КОЛЕСНИЧНАЯ ТАКТИКА БОЯ И ВСАДНИЧЕСТВО
У андроновцев широкое распространение получил колесный транспорт. Его наличие доказывают находки на поселениях и в погребениях глиняных моделей колес, остатков колесниц, костяных псалиев, скелетов и костей упряжных животных, а также изображения повозок и колесниц на петроглифах Казахстана и Средней Азии и на андроновском сосуде. Реконструируются два типа экипажей: тяжелые повозки с цельными колесами и легкие одноосные колесницы, имеющие колеса со спицами.
На поселениях Ушкатта II [Кузьмина, 19626, рис.3,1]. Камбулат [Чебакова, 1975, рис. 5, 5], Шортанды-Булак [Маргулан, 1979, рис. 159, 3, 232, 11] обнаружены глиняные модели цельных колес с выступающей ступицей. Подобные колеса употреблялись для моделей повозок, найденных в евразийских степях в погребениях как более древних, чем андроновские — в катакомбах первой половины II тыс. до н.э. [Синицын, 1948, рис. 13; Синицын, Эрдниев, 1971, с. 8, табл. 5А, 8; Кузьмина, 1974а, с. 69; Hausler, 1981, рис. 11; Романовская, 1982, рис. 4, 4], так и в более поздних — скифо-сарматских, в Мингечауре [Асланов и др., 1959, рис. 98-101] и в Керчи [Артамонов, 1966, рис. 1, Кожин, 19696, с. 92-95; Нечаева, 1975, с. 11-13], что доказывает непрерывность традиции и позволяет предполагать существование подобных кибиток и у андроновцев. Это подтверждается изображением повозки с четырьмя цельными колесами и сплошным кузовом, запряженной парой быков, на петроглифе Саймалы-Таш (рисунок Ю.Н.Голендухина).
Наряду с крытыми повозками-домами, для перевозок, вероятно, употреблялись четырехколесные большие открытые телеги: их изображения есть на петроглифе Саймалы-Таш (рисунок Ю.Н.Голендухина).
Как открытые, так и крытые тяжелые повозки с цельными колесами восходят к прототипам, появившимся в евразийских степях еще в III тыс. до н.э. на памятниках новосвободненской и Новотатаровской культур Прикубанья, ямной культурной общности и сменившей ее в начале II тыс. до н.э. катакомбной культуры (сводки находок повозок и библиографию см. [Plggott, 1968; Кузьмина, 1974а; Hausler, 1981; Кожин, 1988; Избицер, 1993] 78. Е.В.Избицер учтено около 250 погребений с одной или двумя повозками. Отмечалось, что эти данные имеют большое значение для решения индоевропейской проблемы, поскольку во всех индоевропейских языках общи названия, связанные с колесным транспортом.
Термины, обозначающие "круг", "колесо", "повозка", "колесница" восходят к глаголам *kwel и roth — "вращать". Индоевропейские соответствия имеют индоиранские слова "ярмо" — yuga, "ось" — aksa, "упряжь" — dhur, а также "путь", "движение", от которых происходит название круга стадиона и животного, везущего божество — vahana [Шрадер, 1913; Мейе, 1938; Абаев, 1949; Гамкрелидзе, Иванов, 1984; Vasmer, 1950-1957; Benvenlste, 1949; Brandenstein, 1962]. Транспортные термины включены в сакральную лексику: "солнцеворот", "годовой круг", "колесо-солнце" [Schmitt, 1967, с. 166-169]. Выявляется большой пласт общих индоиранских терминов: "подпруга", "оглобля", "уздечка" и др. [Абаев, 1958, I; 1973, II; 1979а, III].
Повозки представляют трансформацию саней, известных по изображениям и в Месопотамии, и в Триполье уже в IV тыс. до н.э. В степях самые ранние повозки выявлены в Прикубанье на памятниках новосвободненской культуры, имеющей переднеазиатские связи, и новотитаровской культуры, контактировавшей с новосвободненской и ямной.
Ранние повозки были двуосными с четырьмя цельными колесами диаметром 0,7-0,85 м; позже стандартным стал диаметр 0,5-0,6 м. Колеса трехсоставные цельные с выступающей ступицей, иногда скрепленные планками. Они крепились на неподвижную ось длиной 2 м; в центре она была прямоугольной в сечении, а на концах, вставлявшихся в колеса, круглой. Спереди шло дышло. Известно два конструктивных решения: I — раздвоенная на конце палка длиной 2 м с рогаткой длиной 1 м и II: — брус длиной 2 м с двумя перпендикулярными ответвлениями. Кузов представлял прямоугольную раму длиной 2 м и шириной 1,5 м с деревянным полом, устланным циновками, вертикальными бортами и часто с плоским или арочным перекрытием, сделанным из деревянных планок или изогнутых и перекрещенных прутьев, как это прослежено по моделям и у некоторых катакомбных повозок [Козенкова, 1973, с. 65; Романовская, 1982, с. 107], и у экипажа из кургана V в Пазырыке [Руденко, 1953, рис. 26, 27]; спереди был вход. Этот тип повозки демонстрирует скифская глиняная модель из Керчи (рис. 62).
По деталям конструкции степные повозки отличались от дунайских [Bona, 1960, с. 83; Bichir, 1964, с. 67], среднеазиатских [Кузьмина, 1980в, с. 21], переднеазиатских [Littauer, Grouwel, 19736; 1974; 1977] и хараппских [Маккей, 1951, табл. XXIX].
Античные авторы Гиппократ (О воздухе, водах и местностях, 25, cл.), Геродот (IV, 121) и Страбон (VII, 3, 17) описывают жилища ираноязычных пастухов степей как дома на колесах, крытые войлоком или шкурами. Й.Хертель [Hertel, 1925; 1931, с. 277, 279] полагал, что именно эти большие дома-кибитки степных кочевников послужили прообразом описанных в ведической литературе virnana — небесных жилищ богов индоариев.
Андроновцы для запряжки в повозки использовали волов и лошадей-тяжеловозов. В.И.Цалкин [19726, с. 72] доказал, что андроновцы и срубники уже умели холостить быков и использовали для запряжки больших волов, достигавших высоты в холке до 133 см. Андроновцы впервые в Старом Свете вывели специализированных лошадей-тяжеловозов, рост которых в холке достигал 160 см и более — это были самые рослые кони бронзового века.
В качестве тягловой силы служили также двугорбые верблюды. Их ритуальные захоронения открыты в могильниках Аксу-Аюлы II, Тельжан-Кузеу, Бегазы, кости найдены на поселениях Алексеевка, Атасу, Усть-Нарым, Милыкудук, а глиняная фигурка на поселении Ушкатта II (рис. 55, 8) [Кузьмина, 1963а; 19626, рис. 3, 4; Маргулан и др., 1966, с. 175; 1979, с. 258, 259; Кривцова-Гракова, 1948, с. 102; Черников, 1966, табл I]. Пары верблюдов-бактрианов, впряженных в повозку, представлены на петроглