, с. 65-73) он выделяет кеми-обинские погребения, но погребения в повозках относит к амной культуре. В 1979 г. на основании керамики в погребениях с повозками он синхронизировал их с кеми-обинскими и вслед за нами (1974, с. 174-199) с новосвободненскими и указал на кратковременную миграцию кеми-обинцев, и старосельцев на Кавказ. О связи нижнеднепровских и прикубанских повозок им вопроса не ставилось.]

В 1982 году вышла статья А. Хойслера "К древнейшей истории колеса и повозки северопонтийской территории" (Хойслер, 1981, с. 581- 647), где автор дает каталог древнейших повозок от Урала до Голландии, от Кавказа до Альп и приходит к выводу, что все находки в Северном Причерноморье и Предкавказье происходят из погребений старшей фазы культуры окрашенных костяков. И эти повозки не дают оснований выводить их происхождение из Передней Азии или Закавказья. Не видит А. Хойслер оснований для выведения западноевропейских повозок из северопонтийского региона. Автор подчеркивает, что немногочисленные данные (имея в виду колесо в горгенской культуре, изображение парной запряжки и повозки на плите в Зюшене, парных запряжек в культуре воронковидных кубков и изображения повозки на сосуде в KBК) говорят о независимости западноевропейского центра от восточноевропейского. Вместе с тем А. Хойслер поддерживает мысль Чайлда, что существует связь между цивилизацией, металлообработкой и изобретением колеса и повозки (Хойслер, 1981, с. 639).

К нашим выводам о существовании особой культуры в Прикубаньс, отличной от древнеямной, существующей в рамках от Новосвободной до раннекатакомбных памятников Предкавказья, присоединились Трифонов (1982) и А. Н. Гей (1983, с. 112-113), однако эти авторы предлагают другую терминологию (название для выделенной нами культуры) – новотитаровская культура.

В 1983 году мы составили каталог древнейших находок колесного транспорта в Восточной Европе, выделили кубано-днепровскую культуру, связав два ареала Северного Причерноморья – Нижнее Под-непровье и Нижнее Прикубанье, вывели генезис керамики двух вариантов кубано-днепровской культуры из культуры шаровидных амфор; указали на ареальные и генетические связи с Кеми-Обой и Новосвободной у кубано-днепровской культуры, и, наконец, определенно высказались, опираясь на разработки О. Н. Трубачева, об индо-арийской атрибуции носителей кубано-днепровской культуры.

В 1986 году Гей высказался о связях новотитаровской культуры с старосельскими погребениями с повозками.

Рассмотрим подробнее основания схемы распространения колесного транспорта, сформулированные Чайлдом, и основания приоритета Южной Месопотамии в изобретении колесного транспорта.

ЮЖНАЯ МЕСОПОТАМИЯ (рис. 46: XVIII)

Киш, могильник "гамма", погребения № 237, 357, 529. Датируются, по Чайлду Раннединастическим I. Содержали повозки с костными остатками упряжных животных (онагров, лошедей?). Беренс (1964, с. 12-15) датирует эти погребения Раннединастическими II-III; Мюллер-Карпе 1068, i!9l7,4|, с. 774) определяет хи даже РД III. Беренс полагает, что в могиле 237 было две квадриги и пара эквидов, а в могилах 357 и 529 содержалось три квадриги без остеологических остатков (Беренс, 1964, с. 15-16).

Ур, царские погребения Раннединастического III. Повозки находились в 4 из 16 царских могилах. Это могила 580, где была обнаружена повозка, скелет быка, копыта от трех других быков.

Ур, царские погребения Раннединастического III. Могилы 789 и 800. Содержали две повозки и двух онагров.

При датировке этих погребений Беренс (1964, с. 12-15) использует корреспонденции с IV-V династиями Египта, что в абсолютных датах определяется 2723- 2423 гг. до н. э. Однако в настоящее время РД III по месопотамской линии хронологии датируется 2500-2315 гг. до н. э. (Биккерман, 1975).

Повозки из Ура и Киша указывают после коррекции их дат на появление погребального обряда с повозками в Южной Месопотамии только с 3-й четверти III тыс. до н. э. Уместно в данной связи вспомнить даты для печатей из Ура и Киша с изображением повозок с онаграми и возницами, по Горелику (1985, табл. 2: 4, 7, 8). Эти даты находятся в npeделах 28-26 вв. до н. э. и никак не комментируются .автором статьи. Все изображения типологически относятся к Раннединастическому III, что по Биккерману датируется 25-24 вв. до н. э. Поскольку мы работаем в древневосточными датами в системе дат Биккермана, то следует оговорить эту коррекцию дат, чтобы у читателей не создавалось впечатления, что в Южной Месопотамии есть повозки ранее конца Раннеди-настического II – РДIII.

ЭЛАМ (рис. 46: XIX)

Могильник Донжон (Сузы), могилы с повозками № 280, 322. Открыты три могилы с остатками повозок и упряжных животных (Чайлд, 1951), которые датируются по Чайлду, Раннединастическим I. Могила 32|2 содержала керамику с изображением повозки с бычьей упряжкой, а также остатки повозки на краю могилы и в могиле с быками и возницей (Чайлд, с. 178). Могила 280, расположенная стратиграфически выше и датируемая Чайлдом также РД I, передатирована Беренсом (1964, с. 12-15) Раннединастическим III, т. е. 2500-2316 гг. до н. э.

Дата могилы 322 может быть уточнена по керамике с изображением повозки, которая аналогична вазе из Хафадже (Чайлд, 1956, с. 150, рис. 84). На этой вазе (рис. 48: 5) изображена сцена погребения на повозке, с четверкой эквидов. Подобная расписная керамика находилась в царских могилах под храмом Иштар в Мари. Могилы были аналогичны царским гробницам Ура со сводчатыми конструкциями, содержали в инвентаре вазы с росписью, украшения из золота, серебра, ляпис-лазури, зеркало, топор с гребнем, две длинные медные булавки (Чайлд, 1956, с. 149). Дата инвентаря не выходит за границы РД П/РД III, поскольку храм Иштар датируется РД III.

Таким образом, корректировка дат памятников, которые послужили Чайлду базой для выдвижения Южной Месопотамии в древнейший центр колесного транспорта, показывает, что все древнейшие, по Чайлду, находки повозок или их изображений датируются в узком хронологическом промежутке РД III, от середины III тыс. до н. э. до Саргона (т. е. 25-23 вв. до н. э.). Этот тезис подтверждается и тем, что в Раннединастическом I-II мы знаем только волокушу (рис. 47: 3).

СРЕДНЯЯ И ВЕРХНЯЯ МЕСОПОТАМИЯ (рис. 46: XV, XVII)

Из этих регионов происходит довольно большое число моделей повозок, причем наблюдается большая вариабельность форм четырехколесной повозки, и устойчивость двухколесных.

Модели повозок Чайлд относит к эпохе Саргонидов. В системе современных дат модели четырехколесных повозок из Тель Асмара, Хафадже, Тель Хуэйры и других в Средней и Верхней Месопотамии относятся к Раннединастическому III.

ИНДИЯ (рис. 46: XXIV)

Модели повозок в культуре Хараппы были использованы в схеме эволюции и распространении колесного транспорта. Чайлд подчеркивал, что доказательств диффузии повозок из долины Инда в долину Тигра нет. В то же время Е. Маккей, раскопавший Чанху-Даро, 1935-36 гг. сообщает, что "собственно повозок нет в Мохенджо-Даро и Хараппе, но они известны в шумерских памятниках. Хараппа поддерживала связь с Шумером. Трудно сказать, откуда появились повозки, но на рисунках и мозаике Шумера повозки выглядят менее примитивными" (Маккей, 1943, с. 164). Модели изображают 2-х и 4-х колесные повозки,, колеса с двусторонней ступицей и трехчастной конструкции (трехчастность показана росписью – Маккей, 1943, рис. 58: 20).

В настоящее время влияние цивилизации долины Инда выявлено в памятниках конца РД I – начала династии Саргонидов, по Г. Фрэнкфорту, что по системе дат Биккермана датируется 27-23 вв. до н. э.

Конец цивилизации Хараппы относится к 1700 г. до н. э. и связывается с приходом ариев (Брей, Трумп, 1979) *.

[* Любопытно, что характеристика Е. Маккея этих повозок (1943, гл. XI, с. 163, рис. 618 : 19) в корне меняет трактовку аналогичных моделей повозок в восточноевропейских круганах, которые до сих пор назывались "люльки", "саночки"]. Их находили преимущественно, в раннекатакомбных погребениях донецкого горизонта (17-16 вв. до н. э.). "Эти повозки имели 4 колеса, а передняя стенка служила щитом для стоящего". Еще в 1974 году мы назвали эти предметы моделями повозок (Сафролов, 1974, с. 96, рис. 17 : 4), относя их к СБ IВ/с.]

Таким образом, даты повозок Месопотамии и Хараппы близки друг к другу. Факт контактов между двумя регионами установлен. Однозначно определить приоритет одного из регионов в изобретении колесного транспорта затруднительно из-за широкого диапазона датировок Хараппы и моделей повозок в ней.

СРЕДНЯЯ АЗИЯ, ИРАН (рис. 46: XXII, XXIII)

Шах-Тепе, 5 моделей колес. Анау III, модель повозки. Характеризуют, по Чайлду, центральноазиатский очаг колесного транспорта.

Хронологическая позиция Шах-Тепе определяется синхронизацией с Сиалком IV, где встречены печати Джемдет Наср, которые с учетом запаздывания на севере датируются Раннединастическим I (Энеолит СССР, 1982, с. 13).

Анау III следует за Намазгой III. Намазга III датируется первой четвертью III тыс. до н. э. Импорты Намазга III встречены в Шахри-Соте I с печатями Джемдет Наср, что позволяет датировать их Раннединастическим I i(2750-2615 гг. до н. э. по Биккерману), а, возможно, и позже, учитывая переживание сюжетов на севере.

Для уточнения соотношения центрально-азиатского, месопотамского и индского очагов с колесным транспортом необходимы более серьезные и углубленные хронологические изыскания, однако нас удовлетворяет один вполне однозначный вывод, что колесный транспорт на Древнем Востоке появился практически одновременно в Месопотамии, Центральной Азии и в долине Инда. Древневосточные находки не могут быть никоим образом удревнены даже до рубежа IV/III тыс. до н. э., потому что нет никаких оснований считать древнейшими свидетельствами существования колесного транспорта знаки на пиктограммах Урука IVa. Первые повозки в натуральную величину встречены только в памятниках РД III, т. е. 25-24 вв. до н. э. Все модели повозок, изображения повозок на печатях относятся также к РД III, кроме металлической модели двухколесной повозки из Тель Аграба (конец РД II),

Чайлд отверг возможность зарождения колесного транспорта в Европе следующими рассуждениями: "Фантастично, чтобы даны или све-вы I Северной культуры (культуры воронковидных кубков – В. С.) могли своими каменными топорами построить даже повозку для бычьей упряжки, не говоря уже о военной колеснице... Я сомневаюсь, чтобы орудия народа Бадена или Глины были столь изощренны, чтобы обработать колесо" (Чайлд, 1950).

Вероятно, сомнения Чайлда были бы развеяны, если бы он знал о металлических топорах Винчи-Плочник, Тисаполгар, Бодрогкерештур, Ледьел IV, Все названные культуры предшествуют появлению шумерской цивилизации Раннединастического I. Как уже указывалось выше, Чайлд придавал большое значение не только фактам обнаружения повозок и их атрибутов на Древнем Востоке в III тыс. до н. э., но и тому, что только в этом регионе, по его мнению, возникли предпосылки для такого изобретения, которые были и только и могли быть связаны с цивилизацией (парная упряжка волов, эквидов; упряжные пахотные орудия, волокуша; развитая металлообработка). Дата месопотамской цивилизации определялась им серединой IV тыс. до н. э., что в настоящее время пересмотрено и определяется первой четвертью III тыс. до н. э. (по Биккерману). В то же время все предпосылки изобретения колеса и повозки, названные в числе признаков цивилизации, существовали в Европе, но на 1500 лет ранее, в культуре Винча (см. главы 6 и 8). На рубеже IV/III тыс. до н. э. в Европе появился и колесный транспорт в виде четырехколесной повозки. Все сказанное позволяет сделать вывод, что применяя методику Чайлда к вновь открытым фактам, связанным с проблемой колесного транспорта, можно сделать единственный вывод, что колесо и повозка возникли там, где появилась древнейшая цивилизация, т. е. в Центральной Европе.

Это заключение меняет пути распространения великого изобретения, каким является колесо и повозка. Чайлд полагал, что "идея колеса и правила его изготовления, также обряд захоронения людей королевского ранга в колесных повозках была передана через понтийских пастухов (ямная культура – В. С.) из месопотамских городов-государств в поздненеолитические племенные сообщества Европы" (Чайлд, 1957, с. 40). Исторически движение повозки в Западную Европу было связано с первыми миграциями индоевропейцев. Этот тезис Чайлда в настоящее время должен быть также пересмотрен и благодаря тому, что пересмотрена локализация индоевропейской прародины (см. глава 1 и 7), а также на основании того, что древнейшая цивилизация возникает на Балканах, а древнейшие свидетельства колесного транспорта зафиксированы в культуре воронковидных кубков АВ и старшей фазы КВК, генетически связанной с археологическим выражением древнейшей цивилизации – культурой Винча.

Новые находки моделей четырехколесных повозок в баденской культуре, в Центральной Европе вызвали серию работ (Бихир, Бона, Сулимирский, Пигот, Ганчар, Фолтини, Сопрони, Смолиан, Немешова-Павукова и др.), которые не внесли корректировок в локализацию центра зарождения колесного транспорта, но дали много гипотез о путях распространения колесного транспорта из Месопотамии в Европу либо через Кавказ, либо через Подунавье, либо через Апенины. Отсутствие твердой хронологической шкалы для памятников баденской культуры не позволило исследователям поставить вопрос о приоритете центральноевропейского региона в изобретении повозки. Поскольку не были предложены археологические культуры – посредники в передаче этой идеи из Месопотамии в Европу, то все названные исследования не вышли за рамки гипотез.

В связи с находкой модели повозки с протомами быков из энеолитического поселения Словакии – Радошина болеразской группы Немешова-Павукова (1977, с. 445) определяет, что типологически эта находка примыкает к повозкам Раннединастического Месопотамии. Исследовательница отмечает, что в Малой Азии есть модель, относящаяся ко времени Аладжи, т. е. 25-23 вв. до н. э. Это металлическая модель четырехколесной повозки с парной запряжкой волов (рис. 48). Более поздние разработки (Немешова-Павукова, 1980) позволяют определить хронологическую позицию болеразской группы словацкого энеолита как 28/27 вв. до н. э., а начала баденской культуры как середина 26 в. до н. э. В соответствии с этими данными центральноевропейские находки 28-26 вв. до н. э. оказываются в одном культурном блоке и хронологически предшествуют месопотамским повозкам и анатолийской модели повозки. Даже на основании этих фактов необходим пересмотр концепции Чайлда о приоритете месопотамского центра, однако никем из исследователей так проблема не ставилась.

Соотношение центральноевропейского и восточноевропейского очагов колесного транспорта сводится к хронологическому соотношению древнеямной, кубано-днепровской и баденской культур, где найдены древнейшие повозки и модели повозок. Древнейшие памятники древнеямной культуры, где найдены деревянные сложные конструкции, которые интерпретируются нами как части повозок, были обнаружены в Центральной Европе, в Северо-Восточной Венгрии в могильнике Кетедьхаза в стратиграфическом узле с памятниками Болераз-Чернаво-да III: памятники ДЯК следовали за болеразскими помятниками, а возможно, и были синхронны с ними.

Чтобы выявить центр происхождения колесного транспорта, необходимы тонкие хронологические соответствия всех европейских находок колесного транспорта в пределах первой половины III тыс. до н. э., поэтому ниже мы приводим наш комментарий к хронологии каждой находки, о которой сообщаются необходимые каталожные сведения. (Римскими цифрами обозначены регионы, а арабскими цифрами – конкретный памятник в европейских регионах с колесным транспортом).

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРОПА. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ВЕНГРИЯ (рис. 46: III)

Кетедьхаза, курганное поле (раскопки Д. Газдапустаи, 1966 г. и И. Эчеди, 1968г.). Древнеямная культура, по Эчеди (1979).

Тип погребений "с деревянными конструкциями", выделенный Эчеди, находит аналогии в памятниках Венгрии из раскопок более раннего периода Ж. Чалога, и по мнению всех исследователей, эти конструкции могут иметь отношение к повозке (Эчеди, 1979, сноска ПО).

1. Кетедьхаза 3/7 – основное погребение (Эчеди, 1979, с. 22), установлено по выкиду, после удаления которого были расчищены деревянные конструкции. Конструкция состояла из 4 продольных брусов, положенных как перекрытие могилы, поверх которых было положено 11 поперечных брусов разной толщины, сделанных из толстых веток, расщепленных пополам (Эчеди, 1979, рис. 11). Кроме надрезки и расщепления, никаких следов обработки дерева (скрепления, связывания) не было отмечено. В двух метрах от могилы находилось место, где подготавливали эту конструкцию – следы коры, ветвей. Скелет человека лежал на спине, головой на 3., с руками, протянутыми вдоль туловища и согнутыми в коленях ногами, упавшими направо. Таковы наблюдения полевых исследователей.

Судя по рисунку и фотографии, описание памятника можно уточнить. Четырех продольных брусов не видно, однако отчетливо видно, что на восточной стороне могилы три бруса лежали впритык друг к другу; в западной стороне нет следов продольных брусьев. При этом вся середина перекрытия сохранилась, поскольку конструкция только просела, а не обрушилась, поэтому не должно быть ссылок на фрагментарность перекрытия. Более того, с западной и восточной стороны -длинные широкие плахи, с северной и южной стороны – плахи такой же толщины, но в середине над могилой – более тонкие брусья. Если учесть, что с северной и южной сторон плахи приподняты и расположены наклонно к могиле (Эчеди, 1979, фото 5: 3, 4), то может быть реконструирована картина: телега с бортами по 50 см высоты была поставлена над могилой; когда борта развалились под давлением насыпи, то они упали на края могилы, на которой лежала земля выкида, которая сообщила им наклон к могиле. С восточной стороны могилы отмечена еще длинная тонкая жердь – фрагмент дышла или оглобли. В юго-западном углу на фотографии отмечена площадь тлена, которая больше, чем ширина плахи; это место углублено относительно края могилы. Вполне вероятно, что это остатки тлена от колеса. Архаичность памятника подчеркивает инвентарь, состоящий из серебряных колец с несомкнутыми концами, ожерелья из клыков животных; астрагалов, куска охры.

2. Кетедьхаза 3/6 – первое впускное в курган 3 погребение (Эчеди, 1979, с. 22- 23). "Могила была перекрыта деревянной конструкцией, основа которой подобна конструкции в могиле 3/4" (Эчеди, 1979, с. 22). "Были соединены между собой большие брусы, предварительно подогнанные друг другу". Над скелетом лежали узкие, толщиной до 2 см планки. "Скелет лежал на спине, головой на 3. Обе руки были согнуты и лежали на тазу, а ноги распались ромбом. К деревянной конструкции относились кожаные покрытия в 3 слоя, которые поднимались над деревянной рамой" (Эчеди, 1979, рис. 10, табл. 5: 1-2).

Таким образом, на дне могилы был положен щит из рамы с поперечными планками. Скелет лежал на возвышении по отношению к плоскости рамы на 20 см. Деревянная конструкция, включавшая три слоя кожаных покрывал, находилась выше скелета.

По отношению к основной могиле деревянные конструкции этой впускной могилы выглядели несколько иначе, но остов повозки со снятыми колесами выглядел совершенно так же, как и рама погребения 3/6. Кожаные покрывала – существенная деталь – находит параллели в нижнекубанских памятниках с повозками.

3. Кетедьхаза 3/5 – впускная в кургане (Эчеди, 1979, с. 22).

В могиле находились "остатки колоды", которая была покрыта кожаными покрывалами с четко различимыми заплатами, светло-коричневого и красно-коричневого цвета. Содержала захоронение ребенка.

Эчеди включает погребение в группу памятников с деревянными конструкциями; описание кожаных покрытий напоминает описание нижнекубанских находок (Козенкова, 1973, с. 60 и сл.).

4. Кетедьхаза 3/4 – впускная могила в кургане (Эчеди, 1979, с. 21). Была перекрыта "деревянной конструкцией", состоящей из 4 прямоугольных брусьев. Брусы были соединены между собой шипами, вставленными в гнезда. Рама была покрыта тонкими жердямии кожей. Конструкция перекрытия рухнула со временем на скелет. Под скелетом также отмечены жерди. Обряд погребения – на спине, скорченно; ноги упали на левую сторону. Ориентировка – головой на 3. (Эчеди, 1979, рис. 9). Скелет был покрыт мелом. Инвентарь состоял из серебряных подвесок и кусочка охры.

В отличие от выше перечисленных конструкций здесь рама намеренно скреплена, хотя необходимости скреплять плахи перекрытия нет, что.может свидетельствовать о том, что и эта рама представляет основание повозки. Число таких погребений с "деревянными конструкциями" может быть умножено, если учесть раскопки более раннего времени. Самыми информативными являются раскопки Ж. Чалога в Кацахоттлахом-Балмажуйварош, Дебрецен-Васахалом (Эчеди, 1979, сноска 110). Автор раскопок отмечал такие элементы покрытия, как "пол", "плетни", "ограда" и т. д.

Древнеямная культура хорошо исследована в отношении погребальных конструкций во времени и на большом пространстве от Венгрии до Урала и Кавказа; конструкция перекрытия, в основном, однотипны: поперечный и продольный настил плах с циновками на них. Сама по себе сложность надмогильных деревянных конструкций над древнеямными могилами Венгрии уже может служить указанием на неординарность этих конструкций, а опыт исследования нами повозок в Нижнем Прикубанье разной степени сохранности свидетельствует о том, как хрупки остатки повозок, как легко может быть утрачено звено, необходимое для установления семантики конструкции, что позволяет нам усматривать в венгерских конструкциях – части повозок.

Конструкции в древнеямных могилах Кетедьхаза использованы не для того, чтобы напрямую сравнивать их с болеразской и баденскими моделями повозок, но с целью употребить данные стратиграфии, связывающие болеразские, баденские и древнеямные памятники в прямой, а не многозвенной цепочке.

Дата древнеямных памятников в Венгрии определяется данными стратиграфии Кетедьхаза. Курганы в могильнике Кетедьхаза частично перекрывали поселение культуры Бодрогкерештур. Погребения 4/1 и 4/2 были впущены в слой поселения. Дата финальной фазы Бодрогкерештур устанавливает древнейший предел для древнеямных памятников в этом регионе (Эчеди, 1979, с. 26).

Время основных погребений в курганах 5 и 6 определяется датой керамики жертвенников вокруг могил. Эта керамика относится к фазе Болераз-Чернавода III (Эчеди, 1979, с. 29). Болераз-Чернавода III сменяют памятники культуры Бодрогкерештур в этом регионе, поэтому нижний хронологический уровень для ДЯК в Венгрии – это дата Болераза, который по радиокарбонным датам начинается с рубежа 28/27 вв. до н. э. В то же время Эчеди не считает возможным распространить эти даты на все древнеямные погребения Венгрии. Он приводит радиокарбонную дату погребения Кетедьхаза 3/4-2315+/-80 (Эчеди, 1979, с. 52), что, по нашему мнению, может характеризовать только самое позднее погребение в кургане с деревянными конструкциями типа повозки и служить terminnus post quem для начала движения индоариев в Северное Причерноморье и Предкавказье.

Если часть погребений ДЯК в Кетедьхазе синхронные Болеразу, который согласно современным воззрением (Немешова-Павукова, Сохацкий) является древнейшей фазой баденской культуры, то другая часть погребений ДЯК сосуществовала чресполосно с баденскими памятниками, причем это выражалось в том, что курганы ДЯК занимали водоразделы и высокие места, а грунтовые могильники баденской культуры занимали низкие места в окружающем ландшафте. Этот факт сосуществования двух археологических культур, одна из которых (ДЯК) имеет индоиранскую атрибуцию (Сафронов, 1983), а другая – протогреческую (согласно гипотезе Чайлда), может соответствовать ситуации, обозначенной лингвистами как греко-арийское единство.

5. Радошин, Топольчаны. Словакия. Группа Болераз (Немешова-Павукова, 1977; Владар, 1979). Модель повозки с парной упряжкой волов (рис. 48). Представляло собой "корыто почти квадратной формы. По краю – орнаментальные наколы в два ряда. Стенка, на которой укреплены протомы быков, имеет над краем жгутовидную полудугу. Скульптурные воспроизведения парной запряжки только наполовину выступают из плоскости стенки. Колес не было. Длина повозки – 10,5 см. Высота – 6,2 см. Калиц (1976, с. 115) относит находку к баденской культуре, что не противоречит действительности, учитывая, что Болераз – древнейшая ступень Бадена, однако в данном случае существенна хронологическая позиция Болераза и модели повозки из Радошина, в ряду баденских моделей повозок как древнейшей.

Значение болеразской модели повозки состоит в том, что именно к этой культурной группе относятся фрагменты керамики в жертвенниках вокруг основных могил в курганах Кетедьхаза, в том могильнике, где, представлены нам, вполне достоверно реконструируется обряд захоронения с повозками. Эта находка и основные погребения в курганах 5 и 6 в Кетедьхаза с "деревянными конструкциями" являются единственным стыком центральноевропейского и восточноевропейского колесного транспорта III тыс. до н. э. И этом узел может быть развязан только единственным образом, а именно выводом, что приоритета в изобретении колесного транспорта нельзя доказать ни для одного из этих регионов и этих двух культур, основываясь только на этих фактах.

Исходя из того, что эти находки являются древнейшими из известных европейских моделей повозок и древнее месопотамских, то дальнейший поиск может вестись на основании того, что компонентом в Болераз и древнеямную культуру входит праиндоевропейская культура – культура воронковидных кубков, в которой уже находили колеса (Ван дер Ваальс, 1964). На находках изображения повозок в КВК (Броночицы и Зюшен) мы остановимся ниже в разделе "Происхождение колесного транспорта".

Диффузия колесного транспорта по Восточной Европе проходила с миграциями индоевропейцев: индоиранцев и индоариев.

Получил дальнейшее развитие колесный транспорт и в баденской культуре. Некоторые погребальные традиции баденской культур позволяют предполагать включение повозки в погребальный инвентарь. В то же время модели повозок приобретают явно ритуальное значение.

6. Будакалаш, около Будапешта. Венгрия. Грунтовый могильник. Раскопано 400 могил в 1950 году. Ямы овальной формы содержали скелеты на правом и левом боку, парные и одиночные; есть вытянутые захоронения. Руки часто помещались перед лицом. Использовались каменные заклады могил. Есть трупосожжения, характерные для Болераза. Длинные могилы содержали также захоронения животных, на основании чего Калиц и Чалог делают предположение, что народ баденской культуры производил захоронения в повозках (Калиц, 1976, с. 106-116; с. 111).

Модель повозки из Будакалаша представляет собой изолированную находку, не связанную с комплексом керамики. В то же время нет сомнений в принадлежности: ее к баденскому комплексу, что впоследствии было доказано обнаружением аналогичной повозки в Сигетсентмартоне. В целом в могильнике обнаружены разнообразные вазообразные сосуда, верхняя часть которых была подобно "корытцу", орнаментированному зигзагом (Баннер, 1956, табл. 59: 38, гр. 3, гр. 19) и аналогична модели повозки только без колес. Связь модели повозки с сосудами указывает, по мнению исследователей, на культовый характер модели (Калиц, 1976, с. 112). Повозка, которая может быть реконструирована по модели в Будакалаше, была четырехколесная с высотой бортов около 1 м. Высота бортов может указывать на их защитную функцию и делает возможным предположение, что такие повозки служили для военных целей. Площадь их по дну была около 0,7 кв. м, т. е. на нее могли встать 2 человека.

7. Сигетсентмартон. Погребение с моделью повозки баденской культуры (раскопки Т. Каменцеи, публикация Калица, 1976, с. 106-117).

"Глиняная модель повозки или в подражение модели повозки в виде сосуда с вертикальной ленточной ручкой. Модель повозки была связана с выразительным комплексом баденской культуры" (Калиц, 1976, рис. 3). Обряд погребения – левый бок, ССЗ. Погребение связано с грунтовым могильником баденской культуры.

Модель повозки из Сигетсентмартона более стилизована, чем модель из Будакалаша, однако тип повозки совершенно такой же. Приведем выдержки из статьи Калица по вопросам датировки, происхождения повозок и связи со степными народами: "На основании релятивной хронологии можно представить, что знакомство с повозкой приходит с востока" (для этого мнения нет оснований именно по причине относительной хронологии с теми погребениями с повозками, которые в Восточной Европе относятся к кубано-днепровской культуре – В. С.). Далее Калиц продолжает: "Между степными и баденскими повозками или их моделями нет никакого типологического сходства". Такое заключение трудно сделать, поскольку в Бадене пока не найдено повозок в натуральную величину, а в кубано-днепровской или древнеямной культурах пока нет моделей повозок. Калиц оставляет нерешенным вопрос о хронологическом соотношении баденской и древнеямной культур и о приоритете региона в изобретении повозки. В то же время он заключает, что "южное происхождение повозки более вероятно, однако нельзя и полностью исключить восточные степные влияния" (Калиц, 1976, с. 116).

К сожалению, ни один из выводов Калица ничем не подкрепляется, а все поставленные им вопросы успешно решаются, как показано выше, хронологией Болераза по С 14 и стратиграфией Болераза и ДЯК в Кетедьхазе. Все восточноевропейские находки повозок моложе погребения ДЯК в Кетедьхазе и Болераза.

СЕВЕРНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ (рис. 46: VI-XII)

8. Плачидол. Северо-Восточная Болгария. Курган 1. Погребение 1. Погребение с повозкой. Обряд погребения – на боку, с отклонением на спину. В могиле находилось 4 колеса и остатки повозки. Атрибуция – древнеямная культура, по Панайотову, Дергачеву (1983, 1984) или кубано-днепровская культура, по Николаевой, Сафронову (1983, с. 59). Дата по С 14 для этого погребения – 2220+/-50 г. до н. э., что не расходится с датой для Кетедьхазы 2315+/-80. Этот пункт является самым западным для погребений с повозками, не считая дееревянных колес из КВК в Нидерландах, которые также предполагают существование повозок в этом регионе и в этой культуре.

9. Маяки. Днестра-Дунайское междуречье, Одесская область (раскопки Днестро-Дунайской экспедиции ИА АН УССР и Одеского археологического музея – Шмаглий, Субботин, 1968, с. 256). Погребение с остатками повозки. Впускное при основном усатовского времени, со скелетами на спине с подогнутыми ногами.

ПОИНГУЛЬЕ (рис. 46: VIII)

10-12. П о д к у р г а н н ы е погребения с повозками у с. Софиевка. 1/9; К о н с т а н т и н о в к а, Отрадный 26/п Новобургского р-на Николаевской области (раскопки Ингульской экспедиции ИА АН УССР в 1966-1967 гг., рук. О. Г. Шапошникова: 1971, 1977, 1980).

Софиевка 1/9 – впускное в кургане; основное для 3-й насыпи. Основным и предшествующими в кургане были древнеямные погребения с западной ориентировкой с обрядом положения на спине, скорченно. Обряд погребения в Софиевке 1/9 – правый бок, скорченно, головой на С., руки у колен. Могила перекрыта повозкой и плитой каменной. Инвентарь состоял из кремневого наконечника.

Следует особо подчеркнуть, что автор раскопок О. Г. Шапошникова продолжает атрибутировать и подобные погребения на боку с повозками как ямные (1985, с. 345, 348), не учитывая существование других точек зрения на принадлежность подобного обряда бочных захоронений с повозками (Ю. А. Шилов – старосельская группа; В. А. Сафронов – кубано-днепровская культура), и датирует последней четвертью III – началом II тыс. до н. э. (1977, с. 27). Следует особо подчеркнуть и то, что в Софиевке 1/9 сочетается каменное перекрытие с повозкой, что не встречается в более восточных районах. Это погребение относится О. Г. Шапошниковой ко II типу погребений, а последний в 4 случаях перекрывается I, II, IV, VI типами погребений и, следовательно, сосуществует с I типом (на спине, скорченно под плитой). О. Г. Шапошникова также отмечает, что в Поингулье ямные погребения впускные и позже усатовских. Единственное погребение с керамикой типа Михайловки II не противоречит этой дате. Это Привольное 1/4.

НИЖНЕЕ ПОДНЕПРОВЬЕ (рис. 46: IX)

13. Подкурганное погребение с повозкой "Сторожевая могила", Нижнее Поднепровье правобережье, 18 км к югу от Днепропетровска (раскопки 1949 г. А. И. Тереножкина) (Тереножкин, 1951, с. 53-54).

Повозка была обнаружена на уступе впускной, древнеямной, по Тереножкину, могилы. Колеса находились по одну сторону; части повозки – на другом уступе. Было обнаружено только два колеса, что дало основания Тереножкину и другим исследователям, их упоминавшим, говорить о двухколесной арбе. Сохранность дерева хорошая. Колеса сделаны "из сплошного куска дерева, рассеченного продольно диаметром 50 см со ступицами и круглыми отверстиями для осей". Длинная плаха на уступе связывается Тереножкиным с дышлом. Кроме того, выявляется ряд деталей конструкции повозки, которые не прослеживаются в других случаях – "столбики-балясники". Обряды погребения – яма с уступом; на спине, ноги скорчены, головой на СЗ. Требует уточнения, действительно ли на спине лежал скелет, поскольку описывает погребение с повозкой А. И. Тереножкин иначе, чем основное, которое совершено по древнеямному обряду. Основное погребение находилось в яме, окруженной кольцом из камня; на спине скорченно, с согнутыми и упавшими направо ногам, головой на СВ.

Это была первая находка повозки в причерноморских степях и вторая – в Восточной Европе (первая – в урочище "Три Брата" в Калмыкии в 1936 г.). Хотя в начале 50-х годов фактологическая база о повозках была ничтожна, исследователь памятника правильно датировал находку 2-й половиной III тыс. до н. э. и связал ее с никопольской группой древнеямных памятников, по Б. Н. Гракову. Значение находки оценивалось следующим образом: "Глубокая древность арбы не вызывает сомнения в ее местном происхождении: последнее закономерно связано с ранним возникновением и значением здесь пастушеского скотоводства" (Тереножкин, 1951, с. 54).

14-18. По гр е бе ния с повозками у с. Первоконстантиновка, Староселье. Нижнее Поднепровье (раскопки Херсонской экспедиции ИА АН УССР – Ю. А. Шилов, 1977-1982).

Первоконстантиновка 1/6. Основное (Шилов, 1975, с. 55, рис. 1: III) в могиле трапециевидной формы. Содержало повозку, от которой сохранились продольные плашки длиной 1,2 м, шириной до 7 см, толщиной до 1,5 см; два колеса диаметром 69 см. Диаметр ступицы – 24 см; диаметр отверстия – 16 см. Высота ступицы -9 см. В плашках есть пазы (пазы отмечаются и в Кетедьхазе, см. выше). Скелет на правом боку (углы скорченности 90/45°), с отклонениями на спину, головой на СВ. Безинвентарное.

Первоконстантиновка 1/19. Основное (Шилов, 1975, с. 55, рис. 1: VI). На краю могилы было найдено стоящее колесо. Никаких следов конструкции повозки нет. Скелет на спине (на правом боку, с отклонением на спину), скорчено, углы скорченно-сти 120/60°, головой ЗЮЗ. Дно могилы и нижняя часть ее покрыты сажей. Инвентарь: черешковый нож удлиненной формы.

Староселье 1/8. Было восьмым впускным в курган. Основное погребение было совершено в яме с заплечиками, перекрытой поперечными узкими жердями шириной 12 см. На уступе расположено 7 колес. Плахи имеют отверстия до 2 см. Диаметр колес до 50 см; диаметр ступицы – 17-22 см; диаметр отверстия – 4,7 см. Скелет на спине, головой на ЗЮЗ, ноги очень слабо подогнуты, почти вытянуты. Руки вытянуты (Шилов, 1975, с. 56).

Староселье 1/10. Являлось десятым впускным погребением (Шилов, 1975, рис. 1: IV). Могила с заплечиками перекрыта разобранной повозкой. Плашки шириной от 2 до 10 см имеют следы обработки. Сверху перекрытия – следы циновок (сравни с кожаными покрывалами, следы которых сохранились в Кетедьхазе и Новотитаровской. По углам – 4 колеса. Прослежено крепление частей в колесе штырями в отверстия шириной 1,6 см. Отверстия пробиты долотом. Обряд – левый бок, головой на СВ. Левая рука вытянута, правая согнута в локте.

Староселье 4/13. Впускное в кургане (Шилов, 1975, с. 60). Яма с заплечиками. Сохранилось 2 колеса на заплечиках. Могила перекрыта деревом. Обряд: левый бок, скорченно, левая рука вытянута, правая согнута в локте. Ю. А. Шилов указывает, что по фрагменту керамики Первоконстантиновка 1/8 сближается с, погребениями майкопской культуры (там же, с. 61). Погребения 1/8 и 1/19 принадлежат к рубежу I и II этапов ямной культуры (там же). В другой работе (Шилов, 1982, с. 31-32) автор определяет местом кеми-обинских погребений Староселье 1/3 и 1/4, за которыми следовали 1/8 и 1/19 как начало раннеямного периода (на основании типологического сходства с погребениями в Софиевке 9/1, с горшками Михайловского типа, слой I II Михайловки). Дату этого периода Ю. А. Шилов принимает по Шапошниковой как 24-23 вв. до н. э., а с учетом дат Телегина для Михайловки II несколько удревняет ее до 25-24 вв. до н. э.

ПРИАЗОВЬЕ (рис. 46: X)

19. Погребение с повозкой 11112. Совхоз Аккермень Молочанского района. Северное Приазовье (раскопки В. А. Ильинской в 1952 г. в экспедиции А. И. Тереножкина: 1956, 1961). Впускное в курган. Основным в кургане было погребение в дольменовидной гробнице, составленной из необработаных каменных блоков, перекрытой плитой и ограбленной. Впускных в кургане было 7 погребений древнеямной культуры. Погребение 12, о котором в предварительной публикации (Николаева, Сафронов, 1983) сообщалось как о содержащем остатки колес, в публикации отчета Николаева, Сафронов, 1983 фигурирует как объект со сложным перекрытием могилы, но без колес (там же, с. 112-117). Погребение 12 (с предполагаемой повозкой) – яма с заплечиками. Выше уступа могила имеет форму неправильного четырехугольника размером 2,6X2,25X1,0 м. Ниже уступа – 1,75X1,1X2,1 м. Перекрытие могилы – поперечные плашки шириной от 0,15 до 0,25 м. Длина плашек – 2,0 м. На восточном уступе плашки были закреплены продольной плахой. На западном уступе прослеживаются какие-то плахи, расположенные под углом к короткой оси могилы. Западный уступ большой – 0,8 м. Судя по предварительному сообщению, на нем находились остатки колес.

Авторы раскопок говорят о парном погребении. Однако от второго скелета сохранился только череп. В этом случае можно допускать, что произведено захоронение 2-го черепа. Сохранившийся скелет – на спине, с ногами, упавшими на правую сторону. Левая рука (сохранилась только плечевая кость) отведена в сторону. Положение можно рассматривать как на правом боку с отклонением на спину, головой на ЮВ. Инвентарь: сосуд с ручкой и шнуровой орнаментацией, пронизки из меди.

ПОДОНЬЕ (рис. 46: XI)

20. Погребение с повозкой в кургане близ Ростова-на-Дону (Чередниченко, 1969, с. 84-88, рис. 35). Основное в кургане. Впускные при нем – погребения катакомбной культуры. Яма почти квадяратной формы, размером 2,0x1,8 м. Перекрыта поперечным накатником. В углах ямы – столбики. В заполнении ямы – плашки равной длины и ширины. Скелет на правом боку, руки перед лицом, головой на С. В углу могилы стояло колесо. Диаметр – 0,5 м; диаметр ступицы – 0,15-0,2 м; диаметр отверстия – 0,08 м. Инвентарь: бронзовые шилья и кремниевые отщеп и скребок; ступица двусторонняя. Дно посыпано мелом, а скелет – охрой (см. погребения в Кетедьхазе). Автор раскопок пишет: "По расположению в кургане, а также по инвентарю это захоронение является обычным для ямной культуры... На Нижнем Дону колесо встречено впервые в погребении ямной культуры. ...Колеса из ямных погребений, вероятно, старше колес предкавказского варианта катакомбной культуры и Триалети".

Подчеркнем, что Чередниченко видит здесь только колесо, а не повозку, и что обряд типичен для ямной культуры. Оба положения не верны; к сожалению, именно из таких непроверенных заключений складывалось мнение, что повозки – атрибут ямных погребений (Кузьмина, 1974; Гимбутас, 1970, с. 483-488).

21-22. Нижнее Подонье. Древнеямные погребения с "деревянными рамами" на дне могилы 1/6 или 1/7 (раскопки А. Н. Мелентьева, 1965, с. 53, 54). Учитывая, что в некоторых погребениях в Кетедьхаза были такие же рамы, мы считаем возможным привести в этой связи "древнеямные погребения" из Нижнего Поволжья. Оба погребения были совершены в прямоугольных ямах, на правом боку, головой на З. На дне – охра и мел. Основным в кургане было погребение на спине с подогнутыми ногами. Погребенные были положены на остатки погребальных носилок, по Meлентьеву, покрытых корой, может быть, кожей. Перекрытие – накат поперечных бревен, уложенных на продольные, сложенные попарно вдоль длинных сторон. Инвентарь впускных могил – не выразителен, но в основной могиле – круглодонные горшок и топор из змеевика (Наколаева, Сафронов, 1983, с. 56).

А. Н. Мелентьев считает, что эта стратиграфия подтверждает факт двух этапов эволюции древнеямного ритуала, отмеченный О. А. Кривцовой-Граковой для Никопольского курганного поля.

ПРИКУБАНЬЕ (рис. 46: XII)

23-25. Погребения с повозками у ст. Роговская. Краснодарский край, Прикубанье, Тимашевский район (раскопки Н. В. Анфимова, АО за 1971, 1972, с. 141-142). Были впускными при правобочных основных в прямоугольных ямах, перекрытых деревом или настилом; по углам и продольным сторонам прослеживаются столбики, Ориентировка основных – 3. В кургане 2 при основном, содержащем инвентарь – зубы ископаемой рыбы, костяные булавки (III гр. по Сафронову), браслеты из квадратных обоймочек, с 4 медными бляхами, подвески в 1,5 оборта. Впускное погребение было парное с 4-колесной повозкой и медным ножом. Из раскопок 1970 г. Н. В. Анфимов сообщает еще о двух повозках. Колеса этих повозок – цельные с выступающими ступицами.

26. Повозка в насыпи, без погребения. Ст. Роговская Тимашевского р-на Краснодарского края (раскопки Н. А. Николаевой, В. А. Сафронова в 1972 году: АО за 1972, 1973, с. 107). Курган 3. Основное погребение – на правом боку, головой на 3, перекрытое настилом на столбовой конструкции. Впускное погребение – на спине, скорченно, с отклонением на спину, головой на ССЗ. Инвентарь: бронзовые обоймочки с пуансонным орнаментом и бусы из зубов ископаемой рыбы, т. е. такой же, как в основном погребении к. 2 из раскопок Н. В. Анфимова.

Остатки повозки либо перекрывают основное погребение, либо связаны с ним. В системе относительной хронологии эти повозки датируются после СБ Ia1 или синхронны с ним (Сафронов, 1974; 1978; 1979; 1980).

27-33. Новотатаровская к. 1, к. 2, к. 10. Краснодарский край, в 20 км от Краснодара к северу (раскопки В. И. Козенковой в 1970 г. Публ.: Козенкова, 1973).

Новотатаровская 1/12. Основное погребение. Содержало повозку. Впускные – 1/8, 1/7, 1/6, 1/5, 1/4 также содержали повозки. В кургане, таким образом, зафиксировано 7 повозок. Перекрытие 1/12 составлено из 30 тонких поперечных плашек, покрытых войлоком. По углам могилы – столбики (как в основных погребениях у ст. Роговской). Скелет – на левом боку с отклонением на спину, головой на ВСВ. Окрашен охрой. Инвентарь состоял из обломка чернолощеного сосуда с прочерченными треугольниками по плечикам. Повозка находилась на восточном краю. Конструкция повозки состояла из прямоугольной рамы изготовленной из 4 тонких досок; центр скреплен перекрещивающимися досками; колеса из 4 отдельных кусков имели одностороннюю ступицу. На повозке и перекрытии – следы огня.

Новотатаровская 1/8. Впускное с повозкой. Дно посыпано мелом и охрой. Перекрытие из 5 поперечных досок со следами узоров и войлоком на них. Обряд – на правом боку, головой на ЮЗ. Правая рука перед лицом. Кости обожжены, окрашены. Наблюдается прямая стратиграфия погребения 1/8 над 1/9, содержащим двуручный сосуд. Таким образом, правобочное погребение с сосудом 1/9 занимает место между 1/12 и 1/8.

Подобная стратиграфия позволяет присоединить к погребениям с повозками погребения без ловозок, но хрнологически одновременные и, как покажем ниже, культурно-однородные (Николаева, Сафролов, 1983, с. 59 и сл.).

Новотатаровская 1/7 и 1/11 и расположенная рядом с 1/11 повозка 1/4. Детали погребения те же. В погребении 1/11 содержалось парное захоронение на правом боку с отклонением на спину (В. С.) и вытянутой на спине, головой на 3. На дне – мел. Скелеты окрашены. Правая рука согнута.

Новотатаровская 1/6. Обряд погребения не описан. Повозка № 1 имела более квадратную форму кузова.

Новотатаровская 1/4,5. Трупосожжение, а не трупоположение. Две повозки в насыпи. Обломки колес.

Новотатаровская 2/6. Основное. Могила перекрыта продольными и поперечными плахами. Склет на правом боку, головой на ЮЗ. Окрашен. Инвентарь: бронзовый нож. Скелет слегка обожжен. От повозки сохранились три колеса.

Новотатаровская 10/осн. Центральное. Могила имела перекрытие из поперечных плах, которые были скреплены продольным куском деерва. Скелет находился на правом боку, головой на СЗ. Руки помещались на поясе.

Для районов Прикубанья повозки, обнаруженные в 1970 году В. И. Козенковой были первыми. Следует отметить, что это тщательные полевые исследования, которые позволили получить и хорошие стратиграфические данные. Вкупе с нашими исследованиями раскопки В. И. Козенковой создали тот необходимый фонд источников для выделения новой археологической культуры, которую мы назвали кубано-днепровской, причем число повозок в Прикубанье превышает в 5-6 раз повозки, найденные в Поднепровье. Хотелось бы подчеркнуть стремление В. И. Козенковой "определить культурно-историческое место новых памятников и установить их хронологию" (1973, с. 64-66). Для этого исследовательница обратилась к материалам культур, соседних в ареале и во времени: ямной, катакомбной и северокавказской (СКК).

Черты сходства с северокавказской, по Козенковой, – территория; грунтовые ямы с деревом, западная ориентировка погребенного, находки керамики северокавказского облика с блестящим черным лощением, с резной орнаментацией в виде треугольников, двуручных сосудов (Козенкова, 1973, с. 64).

Черты различия с северокавказской культурой – отсутствие камней в насыпи (характерный для СКК признак), отсутствие набросок поверх перекрытия из дерева (там же).

По нашему мнению, выявлять черты сходства и различия с СКК – неблагодарный труд, поскольку в Прикубанье такой культуры нет.

Черты сходства с памятниками ямной культуры – прямоугольная форма могилы, перекрытие из плах, хвороста, дерева и камыша; подстилка на дне; засыпка дна могилы охрой и мелом; следы огня, захоронение на спине с поворотом на правый бок скорченно. Следует особо отметить последний тезис: если Козенкова считает обряд с отклонением на спину присущим ямной культуре, то мы считает этот обряд выделяющим погребения с повозками из массива древнеямных, (Сафронов, 1980) служащим для выделения новой культуры. И в этом наши точки зрения – диаметрально противоположны.

Черты отличия от ямной культуры – отсутствие ям с заплечиками, глубоких обширных прямоугольных ям, восточной и северо-восточной ориентации покойников, отсутствие керамики ямной культуры (Козенкова, 1973, с. 66). Надо сказать, что эти признаки не избирательны даже и для древнеямной культуры: не во всех, а только в 25% древнеямной культуры в Калмыкии есть инвентарь (Сафронов, 1974); в КДК есть и ямы с заплечиками и ориентировка в восточном секторе (Николаева, Сафронов, 1983).

Черты сходства, по Козенковой, с катакомбной культурой (1973, с. 66) – парные захоронения, правобочные захоронения, жертвенники, использование обломков сосудов в качестве курильниц, неглубокие могилы со столбиками по углам, погребальный инвентарь, особенно повозки, "которые указывают на определенную культурно-историческую общности памятников Калмыкии и Прикубанья" (там же, с. 67). Если понимать Козенкову в том смысле, в каком понимает культурно-историческую общность Н. Я. Мерперт (1974, с. ), то значит, исследовательница говорит об отнесении погребений с повозками к катакомбной культуре. Правда, она уточняет, что "материалы бронзового века из Краснодарского края представляют собой своеобразную локальную группу, в которой слились элементы всех названных культур" (там же). Таким образом, несмотря на интересные наблюдения и замечания о своеобразии памятников у Новотитаровской, сделанные Козенковой, выделением новой культуры ее экскурс не закончился.

34. Пластуновская. Динской район Краснодарского края, курган 2, погребение с повозкой (раскопки А. А. Нехаева в 1977 г. АО за 1977 г. М., 1978, с. 133). "Над перекрытием одной из ям лежала в разобранном виде повозка, имевшая 12 колес". Об обряде погребения не сообщается. Центральным погребением в кургане являлось, по Нехаеву, захоронение майкопско-новосвободненского времени, о чем свидетельствовала находка золотых проволочных подвесок с несомкнутыми концами.

35, Пластуновская, курган 7, погребение 2 (раскопки (А. А. Нехаева в 1979 г, сужу по сообщению на конференции "Проблемы эпохи бронзы Юга Восточной Европы", 3-6 декабря 1979 г. в Донецке). Обряд погребения – вытянутое на спине, головой на С.

36-42. Малаи 1, курган 9, погребение 25. Красноармейский район Краснодарского края. Повозка с надетыми колесами на уступе могилы (А. Н. Гей, И. С. Каменецкий, 1986;, с. 39). Погребение КДК, по нашей терминологии. Автором раскопок отнесено к числу поздних погребений этой серии.

37. Лебеди 1, курган 6, погребение И. Калининский р-н. Краснодарский край.

38-42. Повозки из одного кургана. Лебеди 1, к. 2, п. 100, 116, 119, 120, 121 (А. Н. Гей, И. С. Каменецкий, 1986, с. 39).

Конкретных сведений об этих 7 повозках, на основании которых А. Н. Гей говорит о Новотитаровской культуре, в 2 публикациях этого автора не приводится.

43-60. Нижнее Прикубанье. Калининский район, Красноармейский районы Краснодарского края (раскопки В. А. Сафронова, 1978-1979 гг.).

Все сведения о повозках мы свели в таблицу (Николаева, Сафронов, 1983, с. 58, табл. 2). Из 18 исследованных повозок 16 относились к кубано-днепровской культуре. Ее выделение было обосновано нами в 1980 году: "культура погребений с повозками", входящая в состав кубано-днепровской культуры" (Николаева, 1980; Сафронов, 1980),

Таблица

Сведения о погребениях с повозками кубано-днепровской культуры, раскопанных в Нижнем Прикубанье
(Николаева, Сафронов, 1983, с. 58, табл. 12)

Место находки (инвентарь)	Осн./вп. (О/В)	Положение скелета. Угол скорченности в градусах	Положение рук. Угол в градусах	Ориентация
1. Павлоград 6/10	В	л. л. 1140/60	115	В б\и
2. Павлоград 6/11 (керамика)	В	л. б./с. 135/135	90	В и
3 Павлоград 6/14 (б/и)	В	л. б./с., пр. б./с.		ЗСЗ, ВЮВ
4. Павлоград	В	пр. б.	160	СВ
5. Павлоград 6/16 (б/и)	В	пр. б.	160
6. Павлоград 7/5	О	л. б. 100/60	120	СЗ
7. Крупская 1/10	В	С./СК.	0	ВСВ
8 – 10. Крупская 3/14	В	л. б.		СВ
11. Крупская 3/16 (сосуд и 2 ножа)	В	пр.. б. /с.		ССВ
12. Крупская 3/17	О	л. б. /с.	90	3
13. Крупская 3/18	О	л. б.	120	СВВ
14. Крупская 4/4	В	тройное л. б.	150	ЗЮЗ
15. Крупская 4/7	В	л. 6./с.	больше 90	З
16. Крупская 9/4		пр. б.	вытянуты	З

Принятые сокращения: л. б. – левый бок; пр. б. – правый бок; с. – спина; л. б./с. – левый бок с отклонением на спину; с./ск. – спина скрюченно.

Серия погребений с повозками, выявленная нами в Нижнем Прикубанье, позволила полнее охарактеризовать культуру; впервые продатировать ее памятники (что стало возможным только с массовыми раскопками, поскольку погребения этой культуры преимущественно не содержат датирующего инвентаря); присоединить к ним и группу погребений с таким же обрядом, но без повозок – на основании их промежуточного (между погребениями с повозками) стратиграфического положения в курганах; увидеть в погребениях Нижнего Поднепровья и Нижнего Прикубанья одно и то же культурно-историческое явление; наконец, определить этническую атрибуцию носителей этой культуры. Следует подчеркнуть, что все эти выводы мы сделали практически только на своих материалах, которые составляют 60% всех погребений с повозками, раскопанными в Нижнем Прикубанье. В своей статье (Николаева, Сафронов, 1983) мы определили диапазон существования этой культуры в Прикубанье от памятников Новосвободной (РБ IIа, 23-22 вв. до н. э.) до ранней катакомбной эпохи (приазовская культура в Прикубанье – Николаева, Сафронов, 1982; III-IV группы в Калмыкии, Сафронов, 1974) (СБ Ib-c, 18-17 вв. до н. э.).

Наша датировка древнейших повозок этой культуры в Прикубанье подтвердилась двумя полевыми открытиями – А. Н. Гея (1986, с. 13- 32) и археологической экспедицией Музея народов Востока под руководством А. М. Лескова (сужу по устному сообщению, сделанному на конференции НА АН СССР, посвященной итогам полевых исследований 1986 г.). А. Н. Геем был найден комплекс литейщика, в который входила литейная форма топора новосвободненского облика (Гей, 1986, рис. 7, 8, 12). В предгорьях Западного Кавказа, недалеко от Новосвободной, было найдено погребение с повозкой, занимающее стратиграфическое положение между новосвободненскими погребениями.

НИЖНЕЕ ПРИКУБАНЬЕ (рис. 46; XIII)

Павлоград, курган 4 погребение 18. Калининский район, Краснодарский край. Майкопская культура (рис. 49: 4).

Погребение было центральным в кургане; совершено в неглубокой яме, в которую была поставлена повозка с плетеным кузовом на 4-х колесах. Могила была перекрыта тростниковым настилом. В основании повозки была большая рама длиной около 2 м, шириной – 1,5 м. Перекрытие повозки имело параболическую форму. Керамический комплексе, состоящий из 10 сосудов, определяет атрибуцию погребения как майкопское, синхронное Большому Майкопскому кургану.

В Предкавказье и в Волго-Уралье эта повозка является древнейшей, и появление ее в Восточной Европе фиксируется датой майкопской культуры и точнее, Большого Майкопского кургана, которая определена нами как 24-23 вв. до н. э. (по системе хрнологии Биккермана, см. подробнее главу 14). Вместе с тем повозки кубано-днепровскои культуры синхронны Новосвободненским дольменам, причем этот фай устанавливается как типологически по аналогии керамических бомбовидных амфор (рис. 56: 1, 12), так и стратиграфически, и непосредственно следуют за майкопскими памятниками в хронологической системе бронзового века Западного Предкавказья. Таким образом, исключаем происхождение повозки кубано-днепровскои культуры от Майкопа, поскольку КДК – культура миграционная и на более западных территориях ее памятники могут быть синхронны Майкопу. С другой стороны, в проникновении повозки из месопотамских центров культурой – посредником могла быть только майкопская культура. В более раннее время никаких миграций с юга на Северный Кавказ не фиксируется. Следовательно, восточноевропейский колесный транспорт появился не из Месопотамии через Кавказ, как полагают многие исследователи (Пиготт, Сулимирский, Бона и др.). Напротив, связь его с повозками Болераза и Бадена обосновывается и хронологически, и территориально, и генетически. Таким образом, влияние Месопотамии на развитие восточноевропейского транспорта через Кавказ не исключается, но генетические истоки-последнего надо искать на Западе.

ЗАКАВКАЗЬЕ (рис. 46: XIV)

Бедена. Тетрицкаройский район. Грузинская ССР. Повозки в погребениях обнаружены в трех могилах под курганами № 5, 8, 10. Могилы представляли собой грунтовые простые ямы, перекрытые деревянным настилом. В кургае № 5 в могилу был поставлен деревянный склеп из бревен (дно покрыто деревянным настилом); в другом кургане перекрытие держалось на 6 массивных бревнах. Обряд погребения -правый бок. головой на 3., ЮЗ. В инвентаре погребений – плоские медные бляхи с пуансонным орнаментом, вислообушный топор, ракетообразная и дисковидная булавки, двуволютная букавка, орнаментированная шнуром, кружками и меандром, золотые дутые бусы, бисер и сердоликовые бусы, стрелы кремниевые и прашевые камни, керамика. Датировка Бедени, по Гобеджишвили, – вторая половина III тыс. до н. э. – начало II тыс. до н. э.

По нашему мнению, хотя в первом приближении возможна такая датировка, однако топор указывает на II тыс. до н. э., поскольку аналогия ему есть в Гатын-Кале (Марковин, 1968, табл. 29). В то же время открывать памятник от II тыс. до н. э. не дает керамика, аналогии которой встречены как в Дагестане, так и в анатолийских поселениях типа Бейджесултан VIII-V (23-21 вв. до н. э.). Отсутствие в керамике Бедени классических куро-аракских форм делает наиболее вероятным для беденских повозок пост-куро-аракский возраст, что в рамках абсолютной хронологии выразится рубежом III/II тыс. до н. э. Двуволютная булавка приближает дату беденских повозок к датам Триалети, определяя тем самым верхнюю границу для этих памятников.

Относительно северокавказских повозок беденские повозки относятся к более позднему периоду, будучи в относительной хронологии позже дольменов Новосвободной. Это исключает влияние беденских повозок на восточноевропейский колесный транспорт, но не отрицает возможность их появления с севера. Поскольку Бедени относят к финалу куро-аракской культуры, хотя и выделяют в отдельную алазано-беденскую культуру, происхождение беденских повозок может быть связано с повозками куро-аракской культуры.

ЗАКАВКАЗЬЕ (рис. 46: XV)

Арич. Ширак. Северо-Восточная Армения. Повозки, в куро-аракской культуре. Представлены три типа: 1) площадка на колесах с приподнятыми краями; 2) площадка на колесах; 3) площадка с приподнятыми с трех сторон краями на колесах. Металлические и керамические предметы на поселении позволяют датировать повозки последней четвертью 23-21 вв. до н. э. (Хачатрян, 1980). Это, в первую очередь, булавка с рожковидным навершием, булавка с волютным навершием, трубчатообушные топоры. Керамика поселения, близкая к эларской, также указывает на более поздний возраст в массиве куро-аракских памятников.

В датировании Аричского поселения, и в частности моделей повозок, мы исходим из того, что самые ранние памятники на Древнем Востоке, где появляются трубчатообушные топоры – это памятники Раннединастического III (25-24 вв. до н. э.). Историческая обстановка, вызвавшая первые значительные миграции на север, перемещения народов, возникла с экспансией Саргонидов. Эта же историческая ситуация явилась причиной распространения топоров по древневосточным областям и в Закавказье, в частности. Следовательно, аричские повозки могут датироваться в пределах 23-21 вв. до н. э., т. е. последней стадии эволюции куроаракской культуры в Закавказье. Если связь куро-аракских и беденских повозок вполне вероятна, то связь первых с месопотамскими и происхождение от них может быть поставлена под сомнение, учитывая траекторию движения куро-аракской культуры от Восточного Средиземноморья, и существование модели повозки в Анатолии в Раннеэлладском I – Трое 1, по свидетельству Немешовой-Павуковой (1977, с. 445).

Таким образом, каталог памятников III тыс. до н. э., содержащих колесный транспорт, дает представление о круге культур, в котором распространился колесный транспорт. Выделяется 24 региона (I- XXIV), где отмечены находки повозок или ее атрибутов в III тыс. до н. э. (рис. 46).

В Центральной Европе таких регионов четыре (I-IV).

1 – Юго-Восточная Польша, ареал старшей хронологической группы культуры воронковидных кубков, конец IV – начало III тыс. до н. э., по Круку (1981).

Регион II – Словакия, культурная группа Болераз, 28/27 – 27 вв. до н. э. (Немешова-Павукова, 1981; Сохащкий, 1981, с. 61.)

Регион III – Северо-Восточная Венгрия, древнеямная культура, 27-24 вв. до и. э. (Эчеди, 1979).

Регион IV – Венгрия, баденская культура, Баден IIа, по Сохацкому, 26/25 – 24 вв. до н. э. (Сохацкий, 1981, с. 61).

Регион V – Северные Балканы, культура Винча, IV тыс. до н. э.

Регион VI – Северо-Восточная Болгария, Нижнее Подунавье. Кубано-днепровская культура, 23 в. до н. э. по С 14.

Регион VII – Юго-Западное Причерноморье, древнеямная культура, пост-усатовское время, 22-21 вв. до н. э.

Регион VIII – Поингулье, ДЯК + КДК, пост-усатовское время.

Регион IX – Нижнее Поднепровье, кубано-днепровская культура, старосельский вариант, 24-23 вв. до н. э.

Регион X – Северное Приазовье, кубано-днепровская, неопределенная дата.

Регион XI – Нижнее Подонье, кубано-днепровская культура.

Регион XII – Нижнее Прикубанье, кубано-днепровская культура, новотитаровский вариант, 23-18 вв. до н. э.

Регион XIII – Нижнее Прикубанье, майкопская культура, 24-23 вв. до н. э.

Регион XIV – Закавказье, алазано-беденская культура, 21-20 вв. до н. э. (Мунчаев, 1986).

Регион XV – Северо-Восточная Армения, куро-аракская культура, 23-21 вв. до н. э.

Регион XVI – Верхняя Месопотамия, Раннединастический III Ь, 24 в. до н. э.

Регион XVII – Средняя Мисопотамия, Раннединастический II/РД III, 26/25 вв. до н. э.

Регион XVIII – Южная Месопотамия, Раннединастический III, 25-24 вв. до н. э.

Регион XIX – Элам, шумеро-эламская эпоха, РД III, 25-24 вв. до н. э.

Регион XX – Анатолия, Троя I, Аладжа, 28-24 вв. до н. э.

Регион XXI – Среднеземноморье, вторая половина III тыс. до н. э.

Регион XII – Средняя Азия, неопределенная датировка, втор. пол. III тыс. до н. э.

Регион XXIII – Иран, конец III тыс. до н. э.

Регион XXIV – Индия, Хараппа, конец III тыс. до н. э.

Уточненные даты находок колесного транспорта позволяют констатировать движение транспорта из Центральной Европы в двух направлениях: 1) в Восточную Европу, на Северный Кавказ, может быть и Закавказье и 2) в Малую Азию, Южную Месопотамию. Появление повозок в культуре Хараппы связано с взаимодействием в Среднем Междуречье месопотамской цивилизации с эламо-дравидским миром, проявлениями которого были эламская цивилизация – на западе и хараппская – на востоке.

Основные миграционные потоки, которые фиксируются историко-лингвистическими данными (движение палеобалканского субстрата из Центральной Европы на Балканы и в Малую Азию и движение индо-иранцев и индоариев по степям Северного Причерноморья и Предкавказья), исторически обосновывают появление и быстрое распространение колесного транспорта в столь отдаленных и казалось бы не связанных друг с другом районах. Хронологических противоречий в предложенной схеме распространения колесного транспорта нет.

Происхождение колесного транспорта может быть установлено на основании древнейших свидетельств существования колеса и повозки и факта принадлежности их к цивилизации, где существует развитая металлообработка, практикуется пашенное земледелие с упряжными пахотными орудиями, парной запряжкой волов или эквидов. Это методические посылки, которые следуют из практических разработок проблемы колесного транспорта.

В 1975-1978 гг. в Юго-Восточной Польше на поселении культуры воронковидных кубков, Броночицы, был найден сосуд, на поверхности которого было нанесено изображение четырехколесной повозки в плане. (Крук, 1981). Повозка была изображена в виде прямоугольной рамы и четырех кружков по углам ее и условно изображенной упряжкой тягловых животных в виде линии дышла, заканчивающейся уголками (Крук, ,1981, рис. Не). Изображение выполнено резными линиями, слегка затертыми белой пастой. Около повозки обозначено дерево (рис. 48).

Броночицы – двуслойное поселение KBК, причем включает и более поздние и инокультурные объекты в комплекс поселения. Для разных объектов в Броночицах получено 9 радиокарбонных дат в пределах от 3000 г. до н. э. до 23 в. до н. э. На поселении есть участки с материалом комплекса Лажняны, на основе которой в Польше складывается польский варинт Болераза (Сохацкий, 1981, с. 61). Культура воронковидных кубков представлена в двух хронологических вариантах, что не всегда сопровождается стратиграфическими данными. Поэтому Крук дополняет основания для датировки типологическими сопоставлениями с материалом из других поселений КВК Юго-Восточной Польши, Западной Украины.

По Круку, некоторые сосуды КВК относятся к фазе, более ранней, чем вюрекская (Крук, с. 223), а на участке "А", где был найден сосуд, преобладает КВК и в них – ранние материалы КВК. Типологически сосуд имеет параллели в сосудах КВК польской группы, позднепикутковской (Шлахцин, Познань) и ранневюрекской стадий (Неолит Польши, 1979, рис. 92: 11, 13), что датируется 30-28 вв. до н. э. (Неолит Польши, с. 184). Хотя форма сосуда с повозкой не очень избирательна, в сочетании с орнаментацией, в которой отсутствуют канеллюры, но представлена резная орнаментация с мотивами декора (зигзаг, шашки), характерная для доболеразского горизонта КВК, приобретает дату в узком хронологическом промежутке.

Этот вывод соответствует тому, что участок "А" в Броночицах имеет несколько радиокарбонных дат: 2990±125; 2570±70; т. е. 30-27 вв. до н. э., что не противоречит датам пикутсковской фазы КВК, выведенных на материалах других поселений КВК Польши. Более того, это не противоречит и историческим датам с привязкой к дате Трои 1, которая датируется от 2600 до 2250 гг. до н. э. (Мюллер-Карпе, 1974, т. 3/2, с. 777) или 28-25 вв. до н. э., по Блегену, и соответствует горизонту памятников Болераза.

Таким образом, изображение повозки на сосуде в Броночицах (КВК) является древнейшим в Старом Свете, 30-28 вв. до н. э. Эта иконография повозки зафиксирована еще в двух памятниках – на плите мегалитической могилы в Зюшене, область Гессен, ФРГ (Мюллер-Карпе, 1974, т. III, табл. 498; 3/2, с. 944, № 546) и в Каменной Могиле (Северное Приазовье – Даниленко) (рис. 48).

Канонизация этой формы изображения повозки является подтверждением правильной ее интерпретации как повозки.

Обнаружение древнейшего свидетельства знакомства с колесным транспортом у племен КВК, в культуре, которая является архелогическим эквивалентом индоевропейской пракультуре, является адекватным соответствием выведенному лингвистами факту, что уже праиндоевропейцы знали колесо и колесный транспорт.

Генетическая связь КВК с Болеразом, который образуется на базе КВК и Лендьел IV, т. е. двух индоевропейских пракультур, и с древне-ямной культурой, которая возникает также на основе КВК, объясняет появление колесного транспорта в болеразских и древнеямных памятниках.

Генетическая связь КВК и Лендьел с культурой Винча, которая согласно нашей концепции соответствует цивилизации и является древнейшей цивилизацией Старого Света, которая принесла в Европу пашенное земледелие, сформированное стадо, металлообработку, уже в V тыс. до н. э., обеспечивает возможность появления колеса в КВК в соответствии с методическими посылками, изложенными выше.

Если учитывать аргументы Н. Власса, принимающего изображение круга с крестом за колесо, а прорисовки на табличках Тэртэрыи (Винча-Турдаш) – за эквидов как упряжных животных, и если бы нашлись более точные свидетельства таким гипотезам, то было бы не удивительно известие об обнаружении повозки уже в культуре Винча. В любом случае мы имеем такого же рода аналогии – свидетельства древнейшего колесного транспорта, – как у Чайлда – знаки на пиктограммах или у Горелика – прорисовки на сосуде из Тель Халафа, только на 1000 лет древнее. Насколько они соответствуют истине, покажет время.

ГЛАВА 10

ПРОТОГРЕКИ В ОКРУЖЕНИИ ПАЛЕОБАЛКАНСКИХ ПЛЕМЕН В ПОДУНАВЬЕ И НА БАЛКАНАХ.
КУЛЬТУРА БОЛЕРАЗ – БАДЕН И ЮГО-ВОСТОЧНЫЙ ИМПУЛЬС

Распад общеиндоевропейского языкового единства сопровождался выделением языков – диалектов, в том числе греческого, носители которого в разное время приняли участие в южных миграциях индоевропейцев в III-II тыс. до н. э. Особое значение греческого языка и этапов движения его носителей из ареала прародины ПИЕ в места их исторического обитания объясняется тем, что греческий – древнейший индоевропейский язык в Европе, зафиксированный письменной традицией (линейное письмо В, середина II тыс. до н. э.), хронологически развивающийся в отрыве от праиндоевропейского языкового единства немногим более 10 веков, сохранивший следы контактов с рядом индоевропейских языков, поэтому реконструкция этапов движения носителей греческого языка диалекта из общеиндоевропейского ареала до Центральной и Южной Греции позволит провести коррекцию границ ареала ПИЕ прародины в ее финальной стадии.

Проблема прихода греков на юг Балканского полуострова рассматривалась в течение десятков лет многими исследователями на базе данных лингвистики, археологии, истории, но, по большей части, в отрыве от индоевропейской проблемы.

Археологический аспект проблемы определен работами ряда исследователей. Общепринято, что население Ахейской Греции во II тыс. до н. э. является носителями греческого (или точнее протогреческого) языка (Блаватская, 1966; Сакелариу, 1980), что археологически подтверждается культурной преемственностью от Среднеэлладского к Позднеэлладскому, Геометрическому периоду и к историческим грекам I тыс. до н. э. на протяжении более 14 веков.

Полагают, что на рубеже III/II тыс. до н. э. или в конце III тыс. до н. э. в материальной культуре населения Греции произошли изменения, и инновации связаны с носителями протогреческого диалекта. Вопрос о времени появления протогреков II тыс. до н. э. достаточно прояснен: это рубеж Раннеэладского III и Среднеэлладского периодов, что в абсолютных датах находится в пределах от 23 до 19 вв. до н. э. по разным хронологическим схемам (Сакелариу, 1980, с. 30-32).

Практически одновременно и в синхронных памятниках Малой Азии (Троя V-VI) и Греции (Среднеэлладский) была выявлена "минийская керамика", рассматриваемая исследователями в качестве "индикатора" на протогреков. Хронологический приоритет этих регионов в появлении этой керамики мог быть решен выявлением прототипов "минийской керамики" и надежной относительной хронологией двух регионов в III-II тыс. до н. э. От уточнения хронологического приоритета зависела и локализация исходного центра движения греков в Грецию – на Балканах, в Центральной Европе или Малой Азии.

Вопрос "исхода" греков не может быть решен при такой постановке, поскольку нет бесспорных данных, позволяющих выявить относительную хронологическую позицию начала Раннеэлладского I и Трои I, a прототипов минийской керамики нет ни во Фракии, ни в Малой Азии, В этой связи прототипы минийской керамике в Бейджесултане (Малая Азия), датируемые рубежом III/II тыс. до н. э., приводимые Гамкре-лидзе и Ивановым (1984, с. 899) для обоснования своего тезиса о приходе греков из Малой Азии,нельзя считать аргументацией, поскольку хронологически глубже прототипов в Малой Азии нет, тогда как минийская керамика в Фессалии найдена в памятниках конца Раннеэлладского III, а в Центральной Европе – и в более ранних памятниках (Сакелариу, 1980; Чайлд, 1968).

Совершенно очевидно, что требуются новые решения, требует изменения и постановка археологического аспекта, что отразилось в работах последнего времени, в которых используются археологические источники в комплексе с лингвистическими постулатами и историческими данными (Сакелариу, 1980, с. 251-261).

Сакелариу на основании данных об изоглоссах греческого с одним из индоевропейских языков показывает, что наибольшее число изоглосс у греческого с арийским диалектом, хотя существуют тесные отношения греческого с армянским диалектом, а также с италийским и славянским, что предполагает существование протогреков к моменту распада ПИЕ прародины в контакте с протоармянамй и протоариями, в составе греко-армяно-арийской общности, а после отделения протоармян – в составе греко-индоиранской общности (Сакелариу, 1980, с. 67). Входя в группу "инновационных" языков, протогреческий и протоарийский находились в центре индоевропейского ареала, тогда как группа "консервативных" языков – кельтский, италийский, анатолийский, прототохарский – на периферии индоевропйеского континуума (Сакелариу, 1980, с. 68). По времени уход греков с прародины индоевропейцев произошел позже ухода анатолийцев (носителей "общеанатолийского языка"), но до отделения фракийского.

Археологические источники позволили Сакелариу показать, что иммиграция протогреков нарастала от РЭ I до РЭ III и достигла апогея в РЭ III, между 23 и 21 вв. до н. э. (Сакелариу, 1980, с. 31). К таким памятникам относятся, в частности, Пефкакия в Пеласгиотиде (Фессалия), Азина, Лерна, Бербати в Арголиде, Агиа Марина в Фокиде, Тебес в Беотии.

В качестве инноваций в материальной культуре памятников РЭ III и СЭ, Сакелариу называет 16 признаков, которые происходят из области "курганной культуры" – праиндоевропейского эквивалента, по Гимбутас. Таким образом, локализация исходного центра движения протогреков, по Сакелариу, связана с тремя центрами, главным из которых (сосредоточены 13 признаков – инноваций) Северо-Западное Причерноморье (Сакелариу, 1980, с. 148).

В пользу реальности связей малоазийских и балканских центров протогреческой культуры Сакелариу выделяет 13 общих типов в керамике Трои I и Раннеэлладского периода в Греции (там же с. 134-142). Исследователь обосновывает правомерность отождествления историкомифологического этнонима – данайцы – с иммигрантами Центральной Греции конца III тыс. до н. э. (Сакелариу, 1980, с. 261-262).

В работе Сакелариу остался практически неразработанным путь движения греков от прародины индоевропейцев до Греции, вопрос взаимодействия протогреков и протоариев в материальном выражении за пределами Греции, а также с культурами баденского круга, в которых усматривал корни "минийской керамики" Чайлд. Существует значительный хронологический разрыв между распадом ПИЕП на рубеже 1V/III тыс. до н. э. (согласно нашей концепции), и появлением протогреков в Греции, по Сакелариу, между 23-21 вв. до н. э.; заполнение этого хронологического промежутка архелогическим содержанием позволит по направлению связей проследить движение греков из ареала праиндоевропейцев на юг Балканского полуострова.

Проблема протогреков, по нашему мнению, должна быть дополнена вопросами этнической атрибуции памятников РЭ I-III и Раннебронзового века Северной Греции.

Происхождение "минийской керамики" – как этнического индикатора – не потеряло своей актуальности для уточнения хронологического соотношения малоазийского и балканского центров протогреческой культуры. Как известно, этот вопрос разрабатывался Чайлдом. Корни минийской керамики исследователь усматривал в баденской культуре. Гипотеза Чайлда была обоснована хронологически, поскольку баденская культура была древнее культуры Среднеэлладского периода Греции, но не имела с памятниками СЭ I хронологического разрыва (по хронологии 50-х годов). Территориальные варианты баденской культуры почти доходили до Северной Греции. В гипотезе Чайлда было рациональное зерно, именно поэтому, вероятно, она не оспаривалась, но и не разрабатывалась глубже.

Если археологический аспект проблемы появления протогреков II тыс. до н. э. можно считать достаточно подробно разработанным в научной литературе, то генезис населения Греции II тыс. до н. э. – "протогреков III тыс. до н. э." и этническая атрибуция памятников III тыс. до н. э. на юге Балканского полуострова мало затрагивались исследователями, тем более в аспекте происхождения греков.

Этносы Греции в III тыс. до н. э. связаны с протогреками II тыс. до н. э., поскольку на ряде поселений РЭ периода культурная традиция не прерывалась с переходом к Среднеэлладскому периоду. Это позволяет считать протогреков III тыс. до н. э. этнической реальностью.

Таково наше понимание существа проблемы – первого появления носителей протогреческого языка в Греции.

Археологические памятники III тыс. до н. э. в Греции рассматриваются в рамках Раннеэлладского бронзового века, в котором выделяются три ступени, РЭ I-III. Абсолютные даты начала Раннеэлладского периода либо определяются по троянской шкале 3000/2800 гг. до н. э., либо по С 14 – серединой III тыс. до н. э. (Блаватская, 1966, с. 19- 21). Но известна дата Лерны РЭ по С 14-27 в. до н. э. Исходя из принципа единства подхода к хронологической шкале, мы оставляем за собой право использовать даты одной системы, т. е. радиоуглеродные даты, а коррекцию этих дат проводить только при помощи относительных хронологических соотношений, основанных на данных стратиграфии и типологии, обеспеченной данными стратиграфии. Таким образом, начало РЭ мы датируем в пределах 27--25 вв. до н. э.

Выделение Раннеэлладского периода отражает появление новых этнических групп, не связанных с культурной традицией неолита Греции. Миграционное происхождение РЭ периода эпохи бронзы в Греции не исключает долевое участи субстрата в формировании новой эпохи, а также более южных влияний. Сравнение керамики раннеэлладских памятников между собой позволяет выделить "керамическое ядро" этого времени, состоящее из узкогорлых амфор (рис. 40: 1, 15-17), двуручных кувшивов разных пропорций (рис. 40: 2, 4), одноручных кувшинов (рис. 40: 3), мисок (рис. 40: 18, 19), черпаков (рис. 40: 20), двуручных чаш (рис. 40: 7), асков (рис. 40: 6), находящих параллели в культурах индоевропейского круга.

Влияние культур "севера" на материальную культуру Греции прослеживается с более ранних периодов – с эпохи неолита. Исследователями (Милойчич и другие) было высказано предположение, что культура Димини (IV тыс. до н. э.) возникла в связи с инфильтрацией этнических групп с севера Балкан (культура Винча), что нашло отражение в керамике, архитектуре, пластике.

В конце IV тыс. до н. э. в Северной Греции появляется новая культурная группа Лариса, характеризующаяся чернолощеной керамикой с канеллированным орнаментом, практикой трупосожжения в погребальном обряде (МюллерчКарпе, 1968, т. 2, табл. 135 Д). В появлении группы Ларисы, сменившей Димини в Фессалии, выразилось продвижение винчанского населения в горы, в места более влажного климата, в связи с возрастающей аридностью в северобалканских регионах.

Доминирующая часть "керамического ядра" РЭ I находит аналогии также в северобалканской культуре Винча только более поздних периодов Д1 -Д2 (рис. 40: 8--12), характерной чертой керамики которой являются двуручные кувшины разнообразной формы (рис. 40: 9, 11), одноручные кувшины (рис. 40: 10), амфоры с канеллюрами, с ручками и без ручек (рис. 40: 8). Отсутствующие в Винче аски есть в культуре Гумельница, которая является культурой, производной от Винчи (рис. 40: 13).

Хронология культуры Винча указывает на ее большую древность относительно Раннеэладского I. Самые поздние памятники Винчи по С 14 датируются концом IV тыс. до н. э., а отдельные памятники (Горная Тузла) имеют даты по С 14 – 30/29 вв. до н. э. Между Винчей и памятниками Северной Греции нет хронологического и территориального разрыва, что позволяет говорить при существовании указанных керамических параллелей об участии культуры Винчи в сложении Раннеэладского I бронзового века.

Прямое сравнение ряда форм керамики РЭ I-III с керамикой праиндоевропейской культуры – Лендьел IV (Иордансмюль, Луданица – рис. 33) показывает связь некоторой части раннеэладских памятников с культурами Центральной Европы, что соответствует связям протогреков с праиндоевропейским ядром. Хронология Лендьела IV (IV/III тыс. до н. э. – 28 вв. до н. э.) и Раннеэлладского I периода (27-25 вв. до н. э.) показывает приоритет праиндоевропейской культуры относительно РЭ I бронзового века Греции. Территориально лендьелские традиции доходят до коренных территорий Винчи и выражаются в появлении прослоек на винчанских поселениях с керамикой Лендьел, Тисаполгар и Бодрогкерештур (Иованович, 1971), которые стратиграфически помещаются между поздневинчанскими слоями и слоями баденского времени с баденской атрибуцией. Таким образом, нет хронологического и территориального разрыва между памятниками Раннеэлладского периода и южными границами позднелендьелских памятников. Интересно и то, что смещение Лендьела IV к югу, вызванное общим экологическим кризисом, сопровождалось движением и других культур, синхронных и соседних с Лендьелом в Подунавье.

Сходство другой части керамического комплекса Раннеэлладского периода Греции (рис. 40: 15-20), не находящей аналогии в культуре Винча и культуре Лендьел, с баденской культурой (6 форм – рис. 40: 21-26), подчеркивает большую вероятность соответствия болеразско-баденских форм керамической традиции протогреков.

Анализ керамического комплекса Раннеэлладского периода Греции показал, по крайней мере, четырехкомпонентность его состава, образованную включениями Винчи Д, Гумельницы, Лендьел IV и Бадена.

Анализ керамического комплекса македонских и фессалийских памятников Раннебронзового века (РБ – втор. четв. III тыс. – III/II тыс. до н. э.) позволяет увереннее говорить о центральноевропейском компоненте, слагающем раннебронзовые памятники Северной Греции и раннеэлладские Средней и Южной Греции. Рассмотренный в качестве базового памятника тель Аргисса – Аргисса-Магула – включал слои Протосескло, РБ века и минийскую керамику начала II тыс. до н. э. и находился недалеко от Ларисы, давшей название культурной группе в Фессалии, отмеченной следами сильного воздействия культуры Северных Балкан – Винчи.

В керамическом комплексе Аргиссы выделяется группа двуручных сосудов с варьирующими пропорциями устья (от кувшинообразного устья до чашеобразного) и с варьирующим выступанием ручек над устьем (рис. 39: 1-6), причем иногда ручки украшались канеллюрами. Некоторые двуручные чаши являются точным подобием минийских чаш (рис. 39: 2). Факт совстречаемости нескольких разновидностей чаш в одном горизонте, комплексе в Аргиссе позволяет считать, что мы уловили процесс сложения формы, а следовательно, и время появления подобных чаш в Аргиссе – начало РБ – рассматривать временем сложения раннеэлладского комплекса с протогреческим компонентом. Фессалийские двуручные чаши, с одной стороны, связаны с раннеэлладскими двуручными сосудами и чашами (рис. 39: 1-6 и 40: 7), с другой стороны – северобалканскими культурами такими, как Винча Д2, Сэлькуца IV (рис. 40: 1-7 и 40: 8-14), а также с дунайскими культурами такими, как Иордансмюль (рис. 33: 20, 21 и 39: 1-6), Луданица (рис. 39: 1-6 и 33: 7, 8), являющимися вариантами Лендьела IV. Следует учитывать также существование двуручных сосудов в КВК бааль-бергской фазы (рис. 29: 18).

Причиной распространения этого типа керамики в столь многочисленных и разнокультурных памятниках является их общая индоевропейская подоснова.

Вопрос о древнейшем центре появления двуручного кувшина и двуручной чаши, как прототипа минийской керамики, связан, как уже указывалось, с проблемой определения ареала, откуда пришли протогреки II тыс. до н. э. Очевиден хронологический приоритет культуры Винча в появлении формы двуручного кувшина (Винча и Сакалхат-Лёбё – рис. 13: 18). В то же время в памятниках краснорасписного Лендьела, синхронного Винче С, никаких сосудов с ручками нет. Сосуды с ручками появляются в лендьелской культуре только на стадии Лендьел III, а также в синхронной с ней другой праиндоевропейской культуре – КВК (рис. 29), причем в КВК на баальбергской ступени появляются формы, сопоставимые с фессалийскими двуручными чашами (рис. 29: 16, 18). Следует упомянуть, что в баальбергском комплексе совстреча-ются двуручные чаши, кувшины и аски (рис. 29: 16-18 и 40: 3, 6, 7), что характерно для керамического ядра Раннеэлладского периода (рис. 40: 3, 6, 7). Культура Луданица (рис. 33: 7, 8) и Иордансмюль (рис.33; 20,21) содержат в своем комплексе уже точные аналогии фессалийским и раннеэлладским двуручным чашам и сосудам находятся в керамическом комплексе (Винчи Д2 (рис. 44: 20, 21, 25, 26), Сэлькуцы IV. Наиболее близкие аналогии раннеэладским и фессалийским чашам с 2-мя ручками происходят из лендьелских комлпексов, что позволяет обозначить центральноевропейский компонент в сложении Раннеэлладского культурного комплекса, а также в поздневинчанских и пост-винчанских балканских культурах, что позволяет выделить и балканский компонент в сложении бронзового века Греции.

Кроме двуручных сосудов, в керамическом комплексе Аргиссы присутствует 7 керамических типов из разных строительных горизонтов, но близких по времени, которые сопоставимы с Лендьелом III (рис. 39: 8, 16), с Лендьелом IV (рис. 39: 1-15). Амфоры с 4-мя ручками на линии наибольшего диаметра (рис. 39: 20, 28) украшены рельефными валиками с насечками и сопоставимы с амфорами культуры Коцофени, которая является региональным и территориальным вариантом Бадена. Последние параллели указывают на преемственность во времени центральноевропейской традиции в памятниках Ранне- и Среднеэлладскогэ периодов.

Троя I и раннеэлладские поселения Греции развиваются одновременно. Многие исследователи (Чайлд, Калиц, Сакелариу и другие) отмечали большое число общих форм керамики на юге Балкан и в Малой Азии в этот период, в частности лицевые урны с крышками в виде антропоморфной личины, сосуды на ножках и т. д. Материалы Трои 1 находят на островах Греции и во Фракии (Дикили Таш). Кроме сходства, которое имеют материалы Трои I с раннеэлладским комплексом, существует сходство Трои I также с центральноевропейским и балканским комплексом конца IV тыс. до н. э.

В то же время в Малой Азии, в Бейджесултане XVII, т. е. в слое, датируемом около 25 в. до н. э.), зафиксированы многие керамические формы, аналогичные как раннеэлладским, так и центрально-европейским (Мюллер-Карпе, 1974, т. 3, табл. 322, В). В их число входят амфоры четырехушковые типа куявских, сосуды на ножках, аски, мисы и другие.

Таким образом, в Трое I и ряде памятников III тыс. до н. э. западной части Малой Азии отмечается тот же компонент, что и в раннеэлладских памятниках Греции (материковой и островной), и этот компонент имеет центрально-европейское происхождение. Вместе с тем нельзя говорить о полном тождестве малоазийских и южнобалканских памятников.

Многокомпонентность культуры Троя I, раннеэлладских памятников материковой и островной Греции показывает, что в начале III тыс. до н. э. археологически фиксируется продвижение культурного комплекса, включающего элементы праиндоевропейских культур Центральной Европы (Лендьел, КВК), элементы поздневинчанской культуры и элементы культур, производных от Винчи (Гумельница) составившего основу для раннеэлладского бронзового века и Трои I, преобладающая часть которого в неизменном виде доживает почти до исторических греков – протогреков II тыс. до н. э.

Время этого движения по радиокарбонным датам поздней Винчи, Болераза устанавливается между 30 и 28 вв. до н. э. Начало Трои, по Блегену, – 2700 гг. до н. э.

Эта миграция из районов Центральной Европы и Северных Балкан в Центральную и Южную Грецию и в Малую Азию удовлетворяет условиям, предъявляемым к миграциям. Исходные памятники древнее памятников в конечных пунктах миграции (действительно, Лендьел IV, Винча Д, Гумельница древнее раннеэлладских памятников и Трои I). Между исходными и конечными памятниками, обозначающими миграцию, не должно быть хронологического и территорального разрыва. Действительно, конец Лендьел IV, вошедшего в состав группы Болераз, определяется радиокарбонными датами Болераза в поселении Глинско в Словакии (Немешова-Павукова, 1981); к этому же времени относится начало Раннеэлладского периода, если принимать во внимание дату по С 14 раннеэлладской Лерны; тем же временем определяется начало Трои I, по Блегену; Мюллер-Карпе принимает одну и ту же дату для Трои I и Раннеэлладского периода. (Мюллер-Карпе, 1968; 1974), 27 в. до н. э. С большой вероятностью устанавливается смыкание ареалов Лендьела IV и Раннеэлладского периодов; это основывается на существовании на поселениях Винчи слоя, находящегося между поздневинчанским и болеразско-баденским. Факт больших перемещений на карте археологических культур конца IV – начала III тыс. до н. э. подтверждается исчезновением двух мощных культурных центров – Винчи и Гумельницы, а также перегруппировками двух праиндоевропейских культур, приведшими к сложению культур Болераз-Баденского круга. Причина такого катаклизма уже обсуждалась выше, в главе 7: распад праиндоевропейского единства был вызван сменой культурно-хозяйственного типа – земледельческо-скотоводческого – в связи с аридностью, засушливостью климата, не благоприятного для земледелия. Выделяются коллективы кочующих скотоводов, которые перемещаются сначала в пределах праиндоевропейского ареала ПИЕП V, а затем переходят к далеким миграциям на юг, юго-восток и восток. О вторжениях скотоводов, разрушивших неиндоевропейские цивилизации Гумельницы Лендьела, Винчи и другие, из которых складывалось представление о доиндоевропейской Древней Европе, писала Гимбутас (1973). Наша точка зрения в корне иная. Кочующие скотоводы – это те же индоевропейцы что и носители этих земледельских культур Древней Европы; они самозарождаются в пределах этих культур и совершают внутренние передвижения. Инициируемые этим движением носители земледельческого культурно-хозяйственного типа уходят в области с благоприятными условиями для земледелия. На освободившиеся земли приходят коллективы скотоводов. Археологически эта модель реализовалась в исчезновении Винчи, Гумельницы – земледельческих культур; перегруппировке двух земледельческих культур Лендьел и КВК в ско-товодческо-земледельческие культуры болераз-баденского круга; появление групп подвижных скотоводческих культур – древнеямная культура; образование синкретичных комплексов на винчанской основе типа Сэлькуца IV. Проходы носителей древнеямной культуры от Прикарпатья до Северо-Восточной Венгрии и до Балкан археологически зафиксированы в распространении курганного обряда погребения и охровых погребений, а также в распространении скипетров – инсигний власти в виде головы животного – тотема или лошади. Эти скипетры намечают пути продвижения скотоводческих культур в границах от Ситагроя, до поселений финальной Гумельницы, и среднего Триполья. В археологической литературе это явление было давно отмечено и получило название "степная инвазия" (Тодорова, 1980: таблица хронологических соотношений), однако анализ этого явления был поверхностным.

Описанная археологическая ситуация удивительно соответствует этнолингвистической ситуации, по наблюдениям лингвистов; локализации ареала греческого диалекта в конце существования общеиндоевропейского единства и нескольких волнах индоевропейских мигрантов на юг Блаканского полуострова, прослеживаемых по данным лингвистики, в том числе по топонимам и гидронимам.

Индоевропейская проблема и протогреки III тыс. до н. э. В схеме относительной хронологии деления праиндоевропейского языка (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 414, схема 3) греко-армяно-арийский диалект помещается после выделения анатолийской языковой общности и в одном (5-ом) хронологическом уровне с балто-славяно-германским и итало-кельтским диалектами. На следующем хронологическом уровне существования общеиндоевропейского единства выделяется греческий язык-диалект в рамках еще сохранившейся общности, сосуществующий с индо-иранским, балто-славянским, германским, армянским, италийским и кельтским. Хотя анатолийский и тохарский диалекты отделились от общеиндоевропейского ядра на третьем и четвертом хронологических уровнях, авторы помещают в схеме эти диалекты и в 7 хронологический уровень, проводя, таким образом, синхронизацию с греческим.

Греко-армяно-арийскую диалектную общность Гамкрелидзе, Иванов датируют не позднее III тыс. до н. э.

Нам представляется, что эту дату можно уточнить, исходя из даты распада арийской общности, которая определяется временем появления диалектов – "митаннийского, арийского" – уже в начале II тыс. до и. э. (Елизаренкова, 1987, с. 9). Далее по цепочке: выделение индо-ариев из индоиранской общности должно произойти где-то в середине III тыс. до н. э., а вся первая половина III тыс. до н. э. должна быть связана с индо-иранским единством; в конце IV тыс. до н. э., вероятно, существовала греко-армяно-арийская общность. Не исключено, что существовало греко-индоиранское ареальное единство в начале III тыс. до н. э. при обособившихся индо-иранском и греческом диалектах.

Греко-арийское единство постулируется на основании 16 изоглосс, из которых 8 изоглосс – инновации. Тесные связи по 10 изоглоссам устанавливается с армянским; по 5 изоглоссам – с италийским; по 3 изоглоссам – со славянским. Армяно-греко-арийское единство устанавливается по 6 изоглоссам (Сакелариу, 1980, с. 67, 68). Эти данные позволили исследователям утверждать, что протогреки и протоарии находились в контакте долгое время, дольше, чем протогреки с протоармянами (там же, с. 68).

Следовательно, с уходом протоармян соседство протогреков и протоариев (или индо-иранцев – В. С.) сохраняется. Так может быть сформулирована первая лингвистическая посылка к локализации протогреков III тыс. до н. э. "Соседство протогреков и протоариев по времени совпадает с соседством протогреков с балто-славянами" (Сакелариу, 1980, с. 68), – так формулируется вторая лингвистическая посылка к локализации протогреков III тыс. до н. э. "Уход носителей общеанатолийского языка в Малую Азию предшествовал уходу протогреков в Грецию" (Сакелариу, с. 68) – составляет существо другого лингвистического общепринятого постулата.

Таким образом, зная время выделения греческого диалекта, ареал индо-иранцев, балто-славян, можно наметить ареал носителей греческого диалекта в рамках праиндоевропейской прародины.

Лингвистическая схема членения праиндоевропейской языковой общности (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 414, схема 3) с ее хронологической иерархией и археологическая модель эволюции праиндоевро-пейского культурного единства в 7 хронологических уровнях, предложенная нами в 1983 году (Сафронов, 1983) сходны, если не в деталях, то в главном – в представлении общеиндоевропейского единства динамической системой, постоянно видоизменяющейся во времени. Наложение лингвистически детерминированного ареала протогреков в окружении других и. е. диалектов на карту ареалов археологических эквивалентов праиндоевропейских культур, эквивалентов индоиранцев и носителей древнеевропейских диалектов; учет четырехкомпонентности Раннебронзового века Фессалии, Раннеэлладского Греции, включающей элементы культур Винча, Гумельницы, Лендьел IV, Болераза позволяет предположить, что ареал носителей протогреческого диалекта находился в зоне стыка этих культур. Греко-индоиранской общности соответствует археологическая ситуация, наблюдаемая в Потисье, где находятся синхронные памятники древнеямной культуры – эквивалента индоиранцев и памятники древнейшей ступени Бадена – Болераза.

Движение четырехкомпонентного культурного комплекса из Центральной Европы в Центральную и Южную Грецию, а также в Малую Азию лучше всего описывается лингвистической моделью Ю. В. Откупщикова.

Греческий язык и "малые языки" Балкан и Малой Азии, не нашедшие места в деривационно-пространственной модели членения общеиндоевропейской языковой общности Гамкрелидзе, Иванова (1984, с. 416, сн. 2), проанализированы Ю. В. Откупщиковым, на основании чего им была сформулирована концепция языковой и этнической принадлежности догреческого субстрата. Согласно этой концепции догреческий субстрат включал индоевропейские и палеобалканские языки – фракийский, фригийский, карийский и македонский. По отношению к этому субстрату греческий язык занимал разное положение, выступая и субстратом, и суперстратом, и адстратом, что возможно при долгом взаимодействии и перемещениях носителей греческого языка, и палеобалканских языков. Откупщиков полагает, что "греческий язык генетически близок группе родственных палеобалканских языков, носители которых жили в северо-восточной части Балканского полуострова... В дальнейшем предки карийцев, фригийцев и фракийцев несколькими волнами и в разное время двинулись на юг Балканского полуострова и ...индоевропеизировали неиндоевропейскую культуру, заимствовав значительное количество неиндоевропейской лексики. Однако основная масса фригийцев и фракийцев двинулась не на юг, а на юго-восток – в Малую Азию (по пути, проложенному армянами) ... Греки направились на юг отчасти вместе с палеобалканскими племенами, но в основном – вслед за ними" (Откупщиков, 1988, с. 39). Исследователь подчеркивает, что на всех этих территориях установилось двуязычие: греко-фракийское, -фригийское, -карийское и -македонское в процессе длительного совместного проживания. "Характер проникновения греков на территорию Эллады был мирным" (там же, с. 40).

Существуют расхождения между исследователями о структуре догреческого субстрата. Так, Гиндин, выделяет два пласта в нем – анатолийский и фрако-пеласгский (1967, с. 169). Откупщиков аргументированно опровергает такой подход, указывая, что общая топонимика Греции и Малой Азии не связана с лувийцами, а относится к карийцам. Для археологического исследования эти детали не столь важна на первом этапе, хотя в дальнейшем при надежном отождествлении лувийцев с археологическими культурами этот спор может быть разрешен при археологическом подходе.

Гипотеза Откупщикова не только объясняет археологическую ситуацию, связанную с образованием Раннебронзового века Северной Греции, Раннеэлладского бронзового века и аналогичных памятников Малой Азии, но имеет схождение с представленной выше нами археологической концепцией в деталях. Так, исследователем констатируются четыре составляющие палеобалканского субстрата, что имеет параллель в четырехкомпонентности РЭ и РБ периодов в Греции; указывается на тесную связь палеобалканского субстрата и протогреков вплоть до установления двуязычия, что аналогично монолитности, слабой расчлененности РЭ памятников Греции и Трои I при заметной многокомпонентной структуре, говорится о мирном характере взаимодействия протогреков с палеобалканским субстратом и с неиндоевропейским догре-ческим субстратом, что находит выражение в впитывании некоторых культурных традиций из неолита Греции в памятниках РЭ и РБ Греции, преемственности трех фаз РЭ периода и преемственности РЭ III с СЭ I; постулируется одновременное проникновение палеобалканского субстрата в Грецию и Малую Азию, что археологически отражено в 13 керамических типах, которые являются общими в РЭ и Трое I.

Самый главный вывод состоит в том, что протогреков III тыс. до н. э. практически невозможно отделить от палеобалканского субстрата, что соответствует археологической ситуации, причем палеобалканские элементы сохраняются в микенском диалекте и во II тыс. до н. э., по Откупщикову.

Для решения проблем, связанных с греческим языком и греками, существуют исторические сведения, восходящие к III тыс. до н. э. Это уникальная ситуация, не повторяющаяся ни с одним индоевропейским языком. Данные истории и мифологии, переданные в "Истории" Геродотом (Геродот: I, 57, 58, 146, II, 50-52, 56; IV, 1, 145; V, 26; VI, 136-140; VII, 95-95; VIII, 44) только подтверждают картину заселения Греции и отдельных регионов запада Малой Азии, воссозданную по данным археологических и лингвистических источников.

Этническая карта Геродота рассматриваемых регионов изобилует народами, среди которых особое положение отводится пеласгам, дожившим до исторических греков и бывшим современниками Геродота. О пеласгах сообщают мифы и исторические сведения, что указывает на их древность даже относительно тех греков или протогреков, от которых тоже дошли только предания. Из этого следует, что пеласги были коренным населением, долгое время существующим чересполосно с греками (протогреками). Пеласги послужили основой для ионийского племени – одной из трех составляющих эллинского народа,

Ионийцы расселились в Греции, в Аттике и ранее на Пелопонессе, и в Малой Азии (Геродот, I, 57; II, 56; VII, 95). Геродот делает различия между ионийцами и дорийцами, последние из которых долго странствовали, а первые никогда не покидали своей земли. Приведенным Геродотом мифом о Данае утверждается мысль, что греки некогда были на Пелопонессе, вновь возвратились на землю предков и были приняты мирно пеласгами. Это отвечает археологической и лингвистической гипотезе о нескольких волнах проникновения греков на юг Балканского полуострова. Несколько этапов заселения Центральной и Южной Греции подтверждается и сменой племенных этнонимов (пеласги, кекропиды, афиняне, ионяне – Геродот, VII, 94). Разные пути развития культуры ионических Афин и дорийской Спарты подтверждает те отличия генетического порядка, которые заложены в происхождении ионян и дорийцев.

Исторические источники позволяют сопоставить культурно-хозяйственный тип, характерный для пеласгов, и ХКТ культур, сложивших раннеэлладские памятники Греции и раннебронзовые памятники Фессалии. Судя по рассказу Гекатея, переданному Геродотом, пеласги находились на более высоком уровне, чем греки, значительно превосходя своими знаниями остальные народы (Геродот, VI, 137). Пеласги были прекрасными земледельцами, получавшими в отличие от греков хорошие урожаи на каменистых почвах Аттики. Хотя афиняне тоже были земледельцами, но они учились у пеласгов, для чего предоставили им землю в окрестностях Афин.

Пеласги были каменотесами и строителями крепостей. Первопредок пеласгов, Фороней, основал рынки и был родоначальником меновой торговли, по Грейвзу. Религия пеласгов вошла составной частью в религию греков. Богиня древнегреческого пантеона Деметра была пеласгическим божеством, корни которого уходят в общесредиземноморский культ богини-матери, реконструируемый на древнейших стадиях только по данным археологии. Язык пеласгов Геродот называл варварским, что означает только то, что в VI в. до н. э. этот язык был непонятен грекам. Лингвисты по-разному оценивают реальность существования языка пеласгов: от полного его отрицания (Откупщиков, 1988, с. 44) до отождествления с фракийским (Георгиев см. Откупщиков, 1988, с. 25). Вместе с отрицанием языка в область мифа переносится и народ пеласгов и надежность сведений о них Геродота, с чем трудно согласиться.

Хотя нет сведений, что пеласги явились творцами письменности, усвоенной греками (точнее протогреками II тыс. до н. э.), гипотеза Откупщикова (1988, с. 183-184) о том, что "язык линейного письма В – это греческо-палеобалканекое койне, в которое входили греческий, фракийский, фригийский, македонский и карийский языки", позволяет думать, что греки II тыс. до н. э, воспользовались письменностью народа, входящего составной частью в догреческий субстрат, в который исторической традицией включаются и пеласги.

Если ставить задачу отыскать археологический эквивалент культуре пеласгов, то таковым могла быть культура Димиии (уже называвшаяся Милойчичем, Чайлдом, что поддерживается и отечественными археологами – Титов, 1966). 'Культура Димини вобрала в себя черты доиндоевропейского субстрата и инновации в виде элементов северобалканской культуры Винча, которая нами охарактеризована (глава 6) как древнейшая цивилизация Старого Света. Все достижения цивилизации Винча находят соответствия в культурно-хозяйственном типе пеласгов, согласно исторической традиции.

С конца IV тыс. до н. э. приток иммигрантов в Северную Грецию усиливается, что связано с глобальными изменениями климата, изменениями культурно-хозяйственного типа населения северных регионов, Это движение населения с севера на юг продолжалось в течение всего III тыс. до н. э. Лингвистически постулируется принадлежность языков мигрирующих групп к палеобалканским и протогреческому. Археологически культуры Северной, Центральной и Южной Греции III тыс. до н. э. относятся к индоевропейским, поскольку сформированы элементами праиндоевропейских культур от 2-х центров праиндоевропейского мира – культуры Винча (финальная стадия среднеиндоевропейского состояния) и культуры Лендьел (одна из двух позднеиндоевропейских культур). Как бы ни была сложна нарисованная картина с разной степенью точности проработанными деталями, ясным представляется одно – индоевропейское, балкано-дунайское происхождение культура Центральной и Южной Греции III тыс. до н. э. и таким образом, мы прослеживаем в этом регионе развитие индоевропейских народов вплоть до исторических греков от периода распада общеиндоевропейского единства. Нам не так важно выделить точно протогреков III тыс, до н. э., но существенно знать, что все культуры Греции в III тыс. до к. э. индоевропейского происхождения и близки друг другу.

---

ЛИТЕРАТУРА

Абаев, 1965 – Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965. Аветисян, 1984 – Аветисян Г. М. Государство Митанни (военно-политическая история в XVII-XIII вв. до н. э.). Ер., 1984.

Авилова, 1979 – Авилова Л. И. К изучению позднетрипольского погребального обряда /I/ Советская археология. 1979. № 3. С. 58-68.

Агапов, Васильев, Пестрикова, 1979 – Агапов С. А., Васильев И. Б., Пестрокова В. И. Хвалынский могильник и его место в энеолите Восточной Европы//Археология Восточно-Европейской лесостепи. Воронеж. 1979. С. 36-63.

Алексеев, 1974-Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974. Алексеев, 1982 – Алексеев В. П. О самом раннем этапе расообразования и этногенеза//Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982. С. 32-55.

Алексеева, 1976 – Алексеева И. Л. О древнейших энеолитических погребения! | Северо-Западного Причерноморья // Материалы по археологии Северного Причерш морья. Вып. 8. 1976. С. 176-186.

Алексеева, 1978 – Алексеева И. Л. Вопросы хронологии и периодизации ранней поры палеометаллической эпохи Северно-Западного Причерноморья//Археологические исследования Северо-Западного Причерноморья. К-, 1978. С. 56-65.

Амье, 1961-Amiet P. La glyptique mesopotamienne archaique. Paris, 1961. Амье, 1966-Amiet P. Elam. Paris, 1966. Антоневич – Antoniewicz W. Das Problem der Wanderungen der Indogermanenuber die polnischen und ukrainischen Gebiet//Qermanen und Indogermanen. Heidelberg. Band I. 1936.

Андреев, 1957 – Андреев Н. Д. Периодизация истории индоевропейского праязыка// Вопросы языкознания. 1957. № 2. С. 3-22.

Андреев, 1979 – Андреев Н. Д. Просодика вокализации раннеиндоевропейских гуттуральных спирантов и становление позднеиндоевропейского аблаута // Исследования в области сравнительной акцентологии индоевропейских языков. М., 1979. Андреев, 1986--Андреев Н. Д. Раннеиндоевропейский язык. М., 1986. Андреев, 1982 – Андреев Ю. В. Крито-микенский мир // История Древнего Мира. Ранняя Древность. М., 1982.

Андреева, 1977 – Андреева М. В. К вопросу о южных связях майкопской культуры//Советская археология, 1977, № 1. С. 39-56.

Андреева, 1979 – Андреева М. В. Об изображениях на серебряных майкопски] сосудах//Советская археология. 1979. № 1. С. 22-34.

Арки, 1985 – Арки А. Об организации государства Эблы в III тыс. до н. э.// Древняя Эбла. М., 1985. С. 219-238.

Арки, 1985а – Арки А. Заметки о географическом кругозоре текстов//Древняя Эбла. М., 1985.

Археология УРСР. Кшв, 1971. Т. 1. Археология УССР. Киев, 1985, Т. 1.

Археологiчнi пам'ятки Прикарпаття i Волыни кам'яного вiку. Киев, 1981. Артеменко, 1967 – Артеменко И. И. Племена Верхнего и Среднего Поднепровья в эпоху бронзы. М., 1967.

Артеменко, 1985 – Артеменко И. И. Среднеднепровская культура//Археологи Украинской ССР. Т. 1. Киев, 1985. С. 364-375.

Афанасьева, 1979 – Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. М., 1979. Бекер, 1947 – Becker С. J. Mosefunde Lerkar, fra yngre Stenalder (Neolithic Pottery in Danish Bogs. A study of the Funnel Beaker Culture in Denmark). Aab0ger, 194/ (1948).

Бекер, 1958 – Becker C. J. Aktuelle Probleme der Trichterbeherkultur//Bericht iiber V International Kongress fur Vor -und Friihegeschichte. Hamburg, 1958. Berlin, 1961. C. 68-73.

Берг, 1961 – Берг Л. С. Избранные труды. Ихтиология. Т. IV. М. – Л., 1961.

Беренс, 1964 – Behrens H. Die neolitisch-fruhmetallzeitlichen Tierskelettfunde der Alten Welt. Berlin, 1964.

Беренс, 1973 – Behrens H. Die Jungsteinzeit im Mittelelbe – Saale Gebiet. Berlin, 1973.

Бериашвили М. Т. Хеттский погребальный обряд // Вестник ГМГ, XXXVI в.

Березанская С. С. Комаровская культура//Археология УССР. К. 1985. С. 428- 436.

Бетанкур, 1970 – Betancourt Ph. F. The Maikop cooper tools and their relationship to Cretan metallurgy //American Journal of Archaeology. V. 74. N 4. 1970.

Берчу – Berciu D, 1966-Salcuta.//Enzyclopadisches Handbuch zu Ur – und Fruhgeschichte Europas. T. I. Prag, 1966.

Берчу, 1962 – Berciu D. A soomorphic "Sceptre" discovered in the Republic of Bulgaria and its cultural and chronological position. //Dacia. T. YI. Bucarest, 1962.

Бестужев, Избицер, Трифонов, 1985 – Бестужев Г. П., Избицер Е. В., Трифонов В. А. Работы Кубанской экспедиции ЛОИА АН СССР в зонах мелиорации (1978- 1984 гг.) // Археологические исследования в зонах мелиорации. Итоги и перспективы их интенсификации. М. 1985. С. 34-35.

Библия. М., 1979.

Биккерман, 1975 – Биккерман. Хронология Древнего мира. М., 1975.

Блаватская, 1966 – Блаватская Т. В. Ахейская Греция. М., 1966.

Блаватская, 1976 – Блаватская Т. В. Греческое общество II тыс. до п. э. и его культура. М., 1976.

Бобринский, 1972 – Бобринский А. А., Мунчаев, Р. М. Из древнейшей истории гончарного круга на Северном Кавказе // КСИА. № 108. С. 14-23.

Бобринский, 1978 – Бобринский А. А. Гончарство Восточной Европы. М., 1978.

БСЭ, 1972 – Большая Советская энциклопедия. Т. 10. 1972.

Банер,. 1956 – Banner L Die Baden (Peceler) Kultur. Budapest, 1956.

Бона, 1960 – Bona I. Clay models of Bronze Age Waggons and Wheels in the Middle Basin //Ada Archeologia Hungaricae. 1960.

Бонгард-Левин, 1983 – Бонгард-Левин Г. М., Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история. М., 1983.

Бопп, 1972 – Ворр Fr. Kleine Schriften zur vergleichenden Sprachwissenschaft. Leipzig, 1972.

Бош-Гимпера, 1961 – Bosch-Gimpera P. Les Indo-Europeens: problemes archeolo-ques, Paris, 1961.

Ботаническая география. Т. II.

Бринтон, 1890 – Brinton D. G. Races and peoples: lectures on science of etnography. N. Y., 1890.

Бромлей, 1973 – Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973.

Брукнер, 1974 – Brukner В., Jovanovic В., Tasic N. Prahistorija Vojvodine. Novi Sad, 1974.

Брукнер, 1969 – Brukner В. Zur Frage der territorialen Beziehungen der Vinca und Lengyel Gruppe // SZAUSAV. T. 17. Nitra, 1969.

Булич С. Очерк истории языкознания в России. Спб, 1904.

Васильев, 1976 – Васильев И. Б., Матвеева Г. И. Поселение и могильник у с. Съезжее//Очерки истории и культуры Поволжья. Куйбышев, 1976, с. 73-96.

Васильев, 1978 – Васильев И. Б. Полтавкинские памятники Среднего Поволжья и некоторые вопросы формирования срубной общности // Древние культуры Поволжья и Приуралья. Научные труды Куйбышевского ГПИ. Куйбышев, 1978, с. 14-17.

Васильев, 1980 – Васильев И. Б. Энеолит лесостепного Поволжья // Энеолит Восточной Европы. Куйбышев, 1980. С. 27-52.

Васич 1932-1936-Vasic M. Prehistoriska Vinca. T. I-IV. Beograd, 1932-1936.

Великанова, 1975 – Великанова М. С. Палеоантропология Пруто-Днестровского междуречья. М., 1975.

Верещагин, 1956 – Верещагин Н. К.. Млекопитающие Кавказа. М. – Л., 1956. Вигасин, 1984 – Вигасин А. А. Кашки и каппадокийские таблички // Источниковедение Истории Древнего Востока. М., 1984. С. 152.

Вигасин, 1984а – Вигасин А. А. Южная Азия до середины I тыс. до н. э. // Источниковедение истории Древнего Востока. М., С. 271-320.

Виноградова, 1972 – Виноградова Н. М. Памятники переходного этапа Триполья BI – ВП в Поднестровье // Советская археология. 1972. № 1. С. 36-56.

Виноградова, 1973 – Виноградова Н. М. Памятники переходного этапа Триполья BI – ВII в Побужье и Поднепровье//КСИА АН СССР, 1973, вып. 134. С. 20-27.

Виноградова, 1974 – Виноградова Н. М. Трипольские племена Пруто-Днестров-ского междуречья в период расцвета. Автореферат канд. дисс. М., 1974.

Вислянский, 1966 – Wislanski Т. Kultura amfor kulistych w Polsce polnocno-zachodniej. Wroclaw – Warszawa – Krakow, 1966.

Вислянский, 1970 – Wislanski T. Globular Amphorae Kultur//Neolith in Poland. Warszawa, 1970.

Вислянский 1976 – Wislanski Т. Главные течения развития неолита древнего периода в Польской низменности//SPFFBU, Вто, 1976.

Вопросы, 1956 – Вопросы методики сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков. М., 1956.

Воронцова, 1983 – Воронцова М. В. Развитие индоевропейских вокалических систем. Автореферат канд. дисс. М., 1983.

Владар, 1979 – Vladar J. Praveka plastika. Tatran, 1979.

Власса, 1963 – Vlassa N. Sur 1'existence des equides domestiques dans la culture de Vinca – Turdas // Dacia, n. s. XXII. Bucuresti, 1972.

Власса, 1972-Vlassa N. Chronology of the Neolithic in Transilvania in the light of the Tartaria settlement stratigraphy//Dacia, n. s. VII.

Вратислав, 1976 – Vratislav Janak. Die Keramik vom Typus Retz – Kfepice – Bajc im mittleren Donaugebiet und ihre Entstehungsprobleme.//SPFFBU, R. XXIV-XXV, Brno, 1976. C. 32:3.

Гадзяцкая, 1987 – Гадзяцкая О. О., Крайнев Д. А. Фатьяновская культура. Ярославское Поволжье//САИ В1-22. М., 1987.

Гамкрелидзе, Иванов, 1980 – Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Ряды гуттуральных в индоевропейском//Вопросы языкознания. № 5, с. 11-20. 1980.

Гамкрелидзе, Иванов, 1980а – Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейские миграции//Народы Азии и Африки. 1980. № 1. С. 64-71. Гамкрелидзе, Иванов, 19806 – Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Реконструкция системы смычных общеиндоевропейского языка. Глоттализованные смычные в индоевропейском//Вопросы языкознания. 1980. № 4. С. 21-35.

Гамкрелидзе, Иванов 1980в – Гамкрелизде Т. В., Иванов В. В. Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики общеиндоевропейского языка по лингвистическим и культурно-историческим данным // Вестник древней истории. 1980. № 3. С. 3-30.

Гамкрелидзе, Иванов, 1981 – Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Миграции племен-носителей индоевропейских диалектов – с первоначальной территории расселения на Ближнем Востоке в исторические места их обитания в Евразии // Вестник Древней истории. 1981. № 2. С. 11-33.

Гамкрелидзе, Иванов, 1984 – Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси. 1984.

Гарашанин, 1951 – Garasanin M. Hronologija vincanske grupe. Ljublana, 1951. Гарашанин 1978 – Гарашанин М. Праистория тлу Србия. Београд, 1978. Гарашанин 1979 – Garasanin M. Praistorija jugoslavenskih zemlja. Belgrad, 1979. Гей, 1979 – Гей А. Н. Раскопки курганов на Понуре//Археологические открытия за 1979 г. М., 1980.

Гей, 1981 – Гей А. Н. Раскопки курганов на Понуре // Археологические открытия за 1981 г. М., 1981.

Гей, 1985 – Гей А. Н. Развитие представлений об энеолитие – раннем бронзовом веке Западного Предкавказья в связи с работами на новостройках Краснодарского края // Археологические исследования в зонах мелиорации. Итоги и перспективы их интенсификации. Л., 1985. С. 38-40.

Гей, 1986 – Гей А. Н., Каменецкий И. С. Северокавказская экспедиция в 1979- 1983 гг.//КСИА. № 188. С. 36-51.

Гей, 1987 – Гей А. Н. Костяные булавки эпохи бронзы в Предкавказье //Древности Кубани. Краснодар. 1987. С. 14-17.

География, 1951 – География животных. М., 1951.

Гарелли, 1985 – Гарелли П. Замечания по топонимике из архивов Эблы// Древняя Эбла. М., 1985. С. 280-297.

Георгиев, 1958 – Георгиев В. Исследования по сравнительному языкознанию. М., 1958.

Георгиев, 1970 – Георгиев В. Писменността върху глинената плочка от с. Градешница//Археология, кн. 3. 1970. С. 7-9.

Гептнер, 1972 – Гептнер В. Г., Слудский А. А. Млекопитающие Советского Союза. "Высшая школа". М., 1972.

Герасимова, 1982 – Герасимова И. П., Величко А. А. (ред.) Палеогеография Европы за последние сто тысяч лет. (Атлас-монография). М., 1982.

Геродот – Геродот. История в 9 книгах. Перевод и примечания Г. А. Стратанов-ского. Л., 1972.

Гиндин, 1967 – Гиндин Л. А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова: Фрагмент индоевропейской ономастики. М., 1967.

Гиндин, 1981 – Гиндин Л. А. Древнейшая ономастика Восточных Балкан: Фрако-хеттолувийские и фрако-малоазийские изоглоссы. София, 1981.

Гиджрати, 1986 – Гиджрати Н. И. Новые данные о каменном веке Северной Осетии// Новые материалы по археологии Центрального Кавказа. Орджоникидзе, 1986. С. 8-30.

Гимбутас, 1970 – Gimbutas M. The Kurgan culture //Actes clu VII CISPP. Prague. Гимбутас, 1973 – Gimbutas M. Old Europe since 7000-3500 В. С.: the earliest European civilization before the infiltration of the Indoeuropean peoples//The journal of the indo-european studies. V. I, nl, C. 1-21.

Глонти, 1987 – Глонти Л. И., Джавахишвили А. И. Новые данные о многослойном памятнике эпохи энеолита – поздней бронзы в Шида Карли – Бериклдееби // КСИА, № 192. 1987. С. 80^87.

Горелик, 1985 – Горелик М. В. Боевые колесницы Переднего Востока III-II тыс. до н. э.//Древняя Анатолия. М., 1985. С. 183-203.

Грантовский, 1970-Грантовский Э. А. Ранняя история иранских племен Передней Азии. М., 1970.

Грбич, 1933-1934 – Могильник Ботош под Зренянином//Старинар, III. Гриббин, Лэм, 1980 – Гриббин Дж., Лэм Г. Г. Изменения климата за исторический период.//Изменения климата. Л., "Гидрометеоиздат", 1980. С. 102-121.

Громова, 1940 – Громова В. И. Об ископаемых остатках козы и других домашних животных в СССР//Проблема происхождения, эволюция и породообразования домашних животных. Т. 1. М. – Л., 1940.

Гудено, 1970 – Goodenough W. Н. Evolution of pastoraling and Indo-European origins // Indo-European and Indo-Europeans, 1970..

Даниленко, 1969 – Даниленко, В. Н. Неолит Украины. К., 1969. Даниленко, 1972 – Даниленко В. Н., Шмаглш М. М. Про один поворотний момент в icTOpii неол!тичного населения П{вденно! Европи // Археолопя. № 6. 1972. С. 3-19.

Даниленко, 1974 – Даниленко В. Н. Энеолит Украины. Киев. 1974. Даниленко, 1985 – Даниленко В. Н. Буго-Днестровская культура // Археология УССР. Т. 1. К., 1985. С. 118-126.

Даниленко, 1986 – Даниленко В. М. Кам'яна могила. Киiв, 1986.

Даниел, 1958 – Daniel G. the Binders of Western Europe.

Дебец, 1948 – Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. М., 1948. Девото 1962 – Deuoto G. Origini Indoeuropee. Firenze, 1962.

Деревья и кустарники. Т. П.

Дергачев, 1978 – Дергачев В. А. Пiзньотрипiльскi могильник Данку//Археологiя, 1978, № 28. С. 56-65.

Дергачев, 1978а – Дергачев В. А. Выхватинский могильник. Кишинев, 1978.

Дергачев, 1980 – Дергачев В. А. Памятники позднего триполья. Кишинев, 1980.

Дергачев, 1986 – Дергачев В. А. Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы. Кишинев, 1986.

Державин, 1985 – Державин В. Л. О погребениях ямной культуры в степях Центрального Предкавказья//Археологические исследования в зонах мелиорации. Итоги и перспективы их интенсификации. М. 1985. С. 41-42.

Десницкая, 1955 – Десницкая А. В. Вопросы изучения родства индоевропейских языков. М. – Л. 1955.

Джапаридзе, 1976 – Джапаридзе О. М. К этнической истории грузинских племен по данным археологии. Тбилиси, 1976 (на груз. яз.).

Дискуссии, 1969 – Diskussionsbeitragel/SZ AUSAV. Nitra. 1969. С. 587-597.

Джордано, 1960 – Джордано Г. Средиземноморье // География лесных ресурсов земного шара. М., 1960. С. 331-375.

Дмитриевич, 1973 – Dimitrijevic S., Tasic N. Eneolitique // Epoque prehistorique et protohistorique en Jougoslavie. Beog.rad, 1973.

Доистория Чехии – Praveke Dejiny Cech. Praha, 1978.

Долуханов, 1984 – Долуханов П. М. Неолитическая революция в Передней Азии: экологические, культурно-исторические и лингвистические аспекты // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Тезисы и доклады конференции. Ч. 1. М., 1984. С. 29-31.

Домбаи, 1960 – Bombay J. Die Siedlung und das Graberfeld in Zengovarkony// Archaeologia Hungarica. T. XXXVII. 1960. Budapest.

Дьяконов, 1980 – Дьяконов И. М. Фригийский язык // Древние языки Малой Азии. М., 1980. С. 357-377.

Дьяконов, 1982 – Дьяконов И. М. О прародине носителей индоевропейских диалектов // Вестник Древней истории. 1982, № 3. С. 3-37. Ч. 1.

Дьяконов, 1982а – Дьяконов И. М. О прародине носителей индоевропейских диалектов // Вестник Древней истории, 1982. № 4. Ч. II.

Дьяконов, 1983 – Дьяконов И. М. Типы этнических передвижений в ранней древности (с конца IV по начало I тыс. до н. э.) //Древний Восток. Ереван, 1983, т. 4. С. 5-23.

Дьяконов, 1984 – Дьяконов И. М. Сравнительное языкознание, история и другие смежные науки // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Тезисы и доклады конференции. Ч. 2. М., 1984.

Дьяконов, 1988 – Дьяконов И. М., Старостин С. А. Хуррито-урартские и восточнокавказские языки//Древний Восток. Этнокультурные связи. LXXX. М., "Наука", 1988. С. 164-207.

Дюмезиль, 1976 – Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. М., 1976.

Дюмезиль, 1986 – Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.

Елизаренкова, 1987 – Елизаренкова Т. Я. Ведийский язык. М., 1987.

Елизаренкова, 1979 – Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н. Древнеиндийская поэтика и ее индоевропейские истоки //Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1979. С. 36-88.

Ечеди, 1979 – Escedy I. The People of the pit grave in Eastern Hungary. Budapest, 1979.

Животный мир СССР. Т. 1. М. -Л., 1937.

Жуковский, 1964 – Жуковский П. М. Культурные растения и их сородичи. Л., 1964.

Запотоцкий, 1957 – Zapotocki М. К problemu pocatku kultury nalevkovitych poharu//Archeologicke rozhledy. R. IX. 1957. S. 2.

Захарук, 1962 – Захарук Ю. М. Вопросы хронологии культур энеолита и ранней бронзы Прикарпатья и Волыни//КСИА ИА АН УССР. Вып. 12. С. 48-52.

Захарук, 1977 – Захарук Ю. М. Племена енеолiтичной епохи//Iсторiя УкраiнсьKoi PCP. Т. 1. К., С. 70-90.

Захарук, Телегин, 1985 – Захарук Ю. Н., Телегин Д. Я. Культура линейно-ленточной керамики//Археология УССР. Т. 1. Киев. С. 126-133.

Збенович В. Г., 1972 – Збенович В. Г. Хронолопя пiзнього Тритлля // Археологiя, 1972, № 7. С. 3-25.

Збенович, 1974 – Збенович В. Г. Позднетрипольские племена Северного Причерноморья. Киев, 1974.

Збенович, 1976 – Збенович В. Г. Позднее Триполье и его связь с культурами Прикарпатья и Малопольши//Acta Archeologica Carpathica, 1976, № 16. С. 21-58.

Збенович, 1976а – Збенович В. Г. К проблеме связей Триполья с энеолитическими культурами Северного Причерноморья // Энеолит и бронзовый век Украины. Киев 1976. С. 57-69.

Збенович, 1980 – Збенович В. Г. Трипольское поселение Барнашевка на Днестре. К., 1980.

Зернов, 1936 – Зернов С. А., Кузнецова Н. Я. Животный мир. М. – Л., 1936.

Зирра, 1960 – Зирра В. Культура погребений с охрой в закарпатских областях Румынской народной республики // Материалы и исследования по археологии Юго-Запада СССР и РНР. Кишинев, 1960.

Златковская, 1971-Златковская Т. В. Возникновение государства у фракийцев (VII-V вв. до н. э.). М., 1971. С. 172, 174, 176.

Иванов, 1965 – Иванов В. В. Общеиндоевропейская, праславянская и анатолийская языковые системы. М., 1965.

Иванов, 1980 – Иванов В. В. Анатолийские языки//Древние языки Малой Азии. М., 1980. С. 129-160.

Иванов, 1983 – Иванов В. В. История славянских и балканских названий металлов. М., 1983.

Иванов, 1984 – Иванов В. В. К проблеме языковой принадлежности носителей культур линейно-ленточной керамики и лендьелской культуры Центральной Европы V-IV тыс. до н. э.//Античная балканистика. Карпато-балканский регион в диахронии. М., 1984. С. 13-14.

Иванов, 1985 – Иванов В. В. Об отношении хаттского языка к северо-западным кавказским//Древняя Анатолия. М., 1985. С. 26-60.

Иессен, 1950 – Иессен А. А. К хронологии "больших кубанских" курганов//Советская археология. 1950. № 7. С. 157-200.

Иллич-Свитыч, 1964 – Иллич-Свитыч В. М. Древнейшие индоевропейско-семитские языковые контакты//Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. С. 3-12.

Иллич-Свитыч, 1967 – Иллич-Свитыч В. М. Материалы к сравнительному словарю//Этимология. М., 1967. С. 321-373.

Иллич-Свитыч, 1968 – Иллич-Свитыч В. М. Соответствия в смычных ностратиче-ских языках//Этимология. М., 1968. С. 304-305.

Исаев, 1970 – Исаев И. И. Сто тридцать равноправных. М.

Иованович, Глишич, 1960. Енеолитско населье у Iакову под Кормадина // Старинар, н. с. XI. 1960. С. 113-142.

История, 1982 – История Древнего Мира. Ранняя древность. Кн. 1, М., 1982.

История, 1983 – История Древнего Востока. Месопотамия. Ч. 1. М., 1983.

История, 1988 – История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Ч. II. Передняя Азия. Египет. М., 1988.

Калиц, 1970 – Kalicz N. Neue Forschungsergebnisse der Lengyel Kultur in Ungarn//Actes CISPP. Prag. 1970. C. 439.

Калиц, 1972 – Kalicz N. Die neolithische Sopot – Bicske Kuitur//Archaeologial Ertesito. V. 99. 1972. C. 1 – 14.

Каменска, 1969 – Kamienska J. Fruhe Entwicklungsphasen der Lengyel Kuitur in Kleinpolen//SZ AUSAV. Nitra, 1969. C. 207-218.

Каменска, 1970 – Kamienska J., Kozlowski. The Lengyel and Tisza cultures//Neolith in Poland. Warszawa. 1970. C. 76-143.

Каменецкий И. С. Археологическая культура, ее определение и интерпретация// Советская археология. 1970. № 2. С. 18 и cл.

Каменхубер А. Хеттский язык//Древние языки Малой Азии. М., 1980. С. 23-98. Ким, 1984 – Ким О. А. Древний город Средней Азии (к вопросу о его формировании // Раннеклассовые формации. Теоретические проблемы становления государства и города. М., 1984. С. 53-58.

Кири, 1912 – Кеагу С. F. The dawn of history N. Y. 1921.

Кияшко, 1974 – Кияшко В. Я. Энеолит – бронзовый век Нижнего Подонья. Автореферат канд. дисс. М., 1974.

Кияшко, 1987 – Кияшко В. Я- Многослойное поселение Раздорское I на Нижнем Дону//КСИА. Вып. 192. М., 1987. С. 73-80.

Кларк, 1968 – Ciark D. L. Analitical archaeology. London. 1968.

Клейн Л. С. Проблема определения археологической культуры // Советская археология. 1970. № 2. С. 37 и ел.

Клейн Л. С.-Klejn L. S. Kossinna im Abstand von vierzig Jahren//Jahresschrift mitteldeutsch Vorgeschichte. n58. Halle/Saale. 1974. C. 7-55.

Кленгель, 1985 – Кленгель Х. Архивы Эблы и история Сирии: проблемы и перспективы // Древняя Эбла. М., 1985. С. 206-219.

Кнауэр, 1912 – Knauer F. Der russische Nationalname und die indogermanisch Urheimat // Indogermanische Forschungen. 31. 1912. C. 67-88.

Климов, 1961 – Климов Г. А. О лексико-статистической теории. М. Сводеша//Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961. С. 245.

Климов, 1964 – Климов Г. А. Этимологический словарь картвельских языков. М., 1964.

Климов, 1980 – Климов Г. А., Алексеев М. В. Типология кавказских языков. М., 1980.

Ковалева, 1979 – Ковалева И. Ф. Вытянутые погребения Днепровского ареала волго-днепровской культурно-исторической общности эпохи энеолита // Курганные древности Степного Поднепровья. Днепропетровск. 1979.

Ковалева, 1980 – Ковалева И. Ф. Кильчинская группа энеолитических вытянутых погребений//Курганы Степного Поднепровья. Днепропетровск. 1980. С. 42-46.

Ковалева, 1987 – Ковалева И. Ф. История населения пограничья лесостепи и степи Левобережья Поднепровья в позднем энеолите – бронзовом веке. Автореферат док. дисс. К. 1987.

Ковальчик, 1970 – Kovalcik. The Funnel Beaker Culture//Neolith in Poland. 1970.

Ковпаненко, 1978 – Ковпаненко Г. Т., Бунятин, Гаврилюк Н. А. Курганы на Южном Буге. К. 1978. С. 7-133.

Кожин, 1985 – Кожин П. М. К проблеме происхождения колесного транспорта// Древняя Анатолия. М., 1985. С. 169-183.

Козловский, 1970 – Kozlowski. Einige Probleme aus der relativen Chronologie des Aneolithikums in Oberschlesien//Actes CISPP. Praha.

Комша, 1974 – Cotnsa M. Dudesti. Bucarest. 1974.

Колосов, 1985 -Колосов Ю. Г. Неолит Крыма//Археология УССР. Т. 1. 1985. С. 150-156.

Кондукторова, 1973 – Кондукторова Т. С. Антропология населения Украины мезолита, неолита и эпохи бронзы. М., 1973.

Конькова, 1979 – Конькова Л. В. Металлографическое исследование металлических изделий из памятников усатовского типа.//В кн.: Патокова Э. Ф. Усатовское поселение и могильники. К. 1979. С. 161-178.

Копперс, 1934 – Koppers W. Die Indogermanenfrage im Lichte der vergleichenden Volkerkunde. // Congress International des Sciences antropologiques et etnologiques. London. 1934. C. 185-187

Кореневский, 1974 – Кореневский С. Н. О металлических топорах майкопской культуры // СА. 1974. № 3.

Коссина, 1921 – Kocssinna G. Die Indogermanen. Ein Abriss I. Das indogermanische Urvolk. Leipzig. 1921.

Коштуржик, 1976 – Kosufik P. Состояние исследований культуры с моравской расписной керамикой в городище вблизи Крамолина (район Тржебич) // SPF FBU, 1976. С. 112.

Крае, 1957 – Krahe H. Indogermanisch und alteuropaisch.//Saeculurn. 1957. С. 1-16.

Крае, 1964 – Krahe H. Unsere altesten Flussnamen. Wiesbaden. 1964.

Краснов, 1987 – Краснов Ю. А. Древние и средневековые пахотные орудия Восточной Европы. М., 1987.

Кроссланд – Grassland R. A. Immigrants from the North.//Cambridge Ancient History V. I. Pt. 2. C. 824-876.

Кругликова, 1984 – Кругликова И, В. Античная археология. М., 1984.

Крук, 197,.- Kruk J., Milisauskas S. Excavations at the Funnel Beaker Site Bronocice // Archaeologia Polona. N 18. 1977.

Ксироторис, 1980 – Xirofiris N. I. The Indo-Europeans in Greece: An antropological approach to the population of bronze age of Greece.//Journal of the Indo-european studies. V. 8. N 1/2. 1980. C. 201-210.

Круц, 1977 – Круц В. А. Позднетрипольские памятники Среднего Поднепровья. К. 1977.

Кушнарева, 1970 – Кушнарева К. X., Чубинишвили Т. Н. Древние культуры Южного Кавказа. Л., 1970.

Круц, 1976 – Круц С. И. Антропологические особенности населения срубной культуры территории Украины//Энеолит и бронзовый век Украины. К-, 1976. С. 222- 232.

Кюне, 1976 – Kuhne H. Die Keramik von Tell Chuera und ihre Beziehungen zu Funden aus Syrien – Palastina, der Turkey und dem Iraq. Berlin, 1976.

Лавров, 1960 – Лавров Л. И. Дольмены Северо-Западного Кавказа//Труды Абхазского института языка, литературы и истории. Т. XXXI. Сухуми, 1960.

Лагодовська, 1962 – Лагодовська О. Ф., Шапошникова О. Г., Макаревич М. Л. Михайливське поселения. К., 1962.

Левицький, 1929 – Левицький I. Пам'ятки мегалiтичноi культури на Волынi // Антропологiя. Т. 2. 1929. С. 192-222.

Латынин, 1967 – Латынин Б. А. Молоточковидные булавки, их культурная атрибуция и датировка//Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 9. Л., 1967.

Леве, 1959 – Lowe G. Kataloge zur mitteldeutschen Schurkeramik. Berlin, 1959.

Лелеков, 1982 – Лелеков Л. А. Термин 'арья' в древнеиндийской и древнеиранской традиции//Древняя Индия. М., 1982. С. 149-156.

Лисицына, 1980 – Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Палео-ботанические находки Кавказа и Ближнего Востока. М., 1980.

Лукас, 1965 – Lucas W. Kataloge zur mitteldeutschen Schnurkeramik. 1965. Т. 2.

Лихардус, 1970 – Lichardus J. Chronologie des Fruh – und Mittelneolithikums in der Ostslovakei//Actes du CISPP. Prague. 1970. C. 413.

Ллойд, 1984 – Ллойд С. Археология Месопотамии. М., 1984.

Ложек, 1971 – Lozek V. Голоцен.//Slovenska Archeologia. 1971.

Ломтатидзе, 1956 – Ломтатидзе К. В. Некоторые вопросы иберийско-кавказского языкознания//Вопросы языкознания. № 24. 1956. С. 73-82.

Лоренцова, 1976 – Lorencova А. Останки человеческих скелетов из неолитического поселения в Тешетицах-Киевцах//SPFBU. Brno. 1976. С. 196.

Лоон, 1985 – Лоон ван М. Н. Конец периода Ранней бронзы в Сирии. Проблемы хронологии и интерпретации//Древняя Эбла. М., 1985. С. 52-61.

Майсурадзе, 1986 – Майсурадзе В. Г. Материальная культура бассейна верховьев р. Иори-Алазани в эпоху бронзы – железа//Автореферат канд. дисс. .Ереван. 1986.

Макаев, 1977 – Макаев Э. А. Общая теория сравнительного языкознания. М, 1977.

Макаев, 1956 – Макаев Э. А. Проблемы индоевропейской ареальной лингвистики. М., 1956.

Макей, 1943 – Mackay E. G. H. Chanchu-Daro. Excavations 1935-36. N-Haven, 1943.

Максвел-Хислоп, 1974-Maxwell-Hyslop К.. Western Asiatic Jewellery L. 1974.

Мэллоун, 1968 – Mallowan E. E. L. The early Dynastic period in Mesopotamia // Cambridge Ancient History. I-II, fasc. 62. Cambridge. 1968.

Марина, 1978 – Марина З. П. Периодизация и хронология погребений ямной культуры в междуречье Орели и Самары//Курганные древности Степного Поднепровья III-I тыс. до н. э. Днепропетровск. 1978. С. 56-71.

Марина, 1979 – Марина 3. П. Культурно-хронологическое положение погребений Орельско-Самарского междуречья в системе древнеямных памятников//Курганные древности Степного Поднепровья III-I тыс. до н. э. Вып. 3. Днепропетровск, 1979. С. 80-88.

Маркевич, 1974 – Маркевич В. И. Памятники эпох неолита и энеолита//Археологическая карта Молдавской ССР. Вып. 2. Кишинев. 1974.

Маркевич, 1974а – Маркевич В. И. Буго-днестровская культура на территории Молдавии. Кишинев. 1974.

Маркович, 1974 – Марковин В. И. Дольменная культура и вопросы раннего этногенеза абхазо-адыгов. Нальчик. 1974.

Марковин, 1978 – Марковин В. И. Дольмены Западного Кавказа. М., 1978.

Массон, 1970 – Массой В. М. Экономические предпосылки сложения раннеклассового общества, рабовладения и феодализма. М. 1970. С. 57.

Маттиэ, – Маттиэ П. Царский дворец G в Эбле и протосирийские архитектурные традиции//Древняя Эбла. М. 1985. С. 34-52.

Махник, 1979 – Machnik J. Krzjg kulturowy ceramiki sznurowej//Prahistoria ziem Polskich. T. II. Wroclaw – Warszawa – Krakow – Gdansk. C. 338-412.

Мачавариани, 1964 – Мачавариани Г. И. Вопросы об индоевропейско-картвельских (южнокавказских) типологических паралллелях//VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. М. 1964.

Мейе, 1938 – Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М. – Л. 1938.

Мейер, 1948 – Meyer E. Die Indogermanen Frage. Marburg. 1948.

Мелларт Дж., 1985 – Мелларт Дж. Торговля и торговые пути между Северной Сирией и Анатолией (4000-1500 гг. до н. э.) //Древняя Эбла. М. 1985. С. 20-34.

Мелларт, 1982 – Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Древнего Востока. М. 1982.

Мелларт, 1971 – Mellaart J. Anatolia circa 4000-2300 // Cambridge Ancient History. Cambridge. 1971.

Mellaart J. Anatolia and the Indo-Europeans//Journal of the Indo-European Studies. V. 9. 1981. C. 135-149.

Мэллори, 1973 – Mallory J. A short of the, Indo-European problem // Journal of Indo-European Studies. N 1. Spring. 1973. C. 21-66.

Мэллори, 1977 – Mallory L P. The Chronology of the early Kurgan tradition, Pt. 2//Journal of Indo-European Studies. V. 5. N 4. 1977. C. 339-368.

Мэллори, 1981-Mallory J. P. The ritual treatment of the horse in the early Kurgan tradition//Journal of Indo-European studies. V. 9. № 3/4. 1981. C. 205-226.

Мерперт, 1961-Мерперт Н. Я. Некоторые вопросы истории Восточного Среди земноморья в связи с индоевропейской проблемой//Краткие сообщения Института археологии. Вып. ,83. 1961, С. 3-8,

Мерперт, 1965 – Мерперт Н. Я. О связях Северного Причерноморья и Балкан в раннем бронзовом веке//КСИА. Вып. 105. 1965. С. 10-20.

Мерперт, 1968 – Мерперт Н. Я. Древнейшая история населения степной полосы Восточной Европы//Автореферат докт. дисс. М., 1968.

Мерперт, 1974 – Мерперт Н. Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М. 1974.

Мерперт, 1976 – Мерперт Н. Я. Древнеямная культурно-историческая область и вопросы формирования культур шнуровой керамики // Восточная Европа в эпоху камня и бронзы. М. 1976. С. 103-128.

Мерперт, 1980 – Мерперт Н. Я. Проблемы энеолита степи и лесостепи Восточной Европы//Энеолит Восточной Европы. Куйбышев. 1980. С. 3-26.

Мерперт, 1978 – Мерперт Н. Я. Миграция в эпоху неолита и энеолита // Советская археология. № 3. М. 1978. С. 9-28.

Мерперт, 1984 – Мерперт Н. Я. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и раннебронзового века//Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М. 1984.

Мерперт, 1988 – Мерперт Н. Я-. Об этнокультурной ситуации IV-III тыс. до н. э. в циркумпонтийской зоне//Древний Восток. Этнокультурные связи. Вып. 80. М. 1988. С. 7-36. МИА № 3 – Материалы и исследования по археологии. М. – Л. 1941.

Мизиев, 1973 – Мизиев И. М., Бетрозов Р. Ж., Нагоев А. X. Археологические раскопки 1972 г. в Кабардино-Балкарии. Нальчик. 1973.

Милденбергер, 1953 – Mildenberger W. Studien zum mitteldeutschen Neolitikum. Leipzig. 1953.

Миллер, 1913 – Миллер В. Ф. Древнеиндийское сказание о потопе // Сборник в честь семидесятилетия Д. Н. Анучина. М. 1913.

Милойчич, 1949 – Milojcic V. Chronologie der jungeren Steinzeit Mittel – und Sudosteuropas (West). Berlin. 1949.

Митря, 1983 – Mltrea J. Le sceptre de pierre de Mogosesti – Siret dep. d'lasi Roumanie. Problemes d'origine et datation//Thraco – Dacia. T. IV. 1-2. Bucuresti.

Мовша, 1972 – Мовша Т. Г. Перioдизацiя i хронологiя середнього та пизньго Трипiлля // Археологiя, 1972. Вып. 5. С. 3-23.

Монгайт, 1973 – Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М. 1973.

Монгайт, 1974 – Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый век, М. 1974.

Моортгат, 1940 – Moortgat A. Vorasiatische Rollsiegel. Berlin. 1940.

Моортгат, 1958 – Moortgat A. Tell Chuera in Nord-Ost Syria //WAAF. Bd. 14. 1958. Koln.

Моортгат, 1965 – Moortgat A. Tell Chuera in Nord-Ost Syrien//WAAF. Bd. 31. 1965. Kooln.

Моортгат, 1975 – Moortgat A. Tell Chuera in Nord-Ost Syrien//WAAF. H. 8. 1975. Berlin.

Мунчаев, 1975 – Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М. 1975.

Мунчаев, 1986 – Мунчаев Р. М. Погребальные комплексы с сосудами на ножках из Бамутских курганов эпохи бронзы // Новое в археологии Северного Кавказа. М. 1986. С. 27-39.

Мух, 1902 -Much М. Die Heimat der Indo-Germanen. Berlin. 1902.

Мэллоуен, 1968 – Mallowan M. E. L. The early Dynastic period in Mesopota-nia//Cambridge Ancient History. I-II. Fasc. 62. Cambridge, 1968.

Мюллер-Карпе, 1968 – Muller-Karpe H. Handbuch der Vorgeschichte Bd. II. Bonn.

Некель, 1944 – Neckel G. Die Frage nach der Urheimat der Indo-Germanen in Germanentum. Leipzig. 1944.

Немешова-Павукова, 1964 – Nemejcovd-Pavukovd V. Sidlisko bolerazkeho typu v Nitrianskom Hradku//SJovenska Archeologia. T. 12. 1964. C. 163-268,

Немешова-Павукова, 1970 – Nemejcovd-Pavukovd V. – Siska S. Chronologische Beziehungen des alteren Aneolithikums in der Slowakei zu Ost-und Sudosteuropa//Actes du VII CISPP. Prague. 1970.'C. 443-447.

Немешова-Павукова, 1977 – Nemejcovd-Pavukovd V., Baztu Z. Aneolithische Siedlung der Boleraz-Gruppe in Radosina//Slovenska Archeologia. T. 25-2. 1977.

Немешова-Павукова, 1981 – Nemejcovd-Pavukovd V. Nacrt periodizacie Badensej kultury a jej chronologickych vztahov k Juhovychodnej Europe // Slovenska Archaelogia. T. XXIX-2. 1981. C. 267-293.

Неолит, 1979 – Praistoria Ziem polskich. T. 2. Neolit. 1979. (M. Godlowska, A. Kulczycka- Leciejewiczona, J. Machnik, T. Wislanski). Wroclaw. 1979.

Неуступный, 1980 – Neustupny E. The accuracy of radiocarbon dating // Nobel Symposuim 12. Radiocarbon Variations and Absolute Chronology. N-Y, London.

Неуступный, 1970 – Neustupny E. New aspects of the Battle Axe Problem//Actes du YII CISPP. C. 494-500.

Неуступный, 1969 – Neustupny E. Discussions // SZ AOSAV.

Неуступный, 1976 – Neustupny J. Archaeological comments to the Indo-European problem//Origin). V. X. 1976. C. 7, 18.

Неуступный, 1976 – Neustupny E. Paradigmata ve Stredoevropskem Neolitu// SPFFBU. 1976. Brno. C. 131.

Неуступный, 1981 – Neustupny E. Das Aneolithikum Mitteleuropas " Jahreschriit mitteldeutschen Vorgeschichte. 63. 1981. C. 177-187.

Неуступный, 198la -Neustupny E. Mobilitat der aneolithischen Populationen//Slovenska Archeologia. T. XXIX-1. 1981.

Неуступный, 1983 – Neustupny E. The demography of prehistoric cemeteries//Pamatky archeologicke. T. LXXIV. 1983. Praha.

Неуступный, 1983a – Neustupny E. Demografie Pravekych Pohfebist. Praha. 1983. C. 149-159.

Hexaee, 1983 – Нехаев А. А. Новое поселение майкопской культуры // Вопросы археологии Адыгеи. Майкоп. 1983. С. 16-32.

Нехаев, 1984 – Нехаев А. А. Некоторые вопросы изучения поселения Свободное // Вопросы археологии Адыгеи. Майкоп. 1984. С. 69-79.

Нехаев, 1985 – Нехаев А. А. Работы Адыгейской археологической экспедиции// Археологические исследования в зонах мелиорации. Итоги и перспективы их интенсификации. Л. 1985. С. 59-60.

Нехаев, 1986 – Нехаев А. А.//Советская археология, 1986. №

Нехаев, 1987 – Нехаев А. А. Закубанье и степь в эпоху раннего металла//Древности Кубани. Материалы семинара. Краснодар, 1987. С. 22-24.

Нечитайло, 1978 – Нечитайло А. Л. Верхнее Прикубанье в бронзовом веке. К, 1978.

Николаев, 1984 – Николаев С. Л. "Кавказоидные" элементы палеобалканского субстрата//Античная балканистика. М. 1984. С. 29.

Николаев, 1985 – Николаев С. Н. Северокавказские заимствования в хеттском и древнегреческом // Древняя Анатолия. М. 1985. С. 60-74.

Николаева, 1978 – Николаева Н. А. О соотношении "многоваликовых" и раннесрубных погребений Донеччины//Древние культуры Поволжья и Приуралья. Научные труды КГПИ. Т. 221. Куйбышев. 1978. С. 29-30.

Николаева, 1979 – Николаева Н. А. Культурное единство предгорной полосы Центральной и Западной части Северного Кавказа в ранне- и среднебронзовую эпоху// IX Крупновские чтения. Элиста. 1979. С. 12-14.

Николаева, 1980 – Николаева Н. А. Повозки Западного Прикубанья и вопросы появления первых индоевропейцев в Восточной Европе // Проблемы эпохи энеолита степной и лесостепной полосы Восточной Европы. Оренбург, 1980. С. 20-30.

Николаева, 1980а – Николаева Н. А. Выделение кубано-терской культуры раннеи среднебронзового века на Северном Кавказе // Проблемы археологии Северной Осетии. Орджоникидзе. 1980. С. 97-119.

Николаева, 1981 – Николаева Н. А. Периодизация кубано-терской культуры. Ис-

торические судьбы КТК в катакомбную эпоху // Катакомбные культуры Северного Кавказа. Орджоникидзе. 1981. С. 77-100.

Николаева, 1982 – Николаева Н. А. Проблемы классификации, хронологии и этнической атрибуции майкопской культуры в археологической литературе // Хронология бронзового века Северного Кавказа. Орджоникидзе. 1982. С. 9-28.

Николаева, 1983 – Николаева Н. А. Основные тенденции в сложении концепции среднебронзового века Северного Кавказа и Предкавказья в 50-70-е годы XX века // Кочевники Азово-Каспийского междуморья. Орджоникидзе. 1983.

Николаева, 1984 – Николаева Н. А. О пракартвело-индоевропейских контактах по археологическим данным // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Тезисы и доклады конференции. Ч. 1. Институт востоковедения. М. 1984. С. 73-76.

Николаева, 1986 – Николаева Н. А. Об основных линиях развития неолита в Балкано-Карпатском регионе//Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М. 1986. С. 9-12.

Николаева, 1987 – Николаева Н. А. Кубано-Терское междуречье в эпоху ранней и средней бронзы (выделение и периодизация кубано-терской культуры). Л. 1987. Автореферат канд. дисс.

Николаева, 1988 – Николаева Н. А. Два источника и два подхода в исследовании металлокомплекса археологических культур бронзового века Северного Кавказа // Медные рудники Западного Кавказа III-I тыс. до н. э. и их роль в горно-металлургическом производстве древнего населения. Тезисы докладов Башпаксарского полевого археологического семинара. Сухуми. 1988. С. 35-38.

Николаева, 1989 – Николаева Н. А. Северная Осетия в ранне-среднебронзовом веке//Ученые записки КИПЦ ДСВ ВАВ. М., 1989. С. 3-74.

Николаева, Сафронов, 1975 – Николаева Н. А., Сафронов В. А. Происхождение костяных молоточковидных булавок//КСИА. 142. М. 1975.

Николаева, Сафронов, 1974 – Николаева Н. А., Сафронов В. А. Происхождение дольменной культуры Северо-Западного Кавказа//Вопросы охраны, классификации и использования археологических памятников. Сообщения Научно-Методического совета по охране памятников культуры. Вып. VII. М. 1974.

Николаева, Сафронов, 1980 – Николаева Н. А., Сафронов В. А. Курганный могильник эпохи бронзы у с. Дзуарикау // Проблемы археологии Северной Осетии. Орджоникидзе. 1980. С. 18-80.

Николаева, Сафронов, 1982 – Николаева Н. А., Сафронов В. А. Хронология и происхождение майкопского искусства//Хронология бронзового века Северного Кавказа. Орджоникидзе. 1982. С. 28-63.

Николаева, Сафронов, 1983 – Николаева Н. А., Сафронов В. А. Проблемы появления колесного транспорта в Европе. Древнейшие повозки Восточной Европы. Выделение кубано-днепровской культуры – культуры древнейших повозок // Кочевники Азово-Каспийского междуморья. Орджоникидзе. 1983. С. 43-83.

Николаева, Сафронов, 1986 – Николаева Н. А., Сафронов В. А. Винча – древнейшая -цивилизация Старого Света // Балканы в контексте Средиземноморья. Материалы к симпозиуму. М. 1986.

Николае, 1970 – Николае Б. Глинена плочка с писмени знаци от с. Градешница, Врачански окръг//Археология. Кн. 3. 1970. С. 1-7.

Николае, 1971 – Николае Б. Градешница. Праисторически селища. София. 1971.

Николае, – Николае Б. Криводол – древни культура.

Новотный, 1962 – Novotny В. Luzianska skupina a pociatku malovanej keramiky па Slovensku. Bratislava. 1962.

Насек, 1967 – Nosek S. Kultura amfor kulistych w Polsce. W. 1967.

Ортманн, 1985 – Ортманн В. Керамика ранней и средней бронзы на Среднем Евфрате и ее связи с керамикой Хамы и Эблы//Древняя Эбла. М. 1985. С. 61-82.

Общее языкознание. М. 1970.

Общее языкознание (внутренняя структура языка). М. 1972.

Орехов, 1968 – Орехов С. Я., Молодкин П. В., Дугули Д. К. По Северо-Западному Кавказу. М. 1968.

Откупщиков, 1986 – Откупщиков Ю. В. Фрако-карийские изоглоссы // Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. М. 1986. С. 171-173.

Откупщиков, 1988 – Откупщиков Ю. В. Догреческий субстрат. Идательство ЛГУ. Л., 1988.

Паапе, 1906 – Рааре К- Ober die Heimat der Arier und die Heimat der Ostgermanen. Schoneberg. 1906.

Павелчик, 1976 – Pavelcik J. Bemerkungen zur Neolithikum und Aneolithikum Ostmahres//SPFFBU. Brno. 1976. C. 147, 148.

Павук, 1969 – Pavuk J. Anteil des Zeliezivce-Typus an der Genesis der Lengyei-Kultur//SZ AUSAV. T. 17. Nitra. 1969. C. 345-358.

Павук, 1969a – Pavuk J. Chronologic der Zeliezovce-Gruppe.// Slovenska Archaeologia. 1969. XVII-2.

Павук, 1980 – Pavuk. J. Altere Linearkeramik in der Slovakei // Slovenska Archeologia. T. XXVIII-1. 1980.

Павук, Шишка, 1980 – Pavuk J., Siska. Neolit und Aneolit // Slovenska Archaeologia. XXVIII-1. 1980.

Палмайтис, 1984 – Палмайтис Л. Пять важных картвело-балтийских схождений//Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. М. 1981 С. 78-80.

Парро, 1978 -Parrot A. Sumer. Paris. 1978.

Пассек, 1949 – Пассек Т. С. Периодизация трипольских поселений//МИА. № 10. М. 1949.

Пассек, 1961 – Пассек Т. С. Раннеземледельческие (трипольские) поселения племена Поднестровья//МИА. 84. М. 1961.

Патокова, 1979 – Патокова Э. Ф. Усатовское поселение и могильники. К. 1979.

Пенка, 1883-1886 – Penka К. Origines Afriacae. Vienna. 1883-1886.

Пенка, 1886 – Penka К. Die Herkunft der Arier. Viennus. 1886.

Пелещищин, 1985 – Пелещищин Н. А. Лендьелская культура//Археология УССР. М. 1985. С. 268-273.

Пелещищин, 1985 – Пелещищин Н. А. Культура воронковидных кубков // Археология УССР. М. 1985. С. 273-280.

Петерсен, 1956 – Петерсен М. М. Академик Фортунатов//Ф. Ф. Фортунатов. Избранные труды. Т. 1. М. 1956.

Петренко, 1982 – Кореневский С. Н., Петренко В. Г. Курган майкопской культуры у пос. Иноземцево//СА. 1982. № 2. С. 96-112.

Пидопличко, 1956 – Пидопличко И. Г. Материал} до вивчення минулих фаун УРСР. Вып. 2. Кшв, 1956.

Пизани, 1970 – Пизани В. Общее и индоевропейское языкознание // Общее и индоевропейское языкознание. С. 83-199.

Писларий, 1976 – Писларий И. А., Кротова А. А. Погребение эпохи энеолита в г. Ворошиловграде //Энеолит и бронзовый век Украины. К. 1976. С. 21-28.

Потехина, 1976 – Потехина И. Д. Черепа из энеолитического могильника в г. Ворошиловграде//Энеолит и бронзовый век Украины. К., 1976. С. 29-36.

Плеслова-Штыкова, 1976-Pleslova-Stikovd E. Makotfasy- quadratisches Erdwerk auf der Siedlung der Trichterbecherkultur in Bohmen//SPFFBU. Brno. 1976. C. 170.

Подборский, 1976 – Podborsky V. Die Wichtigsten Ausgrabungser gebnisse in Tesetice-Kyjovice in den Jahern 1964-1974//SPFFBU. Brno. 1976.

Правеке... 1978 – Praveke dejiny Cech. Praha. 1978.

Проблемы эпохи бронзы – Проблемы эпохи бронзы юга Восточной Европы. Донецк. 1979. Тезисы докладов.

Птицы, 1951 – Птицы Советского Союза. Т. 1. М. 1951.

Пуассон, 1934 – Poisson G. Les Aryens Paris. 1934,

Потушняк, 1985 – Потушняк М. Ф. Неолит Закарпатья: культуры Криш и расписной керамики//Археология УССР. Т. 1. 1985. С. 139-150.

Резепкин, 1987 – Резепкин А. Д. К интерпретации росписи из гробницы майкопской культуры близ ст. Новосвободная//КСИА. Вып. 192. 1987. С. 26-33.

Реформатский, 1967 – Реформатский А. А. Введение в языкознание. М. 1967.

Рогова, 1967 – Рогова Г. В. К вопросу о влиянии индоевропейских языков на грамматическую структуру картвельских языков//Материалы V-ой региональной научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. С. 25-30.

Ромашка, 1984 – Ромашка С. А. Язык – текст – культура: проблемы реконструкции // Язык: история и реконструкция. М. 1984.

Румянцев, 1987 – Румянцев А. М. Первобытный способ производства. М. 1987.

Румянцев, 1971 – Румянцев А. Н. Т. Sulimirski. Corded Ware and Globular Amphrae in North-East of the Carpathians//Советская археология. № 2. 1971.

Румянцев, 1972 – Румянцев А. Н. Прикарпатьскi елементи у середньоднiпровськiй культурi // Археологiя. Вып. 6. 1972.

Рындина, 1971 – Рындина Н. В. Древнейшее металлообрабатывающее производство Восточной Европы. М. 1971.

Рындина, 1980 – Рындина Н. В. Металл в культурах шнуровой керамики Украинского Предкарпатья Подолии и Волыни//СА. № 3. 1980. С. 24-41.

Рыбаков, 1978 – Рыбаков Б. А. Исторические судьбы праславян//VIII Международный съезд славистов. М. 1978. С. 182-196.

Савченков, 1974 – Савченков А. Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. М. 1974.

Сакелариу, 1980 – Sakellarlou M. Les proto-grecs. Athen. 1980.

Салонен, 1968 – Salonen A. Agriculture Mesopotamica nach sumerischakkadischen Quellen. Helsinki. 1968.

Сафронов, 1968 – Сафронов В. А. Датировка Бородинского клада // Проблемы археологии. Вып. 1. Издательство ЛГУ. С. 75-128.

Сафронов, 1970 – Сафронов В. А. Хронология памятников II тыс. до н. э. юга Восточной Европы. Автореферат канд. дисс. М. 1970.

Сафронов, 1973 – Сафронов В. А. Классификация предкавказских молоточковидных булавок//КСИА. № 134. 1973. С. 42-47.

Сафронов, 1974 – Сафронов В. А. Классификация и датировка памятников бронзового века Северного Кавказа//Сообщения Научно-Методического Совета. Вып. VII. Издательство "Знание". М. 1974.

Сафронов, 1978 – Сафронов В. А. Периодизация и хронология раннего и начала среднебронзового века Северной Осетии//VIII Крупновские чтения. Нальчик. 1978. С. 71-74.

Сафронов, 1979 – Сафронов В. А. Хронологическая система бронзового века предгорной полосы центральной и западной части Северного Кавказа //IX Крупновские чтения. Тезисы конференции. Элиста. 1979. С. 10-12.

Сафронов, 1979а – Сафронов В. А., Марченко И. И., Николаева Н. А. Исследование курганов в зоне Понуро-Калининской рисовой системы//Археологические открытия за 1979 г. М. 1980. С. 127-128.

Сафронов, 1980 – Сафронов В. А. Хронология бронзового века степных районов бассейна Кубани//X Крупновские чтения. М. 1980. С. 6-9.

Сафронов, 1979а – Сафронов В. А. Хронологическая система энеолита и бронзового века Восточной Европы//Проблемы эпохи бронзы Юга Восточной Европы. Тезисы докладов конференции. Донецк. 1979. С. 13-15.

Сафронов, 1981 – Сафронов В. А., Николаева Н. А. Древнейшая катакомбная культура Северного Кавказа и проблема появления катакомбного обряда в Восточной Европе//Катакомбные культуры Северного Кавказа. Орджоникидзе. 1981. С. 4-26.

Сафронов, 1981а – Сафронов В, А. Катакомбные памятники предгорной зоны Северной Осетии//Катакомбные культуры Северного Кавказа. Орджоннкидзе. 1981. С. 51-76.

Сафронов, 1982 – Сафронов В. А. Хронология, происхождение и определение этнической принадлежности майкопской культуры по археологическим и письменным источникам//Хронология памятников эпохи бронзы Северного Кавказа. Орджоникидзе. 1982.

Сафронов, 1983 – Сафронов В. А. Проблемы индоевропейской прародины. Орджоникидзе, 1983.

Сафронов, 1984 – Сафронов В. А. Кавказ в раннебронзовую эпоху и проблема локализации индоевропейской прародины ("кавказский узел" индоевропейской проблемы)//Лингвистическая конференция. Часть 1. Институт востоковедения. М. С. 82-66.

Сафронов, 1986 – Сафронов В. А. О раннеиндоевропейской прародине на Балканах и ее малоазийских истоках // Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М. 1986. С. 3-6.

Сафронов, 1986а – Сафронов В. А., Николаева Н. А. Культура Винча – древнейшая цивилизация Старого Света // Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М. 1986. С. 6-9.

Сафронов, 1988 – Сафронов В. А. Металлокомплекс Майкопа, проблема датировки и происхождения майкопской культуры//Медные рудники Западного Кавказа III-I тыс. до н. э. и их роль в горно-металлургическом производстве древнего населения. Тезисы докладов Башпаксарского полевого археологического семинара. Сухуми. 1988.

Сафронов, 1988а – Сафронов В. А. О двух прародинах индоевропейцев//Античная балканистика – 9.

Сафронов, 1989 – Сафронов В. А. Старые и новые гипотезы об индоевропейской прародине // Новое о Древнем Востоке. Издательство "Прогресс". М. 1989. С. 249-297 (на арабском языке).

Свешников, 1974 – Свешников И. К. Iстория населения Прикарпатья, Подолья и Волыни в конце III – начале II тыс. до н. э. К. 1974 (на укр. яз.).

Свешников, 1974а – Свешников И. К. Племена культуры шаровидных амфор// Древнее население Прикарпатья, Подолии и Волыни в эпоху первобытно-общинного строя. К. 1974. С. 152-181.

Свешников, 1976 – Свешников И. К. Проблема происхождения комаровской культуры//Энеолит и бронзовый век Украины. К. 1976. С. 96-118.

Свешников, 1983 – Свешников И. К. Культура шаровидных амфор // САИ. М. 1983.

Свешников, 1985 – Свешников И. К. Подкарпатская культура // Археология Украинской ССР. К. 1985. С. 375-380.

Свешников, 1985а – Свешников И. К. Стжижовская культура // Археология УССР, К. 1985. С. 384-391.

Семенов, 1974 – Семенов С. А. Происхождение земледелия. Л. 1974.

Семереньи, 1980 – Семереньи О. Введение в сравнительное языкознание. М. 1980.

Сергиевский, 1938 – Сергиевский М. Антуан Мейе и его "Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков" // А. Мейе. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М. 1938.

Синицын, 1948 – Синицын И. В. Памятники предскифской эпохи в степях Нижнего Поволжья//СА. Т. X. 1948. С. 147.

Синицын, 1971 – Синицын И. В., Эрдниев У. Э. Элистинский курганный могильник. Элиста. 1971.

Синюк, – Синюк А. Т. Хвалынский могильник.

Синицын, 1978 – Синицын И. В. Древние памятники Восточного Маныча. Саратов. 1978.

Смирнов, 1964 – Смирнов А. П. К вопросу об археологической культуре//СА, № 4. 1964. С. 3-10.

Смирнов, 1977 – Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Ё. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических открытий. М. 1977.

Соколов, 1977 – Соколов С. Л., Связева О. А., Кубли В. А. Ареалы деревьев и кустарников. Т. 1. М. 1977.

Соколов, 1986 – Соколов С. Л., Связева О. А., Кубли В. А. Ареалы деревьев и кустарников. Т. III. M. 1986.

Соловьев, 1958 – Соловьев Л. Н. Новый памятник культурных связей Кавказского Причерноморья в эпоху неолита и бронзы – стоянки Воровцовской пещеры// Труды Абхазского Института языка, литературы, истории. Т. XIX. Сухуми. 1958.

Сохацкий, 1981-SochacM Z. The Baden Culture//Archaeologia Polona. T. XX. 1981. Wroclaw. C. 1-61.

Старостин, 1985 – Старостин С. А. Культурная лексика в общесеверо-кавказском словарном фонде//Древняя Анатолия. М. 1985.

Старостин, 1988 – Старостин С. А. Индоевропейско-северокавказские изоглоссы // Древний Восток. Этнокультурные связи. Т. XXX. М. 1988. С. 112-163.

Стернбергер, 1977 – Sternberger M. Vorgeschichte Swedens. Berlin. 1977.

Столяр, 1955 – Столяр А. Д. Мариупольский могильник как исторический источник//СА. Т. 23. 1955. С. 16-37.

Столяр, 1960 – Столяр А. Д. Энеолитическое поселение Мешоко // Тезисы докладов научной сессии, посвященной итогам работы Государственного Эрмитажа за 1959 г. Л. 1960.

Столяр, Формозов, 1960 – Столяр А. Д., Формозов А. А. Кубанская экспедиция 1958 г.//Сообщения Государственного Эрмитажа. Вып. XVIII. Л. 1960.

Субботин, 1970 – Субботин Л. В., Шмаглий Н. М. Белградский курганный могильник//МАСП. Вып. 6. С. 116-129.

Субботин, 1978 – Субботин Л. В. О синхронизации памятников Гумельница в Нижнем Подунавье//Археологические исследования Северо-Западного Причерноморья. К. 1978. С. 29-40.

Судский, 1969 – Soudsky В. Trapezformige und absidale Bauten des spatlengyeler Horrizontes der stichbandkeramik-chronologische und kulturelle Beziehungen // Studijne zvesti Archeologickeho Ustavu Slovenskej Akademie Vied. T. 17. Nitra. 1969.

Судский, 1969a – Soudsky B. Etude de la maison neolitique // Slovenska Archeologia. T. XVII-1. C. 5-96.

Сулимирский, 19.33 – SuMmirski T. Die Schnurkeramischen Kulturen und das Indoeuropaischen Problem//La Polagne au VII Congres International des Sciences Historiques. T. I. 1933. Warsaw. C. 287-308.

Сулимирский, 1968 – Sulimirski T. Corded Ware and Globular Amphorae North-East of the Carpathians. London. 1968.

Сюшинский, 1973 – Siuchinski K. Aus der Forschungsproblematik im Nord-Ost Polen//VIII CISPP. Beorgad. C. 515-521.

Телегин, 1973 – Телегин Д. Я. Среднестоговская культура эпохи меди. К. 1973 (на укр. яз.).

Телегин, 1976 – Телегин Д. Я. Об основных позициях в положении погребенных первобытной эпохи Европейской части СССР // Энеолит и бронзовый век Украины. 1976.

Телегин, 1977 – Телегин Д. Л. Абсолютный возраст ямной культуры и некоторые вопросы хронологии энеолита Юга Украины//СА. № 2. 1977. С. 5-17.

Телегин, 1985 – Телегин Д. Я. Среднестоговская культура и памятники Новоданиловского типа в Поднепровье в степном левобережье Украины // Археология УССР. К. 1985. С. 305-320.

Титов, 1966 – Титов В. С. Неолит Греции. М. 1966.

Титов, 1970 – Титов В. С. К вопросу о соотношении этнолингвистических слоев и культурно-исторических общностей на юге Балканского полуострова // КСИА. 1970. № 123. С. 32-41.

Титов, 1980 – Титов В. С. Ранний и средний неолит Восточной Венгрии // Археология Венгрии. М. 1980. С. 73-232.

Титов, 1980а – Титов В. С. Ранний и средний неолит Дунаитула // Археология Венгрии. М. 1980. С. 250-315.

Титов, 19806 – Титов В. С. Поздний неолит Венгрии//Археология Венгрии. М. 1980. С. 327 и ел.

Титов, 1982 – Титов В. С. К изучению миграций бронзового века//Археология Старого и Нового Света. М. 1982. С. 89-145.

Титов, 1988 – Титов В. С. Европа в каменном и бронзовом веке // История Европы. М. 1988. С. 47-123.

Титова, 1983 – Титова Е. Н, О связях днепро-донецкой и буго-днестровской неолитических культур//Древности степного Поднепровья III-I тыс. до н. э. Днепропетровск. 1983. С. 33-37.

Трифонов, 1987а – Трифонов В. А. Степное Прикубанье в системе древностей Кавказа //Древности Кубани. Краснодар. 1987. С. 27-28.

Трифонов, 1987 – Трифонов В. А. Некоторые вопросы переднеазиатских связей майкопской культуры//КСИА. Вып. 192. 1987. С. 18-26.

Тодорова, 1980- Тодорова Г. Энеолит Болгарии. М. 1980.

Тодорович, 1970 – Тодорович В., Церманович В. Баньица. Београд.

Топоров, 1986 – Топоров В. Н. Древнебалканская неолитическая цивилазиция (ДБН): общий взгляд // Балканы в контексте Средиземноморья.

Трубачев, 1968 – Трубачев О. Н. Название рек Правобережья Украины. М., "Наука", 1968.

Трубачев, 1976- Трубачев О. Н. О скифах и их языках//Вопросы языкознания. № 4. 1976.

Трубачев, 1977-Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопросы языкознания. Вып. 6. 1977.

Трубачев, 1979 – Трубачев О. Н. Таврские и синдо-меотские этимологии//Этимология. 1977. М. 1979.

Трубачев, 1978 – Трубачев О. Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа // Вестник древней истории. № 4.

Трубачев, 1981 – Трубачев О. Н. Indoarica в Северном Причерноморье. Источники. Интерпретация//ВЯ. М. 1981. № 2. С. 3-21.

Трубачев, 1982 – Трубачев О. Н. Языкознание и этногенез славян // Древние славяне по данным этимологии и ономастики. Ч. 1//Вопросы языкознания. 1982. № 4. С. 10-26.

Трубачев, 1982а – Трубачев О. Н. Языкознание и этногенез славян // Вопросы языкознания. 1982. № 5. С. 3-17.

Трубачев, 1984 – Трубачев О. Н. Языкознание и этногенез славян // Вопросы языкознания. 1984. № 2. С. 15-30.

Трубачев, 1987 – Трубачев О. Н. Indoarica в Северном Причерноморье//Античная балканистика. М. 1987. С. 119-124.

Тасич Н., 1983 – ТасиН Н. Югословенско Подунавье од индоевропске сдобе до продора скита. Београд. 1983.

Трубецкой, 1958- Трубецкой Н. С. Мысли об индоевропейской проблеме//ВЯ. 1958. № 1.

Федоров, 1973 – Федоров Г. Б., Полевой Л. Л. Археология Румынии. М.

Федоров-Давыдов, 1987 – Федоров-Давыдов Г. А. Статистические методы в археологии. М. "Высшая школа".

Филин, 1980 – Филин Ф. П. Происхождение праславянского языка и восточнославянских языков//Вопросы языкознания. 1980. № 4. С. 36-50.

Фортунатов – Фортунатов Ф. Ф. Сравнительное языковедение. Избранные труды. Т. I. Формозов, 1969 – Формозов А. А. Каменный век и энеолит Прикубанья. М. 1969.

Формозов, 1969- Формозов А. А. Очерки по первобытному искусству. М., 1969.

Филип, 1966 – Filip J. Enzyclopadisches Handbuch zur Ur – und Fruhegeschichte Europas. Prague. 1966. T. 1-2.

Фишер, 1956 – Fischer V. Die Gra'ber del' Steinzeit im Saafegebi'et //Vorgeschichtliche Forschungen. Heft 15. Berlin. 1956.

Фрэнкфорт, 1933 – Frankfort H. TellAsmar, Khafaje, Khorsabad. Chicago, 1933.

Фрэнкфорт, 1939 – Frankfort H. Cylinder seals. Chicago. 1939.

Фрэнкфорт, 1970 – Frankfort H. The Art and Architecture of the Ancient Orient. Oxford.

Фридрих, 1952 – Фридрих И. Краткая грамматика хеттского языка. М.

Форде, 1981 – Форде Г. И. Грецкий орех. Селекция плодовых растений. М. "Колос".

Хензель, 1973 – Hensel W. Polska starozytna. Wroclaw – Warszawa – Krakow – Gdansk. 1973.

Хойслер, 1976 – Hausler A. Die Gra'ber der alteren Ockergrabkultur zwischen Dnepr und Karpaten. Berlin.

Хойслер, 1974 – Hausler A. Die Gra'ber der alteren Ockegrabkultur zwischen Ural und Dnepr. Berlin.

Хойслер, 1981 – Hausler A. Zur alteaten jeschichte von Rad und Wagen in nordpontischen Raum//Ethnographisch – archaologische zeitschrift. 1981. H. 4. C. 581-646.

Хойбек, 1985 – Хойбек А. Лидийский язык//Древняя Анатолия. М. 1985. С. 288- 322.

Холев, 1979 – Холев С. Б. Физико-географические условия Верхнего Понеманья в прошлом по данным топонимики//Топонимика на службе географии. М. 1979. С. 31-37.

Хорнаули, 1979 – Хорнаули Г. И. Топонимические свидетельства изменения природы высокогорных районов Грузии//Топонимика на службе географии. М. 1979. С. 28-31.

Хотинский, 1977 – Хотинский Н. А. Голоцен Северной Европы. М. 1977.

Хоуштова, 1960 – Houstovd А. Культура воронковидных кубков в Моравии// Fontes archaeologici pragenses. V. 3. Pragae. 1960.

Цалкин, 1966 – Цалкин В. И. Древнее животноводство племен Восточной Европы и Средней Азии. М. 1966.

Чайлд, 1926 – Childe V. G. The Aryans. N. Y. 1926.

Чайлд, 1950 – Childe V. G. The Prehistory of European Society. L.

Чайлд, 1950a – Childe V. G. The prehistoric migrations in Europe. L.

Чайлд, 1951 – Childe V. G. The first waggons and carts from the Tigris to the Severn // Proceedings of the Prehistoric Society, n. s. vol. 17. N 8. C. 177-194.

Черных, 1987 – Черных E. H. Протоиндоевропейцы в системе циркумпонтийской провицнии//Античная балканистика. 1987. С. 136-147.

Черных, 1988 – Черных Е. Н. Циркумпонтийская провинция и древнейшие индоевропейцы//Древний Восток. Этнокультурные связи. Т. 80. М. 1988. С. 37-57.

Черныш, 1982-Черныш Е. К. Энеолит Правобережной Украины и Молдавии// Энеолит СССР. С. 165-321.

Чернопицкий, 1987 – Чернопицкий М. П. Майкопский "балдахин" // КСИА. Вып. 192. М. 1987. С. 33-40.

Чеченов, 1973 – Чеченов И. М. Нальчикская подкурганная гробница. Нальчик. 1973.

Чередниченко, 1969 – Чередниченко Н. Н. Курганы эпохи бронзы близ Ростова-на-Дону // КСИА. Вып. 115. 1969. С. 86-88.

Чикобава, 1955 – Чикобава А. С. О двух основных вопросах изучения иберийско-кавказских языков // Вопросы языкознания. 1955. № 6. С. 66-92.

Членова, 1984 – Членова Н. Л. О времени появления ираноязычного населения в Северном Причерноморье // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984. С. 259-268.

Шапошникова, 1977 – Шапошникова О. Г., Бочкарев В. С., Шарафутдинова И. Н. О памятниках эпохи меди – ранней бронзы в бассейне Ингула // Древности Поин-гулья. К. 1977. С. 7-37.

Шапошникова, 1985 – Шапошникова О. Г. Ямная культурно-историческая область//Археология УССР. М., 1985.

Шапошникова, 1985а – Шапошникова О. Г. Памятники нижнемихайловского типа // Древности Поингулья. К. 1985.

Шерер, 1968 – Scherer A. Die Uhrheimat der Indogermanen. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesselschaft. 1968.

Шлейхер, 1861 – Schleicher A, Compendium der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen. Weimar. 1861-1862.

Шлегель, 1849 – Schlegel F. von The aesthetic and miscellaneous works of F. Schlegel. Translation E. J. Milligton. London. 1849.

Шмидт, 1929-Schmidt A. V. Die Kurgane der Stanica Konstantinovskaja//Eurasia Septentrionalis Antiqua. V. IY. 1929.

Шмидт, 1962- Schmidt K. U. Studien zur Rekostruction des Lautstandes der Sudkaukasischen Grundschprache. Wiesbaden. 1962.

Шнирельман, 1980 – Шнирельман. Происхождение скотоводства. М.

Шилов, 1975 – Шилов Ю. А. Остатки возов в курганах ямной культуры Нижнего Поднепровья//Археология. Т. 17. К. 1975. С. 61-72.

Шилов, 1977 – Шилов Ю. А. Первый и Четвертый Старосельский курганы//Археология. Т. 22. К. 1977. С. 65-73.

Шилов, 1979 – Шилов Ю. А. Исторический процесс в Нижнем Поднепровье сер. III – сер. II тыс. до н. э.// Проблемы эпохи бронзы юга Восточной Европы. Донецк. 1979. С. 16-18.

Шилов Ю., 1982 – Шилов Ю. А. Памятники старосельского типа / археологические источники и историческая интерпретация//Хронология памятников эпохи бронзы Северного Кавказа. Орджоникидзе. 1982. С. 105-121.

Шевченко, 1984 – Шевченко А. В. Палеоантропологические данные к проблеме происхождения индоевропейцев // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Ч. 1. М. 1984. С. 118-119.

Шеффер, 1948 – Schaeffer С. F. A. Stratigraphie comparee et chronologic de l'Asie Occidantale. London. 1948.

Шрадер, 1886 – Шрадер О. Сравнительное языкознание и первобытная история, Спб. 1886.

Шрадер, 1913- Шрадер О. Индоевропейцы. Т. 1-2. Спб. 1913.

Шмаглий, 1970 – Шмаглий Н. М., Черняков И. Т. Исследование курганов в степной части междуречья Дуная и Днестра,// МАСП. Вып. 6. Ч. 1. 1970. С. 5-115.

Щепинский, 1969 – Щепинский А. А., Черепанова Е. И. Северное Присивашье в V-I тыс. до н. э. Симферополь. 1969.

Щепинский, 1985 – Щепинский А. А. Ранний энеолит Крыма // Археология УССР. 1985. С. 320-324.

Щепинский, 1985а – Щепинский А. А. Кеми-Обинская культура // Археология УССР. К. 1985. С. 331-336.

Эванс, 1971 – Evans R. К. Craft specialization in the chalcolithic of the Balkan Peninsula //Actes du YIII CISPP. Beograd. 1971.

Энеолит, 1982 -Энеолит СССР. М. 1982.

Этнические проблемы – Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности (II тыс, до н. э.). М. 1981.

Янушевич, 1976 – Янушевич 3. В. Культурные растения Юго-Запада СССР по палеоботаническим исследованиям. Кишинев. 1976.

Яровой, 1985 – Яровой Е. В. Древнейшие скотоводческие племена Юго-Запада СССР. Кишинев, 1985.

Яровой, 1987 – Яровой Е. В., Серова Н. Л. Григориопольские курганы, Кишинев. 1987.

---

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Рис. 1. Раннеиндоевропейские корни позднеиндоевропейской религии. Чатал – Хююк – Винча. Культовая пластика. 1-6, 12-17 – Чатал – Хюкж. 7-11, 19-24 – культура Винча, 18 – Хаджилар.

Рис. 2. Раннеиндоевропейские корни позднеиндоевропейской религии. Чатал – Хююк- Винча. Культовые комплексы, вотивные предметы. 1-11-Чатал – Хююк. 13- 22 -Винча.

Рис. 3. Экология позднеиндоевропейской прародины. Флора ПИЕП.

Рис. 4. Экология позднеиндоевропейской прародины. Флора ПИЕП.

Рис. 5. Экология позднеиндоевропейской прародины. Фауна ПИЕП.

Рис. 6. Экология позднеиндоевропейской прародины. Южная фауна ПИЕП.

Рис. 7. Экология позднеиндоевропейской прародины. Южная фауна ПИЕП.

Рис. 8. Археологические культуры V тыс. до н. э. в экологической нише ПИЕ. Культура Старчево – Кереш. 1-4, 8 – Старчево; 5 – Бубань; 6, 7 – Течич; 9-12, 14, 18 – Караново I; 15-17 – Караново II; 19-21, 24, 26 – Марошлеле. М. 1:12 – 13; 1:10-15; 1:8-9; 1:7 – 5; 1:6-1, 2, 3, 6, 8, 11, 16, 19-21, 24, 26; 1:5 – 7, 18, 25; 1 :4-10; 1 : 1 – 12.

Рис. 9. Археологические культуры V-IV тыс. до н. э. в экологической нише ПИЕ. Культура линейно-ленточной керамики (КЛЛК): ,1-7 – Германия; 8-12 – Чехословакия; 13-22 – Венгрия; 23-26 – Надьтени, Венгрия. М. )1 : 9 – 2, Висбаден; 1:8 – Босковштейен; 1:7 – 10, Гурбаново; 1:6 – 9, 11, Забрдовиц; 1:5 – 1, Зондерн-хаузен; 7, Кохштедт; 14, Нидертопфштедт; 1:4 – 4, 5, 6, 15, Фломборн.

Рис. 10. Археологические культуры V-IV тыс. до н. э. в экологической нише ПИЕ. Культура накольчато-ленточной керамики (<КНК): 1 – Праг-Бубенич, гробница 12 (1:6); 2 – Праг-Бубенеч, гроб. 1 (1 :7); 4 – Праг-Бубенич, гроб. 7; 5 – Бернбург, ГДР (1 : 5); 6 – Балленштедт, ГДР; 7 – Пегау, ГДР (1 : 5); 8 – Нова Веш (1 : 5); 9 – Вормс, ГДР (1 :4); 10 – Веспен (1 :4); 11-114 – Требур (,1 :6); 22 – Рессен, гроб. 2; 23 – Гросгартах; 24 – Требур (;1 :6).

Рис. 11. Археологические культуры V тыс. до н. э. в экологической нише ПИЕ. Культура Винча А -В. (по Васичу, Милойчичу). 3, 6, 7, 10, 13, 15, 16, 17, 21-23, 25 – 1 : 6; 12, ,14, 18, 19, 20, 24 – 1 : 5; 1, 4, 1:1 – .1 : 8; 9 – 1 : 20.

Рис. 12. Археологические культуры V тыс. до н. э. в экологической нише ПИЕ. Культура Винча – Турдаш в Румынии: 1-33 – поселение Турдаш; 34-38 – Тэртэрыя. 1-119, 20, 26-33 -1:5; 21-23 – 2:5.

Рис. 13. Формирование позднеиндоевропейской общности. Ранний этап. Винча А -В – Сакалхат-Лебе. 1-7, 15-18 – Лебе; 8-14, 19-22 – Винча. М. 1 : 16 – 1,2; 1:8 – 3; 1 : 6 – 5, 6, 7, 8, 15, 16-18.

Рис. 14. Среднеиндоевропейские традиции в позднеиндоевропейскую эпоху. Культура Винча С -Д. 1-15 – Винча С; 16-26 – Винча Д. М. 1 : 12 – 11; 1 : 8 – 2, 13; 1:9 – 3, 8, 14, 6, 7, 15, 16, 17-22 – 1 : 6; 1, 4 – 1 : 5; 5 – 1 : 4.

Рис. 15. Позднеиндоевропейская культура в Словакии. Лужанки (Лендьел 1а). Сравнение расписной керамики Лужанок с нерасписной керамикой Лужанок. Масштаб – 1:6.

Рис. 16. Позднеиндоевропейская культура в Венгрии. Зенгеварконь (Лендьел 1b). Инвентарь погребальных комплексов. М. 1 : 12 – 1, 7; 1 : 10 – 5, 6, 8, 10, 12, 13-17, 20-25; 1:9 – 9; 1:8- М; 1 : 5 – 2; [1 : 2 – 26-30.

Рис. 17. Классификация керамики Лендьел I в Венгрии (по Домбаи). М. 1:10.

Рис. 18. Позднеиндоевропейская культура II в Моравии. Культура моравской расписной керамики 1 ступени (Лендьел Ib), по Подборскому. М. 1 :6.

Рис. 19. Позднеиндоевропейская культура III в Моравии. Культура моравской расписной керамики 2 ступени (Лендьел II), по Подборскому. М. 1 :10.

Рис. 20. Позднеиндоевропейская культура III/IV в Моравии. Культура моравской расписной керамики 3 ступени (Лендьел III/IV), по Подборскому. М. 1 : 10. 1-18 -культура Лендьел в Моравии; 19-21 – Лендьел в Западной Украине.

Рис. 21. Позднеиндоевропейская культура IV/V в Моравии. Культура моравской расписной керамики 4 ступени (Лендьел IV), по Подборскому. М. 1 : 10. 1-12 – Лендьел Моравии. 13-18 – Лендьел III Западной Украины.

Рис. 22. Единство региональных вариантов ПИЕ культуры I-II этапов. Лужанки (1-8, 23-31, 47) – Зенгеварконь (9-15, 32-37) – КМК (16-22, 38-46). М. 1 : 6 – 2, 3, 5, 6, 7, 8; |1 : 5 23-31, 32, 36-46; 1:8 – 9-11, 16-18.

Рис. 23. Истоки и ареальные связи позднеиндоевропейской культуры. Культура Сопот I-III в Хорватии. Сравнительно-типологический анализ керамического комплекса Сопот с культурами Лендьел и Винча. 1-8 – культура Сопот I; 9-17 – культура Сопот II; 18-25 – группа Бичке, Венгрия; 26-31 – культура Сопот III – Лендьел; 32-41 – Лендьел Венгрии и КМК Моравии; 42-51 – культура Винча А -В. М. 1:20-38, 47; 1:12 – 5, 12,-20, 36; 1:6 – 6-8, 15-17, 23-25, 29-31, 39-41, 48-51; 1:7- 1-4, 9-11, 32-35, 42, 44.

Рис. 24. Истоки позднеиндоевропейской культуры. Лендьел I, II – Винча В. Сравнительно-типологический анализ керамического комплекса: 1-8, 17-30 – культура Лендьел Венгрии, Моравии, Словакии; 9-16, 31-44 – культура Винча В. М. 1:10 – 18-30, 32-44; 1 : 15 – 1; 1 : 6 – 2, 9, 10, 7, 15, 17, 31, остальные 1 : 8.

Рис. 25. Среднеиндоевропейские истоки позднеиндоевропейской религии. Сравнительно-типологический анализ антропоморфной и зооморфной пластики 1-4 – Винча (М. 1:3); 4-7 – Турдаш, Винча; 15-21 – Винча (М. (1:3- 15, 16, 18; 1:5-20, 21); 8, 9, 23 – Зенгеварконь, культура Лендьел; ,10-14, 26-28 – КМК (Лендьел в Моравии): 10 – Стржелице – Склеп; 11 – Глубоке Машувке, Брно – Маломержице; 12 – Яромержице над Рокитну; 27 – Градиско у Кромержице; 28 – Велки Гарчаш (по Васичу, Мюллер-Карпе, Подборскому).

Рис. 26. Древнейшие этапы индоевропеизации Центральной (Лендьел) и Северной Европы (культура накольчатой керамики). 1-6 – культура Винча: 1 – зооморфный сосуд; 2 – культовый сосуд – прототип курильницы; 3 – модель дома с украшением в виде головы животного; 4-6 – каменные топоры (1:9 – 2); 7-15 культура Лендьел: 7 – Абрахам (М. si :4); 9 – Стржелице (М. 1:8); 10 – Стржелице (1:9); 11-15 – Зенгеварконь (М. 1:2); 16-24 – культура накольчатой керамики в Польше, Германии; 16 – Познань – Дембиц; 17 – Фридберг – Фауербах (М. 1:4); 18 – Мосхайм (М. il : 16); 119 – Пухов (М. 1:4); 20-24 – Эрфурт (по Васичу, Новотному, Домбаи, Подборскому, Мюллер-Карпе).

Рис. 27. Истоки позднеиндоевропейской архитектурной традиции. Мегароны (1-8) и абсидные дома (9-14) в культурах неолита – раннебронзового века Европы. 1 – культура Винча, втор. пол. V тыс. – IV тыс. до н. э. Баньица; 2 – Сескло, IV тыс. до н. э.; 3 – Димини, Фессалия, IV тыс. до н. э.; 4 – Зенгеварконь, Венгрия, культура Лендьел, ступень I, начало IV тыс. до н. э.; 5 – Бранч, Словакия, культура Лендьел, ступень III, вторая половина IV тыс. до н. э.; 6 – Лерна, РЭ III, III тыс. до н. э.; 7 – Азеа, РЭ; 8 – Михельсберг + Горген, приальпийский вариант культуры воронковидных кубков с чертами местного неиндоевропейского субстрата, III тыс. до н. э.; 9 – Биланы, ЧССР, дом № 500; культура Лендьел 1; 10:- Зенгеварконь, культура Лендьел 1; 11, 12 – Азеа; Рахмани, Фессалия, начало II тыс. до н. э.; 13 -Термос; 14 – Кораку,- Греция, поселения РЭ, III тыс. до н. э. (по Судскому, Иовановичу, Тодоровичу-Цермановичу, по Домбаи, по Мюллер-Карпе).

Рис. 28. Обособление древнеевропейской общности в составе позднеиндоевропейской общности. ПИЕП III. Лендьел II (белорасписной) – культура воронковидных кубков – КВК АВ. 1, 2 – Польша; 3 – Сводин, Словакия; 4 – Шлапаннце, Моравия; 5 – Тешетице-Кыевице; 6 – Зенгеварконь; 7 – Божице; 8 – Божице; 9 – Вроцлав Прачс (Моравия); 10 – Косин, Щецин, ПНР; 11 – Брано – Маломерице; 12 – Божице; 13 – Стржелице; 14 – Яромержице над Рокитне; 15 – Зенгеварконь; 16, 17 – Стржелице; 18 – Кракув – Могила, ПНР; 19 – Божице; 20 – Косин, Щецин; 22 – Брно – Маломерице; 23 – Котово, Познань, ПНР, 24, 25 – формы КВК АВ, не находящие аналогии в культуре Лендьел. 1-6, 13-18 – керамика белорасписного Лендьела (II ступень) из памятников Моравии, Силезии; 7-12, 19-23 – керамика из древнейших памятников КВК, ступени АВ, в Моравии и сарновской ступени в Польше (по Подборскому, Кульчицкой, Домбаи).

Рис. 29. Колонизация Северной Европы праиндоевропейцами. КВК АВ – Сарно-во – Баальберг. 1-19 – Баальбергская культура: 1 – Альтензин (М. 1:6); 2 – Самсвеген (М. 1:3); 3 – Тройсблиц (М. 1:8); 4, 12 – Керфурт (М. 1:6); 5 – Ванслебен (М. 1 :6); 6 – Екартсберг (М. 1:6); 8 – Ашерслебен (М. 1:6); 9, 10 – Штеммерн (М. 1:3); 1,1 – Кедлинбург (М. 1:6); 13 – Вайсенфельс; 14 – Клостер Гронинген (М.1 :6); ,15 – ГДР; 16 – Чепловоды, ПНР; 17 – Браунсдорф (М. 1:6); 18 – Эрфурт – Ильверсгехофен; 19 – Праг – Бубенеч; 20, 22 – Сарново, КВК Польши. 23-29 – керамика из моравских памятников КВК АВ: Божице (М. Г: 14).

Рис. 30. Колонизация приальпийской зоны праиндоевропейцами. Баальберг – Пфин, Альтхайм, Михельсберг, Шуссенрид. 1-9 – Баальберг; 10-18 – Альтхайм; (М. 1 : 12 – 10, 11; 1:7- 13-15, 17; 1:5- 12; 1:4 – 16); 19-24 – Шуссенрид (М. Л :9); 25-30 – Михельсберг (М. 1 :7); 31-33 -Пфин (М. 1 : 7) (по Мюллер-Карпе).

Рис. 31. Интеграция северного и южного крыла позднеиндоевропейской общности. ПИЕП IV. Лендьел III (1-7, 18-27) – культура воронковидных кубков, Баальберг, Пикутково (по Беренсу, Подборскому, Кульчицкой). 1-7 – Гатерслебен; 11-(17 – Баальберг, Германия (по Беренсу); 8-10 – формы керамического комплекса Гатерслебена, не находящие аналогии в КВК; 18-27 – культура моравской расписной керамики, КМК 4 ступени (по Подборскому); 28- 38 – Пикутково, ранний Вюрек Польши. М. 1 :9.

Рис. 32. Древнеевропейская общность в диахронии. КВК: Баальберг – Зальц-мюнд – Вальтерниенбург – Бернбург. 1-7 – КВК баальбергской ступени (М. 1:3 – 1:14). 8-12 – КВК зальц-мюндской ступени, Германия: 8 – Обервешен (М. 1:12); 9 – Брашвиц (М. 1:7); 10 – Брашвиц; ЛИ – Хоентурм (М. 1:6); 12 – Рессен (М. 1:6); 13-18 – КВК вальтерниенбургской группы, ступени: М. 1 : 6; 18 – Эбендорф (М. 1 : 12).

Рис. 33. Дезинтеграция южного крыла позднеиндоевропейской общности. ПИЕП У. Луданица, Иордансмюль. 1-9 – Луданица, Словакия (М. 1:6- 1-6; 1:4 – 7-9). 10-15 – культура Бодрогкерештур, общие формы керамических сосудов с группой Лендьел IV – Луданицей. (М. 1 : 8 и 1:5). 16-25 – культура Иордансмюль Чехии, Силезии: 16-21 – керамические формы, восходящие к лендьелскому ядру; 22-25 – керамические формы, включенные в Иордансмюль из КВК. 26-29 – культура воронковидных кубков Германий. 1, 4, 7, 9 – Бранч; 2 – Дудунцы; 3 – Топольчаны; 10 – Тибава (М. 1:5); 11-14 – Дешк (М. 1:8 -12-14); 26 – Ашерслебен (М. 1 : 6); :29 – Эрфурт (М. 1 : 6).

Рис. 34. Начало дезинтеграции древнеевропейской общности. Выделение из праиндоевропейской культуры – KBК – производной культуры – КША (культуры шаровидных амфор), (по Прибе, Мюллер-Карпе). 1-6, 13-116 – культура воронковидных кубков: 1 – Альтезин (1:6); 2 – Божице (1 : 14); 3 – Самсвеген (I :3); 4 – Рессен, гроб.; 5 – Ратибор (1 :6); 6 – Керфурт (1 :6); 13 – Альтхайм (1:7); 14 – Баальберг; 15 – Бернбург, Хайлегенталь (1 :3); 16 – Зальцмюнд, Рессен (1 :6); 7-12, 17-20 – культура шаровидных амфор: 7 – Коссенбауде (1 : 12); 8 – Репихау (1 :6); 9-ill – Польша; 12 -Дрезден – Альтштадт (1:6); 17-19 -Польша; 20 – Брозани над Оржи (ЧССР, 1:4).

Рис. 35. Сосуществование древнеевропейского диалекта с праиндоевропейской культурой воронковидных кубков. КВК – КША. 1- 5, 11-13 – культура воронковидных кубков Польши: 1 – Бискупин (1:4); 2 -Крушвика (1:3); 3 – Радзеюв Куявский (1:6); 4, 5 – Швентослав (1:3); 11-Пфин, Нидервиль (1:10); 13 – КВК любоньской фазы, Мровин, Польша (1:3). (По Кульчицкой).

Рис. 36. Связи культуры шаровидных амфор с культурами приальпийского круга. Альтхайм – Пфин – КВК – КША. 1-7 – керамика из приальпийских культур, принадлежащих к региональным вариантам КВК; 8-14 – культура шаровидных амфор Германии; 15-20 – КВК Германии; 21-26 – культура шаровидных амфор Германии. В приальпийских культурах – региональных вариантах КВК отмечаются те керамические формы, имеющиеся в КША, которые единичны в КВК Зальцмюнда, Баальберга, Вальтерниенбург-Бернбурга, что дополняет предаствление о той основе, на которой возникла КША.

Рис. 37. Классификация керамического комплекса КША Польши, по Вислянскому.

Рис. 38. Истоки палеобалканского и протогреческогр субстрата. Лендьел IV ступени (1-9); культура воронковидных кубков (10-(19); Болераз (19-29); Баден (30-39). (По Подборскому, Владару / Лихардусу, Немешовой-Павуковой).

Рис. 39. Центральноевропейское происхождение ядра палеобалканекого и протогреческого субстрата. 1-8, 117-24 – Фессалия, поселение Аргисса (по Милойчичу); 9-16 – Лендьел IV (Луданица и Иордансмюль) (М. 1:6); 25-31 – КВК, ДЯК ( ), Коцофени, Рени (31).

Рис. 40. Центральноевропейский и балканский компонент в Раннеэлладском I-III. 1-7 – раннеэлладские памятники Греции; 8-14 – культура Винча Д1 – Д2; Гумельница; 15-20 – раннеэлладские поселения Греции; 21-26 – Баден.

Рис. 41. Дезинтеграция древнеевропейской общности. Происхождение культуры шнуровых керамик из праиндоевропейской культуры воронковидных кубков. Выделение общеиндоевропейского ядра керамического комплекса в КШК, КВК, культуре Лендьел, культуре Винча. 1-7 – культура шнуровых керамик Германии: 1 – Масфельдская группа (М. 1:11); – Кётехау (1:7); – Блшани, Франклебен (1:10); – Мансфельд (1:11); 8-14 – КВК баальбергской ступени, зальцмюндской, вальтерниенбург-бернбургской 16, 18, 19, 21 – культура Винча; ,15, 17, 20 – культура Лендьел.

Рис. 42.1. Ареал РИЕП – раннеиндоевропейской прародины в Анатолии. Чатал-Хююк (VII-dl тыс. до н. э.) и финальная, стадия среднеиндоевропейской прародины на Балканах – культура Винча А, В (втор. пол. V тыс. до н. э.).

Рис. 43.1. Ареал ПИЕП II. Лендьел I.

Рис. 43.2. Ареал ПИЕП III. Лендьел. КВК АВ.

Рис. 44.1. Ареал ПИЕП IV. Лендьел III. КВК баальбергской ступени.

Рис. 44.2. Ареал ПИЕП V. Лендьел IV. КВК II ступени.

Рис. 45. Индоевропейский континуитет (28-20 вв. до н. э.).

Рис. 46. Древнейшие находки колесного транспорта в IV-III тыс. до н. з. Римскими цифрами обозначены районы находок повозок, моделей повозок и отдельных колес повозок: I – Центральная Европа. ПНР. Броночицы (рисунок повозки). II – Центральная Европа. Словакия. Болераз. Радошин (модель повозки). III – Центральная Европа. Венгрия. Потисье. ДЯ'К. Кетедьхаза (остатки повозок при могилах). IV – Центральная Европа. Венгрия. Баден. Модели повозок. V – Юго-Восточная Европа, Балканы. Винча (?). VI – Юго-Восточная Европа. Болгария. Подунавье. ДЯК + КДК. Остатки повозки в могиле. VII – Юго-Западное Причерноморье. ДЯК. Остатки повозки. VIII – Поингулье. ДЯК. Остатки повозки. IX – Нижнее Подне-провье. КДК. Остатки повозок в могилах. X – Северо-Восточное Приазовье. ДЯК. Остатки повозок и Каменная могила с рисунками повозок. XI – Нижнее Подонье. ДЯК. Остатки повозок. XII – Нижнее и Среднее Прикубанье и Закубанье. КДК. Повозки. XIII – Закубанье и Нижнее Прикубанье. Майкопская культура. Повозка. XIV – Закавказье. Алазано-Беденская культура. Бедени. Повозки. XV – Северо-Восточная Армения. Куро-аракская культура. Модели повозок. XVI – Верхняя Месопотамия. Раннединастический III период. Модели повозок. XVII – Средняя Месопотамия. Раннединастический III и II/III период. Модели. XVIII – Южная Месопотамия. Раннединастический III период. Повозки в Уре, Кише. Модели повозок, рисунки на вазах, и сюжеты глиптики. XIX – Элам. Шумеро-эламская эпоха. Повозки. Рисунки повозок. XX – Анатолия. Модели повозок времени Трои I-II. XXI – Восточное Средиземноморье. Модели повозок. Рисунки повозок.

Рис. 47. Древнейшие четырехколесные повозки Древнего Востока III тыс. до н. э. 1 – пиктограмма из Урука, интерпретеруемая как изображение повозки; 2 – изображение волокуши на пиктограмме из Урука; 3 – изображение волокуши с носилками, ездоком и возницей; Раннединастический I (по Мюллер-Карпе); 4 – Сузы. Элам. Донжон; изображение повозки; 5 – Хафадже; ваза с росписью и изображением повозки. 6 – Ур, РД III; изображение повозки с онограми; 7 – Хафадже, РД III, культовая повозка, модель; 8 – Тель Хуэйра, модель повозки, РД III; 9 – Тепе Гавра, слой VI, модель повозки; 10 – Хараппа, модели повозок.

Рис. 48. Древнейшие свидетельства колесного транспорта в Европе. IV-III тыс. до н. э. 1 – Каменная Могила, Северное Приазовье; знаки на плитах, интерпретериемые как изображение повозки и запряжки быков; 2 – Зюшен, область Гессен, Германия; культура воронковидных кубков, мегалитическая гробница; 3, 4 – деревянные колеса из торфяников Голландии, культура воронковидных кубков; 5 – Броночицы, Юго-Восточная Польша, КВК, изображение повозки на сосуде старшей фазы КВК; 6 – Радошин, Словакия, группа Болераз, 28 в. до н. э.; 7 – Сигетсентмартон, Венгрия, Баден, модель повозки; 9 – Анатолия, Троя I-II; 8 – Вунус, Кипр, 23-21 вв. до н. э. (по Даниленко, Хойслеру, Мюллер-Карпе, Круку, Неймековой-Павуковой, Калицу).

Рис. 49. Древнейшие погребения с повозками на Древнем Востоке и в Европе. Раннединастический III Месопотамии, древнеямная культура, кубано-днепровская культура, майкопская культура. 1, 5 – повозки в погребениях, "царские гробницы Ура", РД III; 3 – Ур, Шумер, мог. 1232 с повозкой в могиле (по Беренсу); 2, 3 – модели повозок и колесницы с конской запряжкой в Тель Хуэйре, Верхняя Месопотамия, РД III (по Моортгату); 4, 6 – план и реконструкция повозки в погребении майкопской культуры, Павлоград 4/18, ст. Калининская Краснодарского края, Нижнее Прикубанье (раскопки Сафронова, 1978 г.); 7 – Первоконстантиновка, Нижнее Поднепровье, погребение кубано-днепровской культуры с повозокой (по Ю. А. Шилову); 8 – Крупская 3/14, ст. Калининская, Краснодарский край, Нижнее Прикубанье, погребение кубано-днепровской культуры (раскопки Сафронова, 1978 г.); 9 – Новотитаровская, рама от повозки (по Козенковой).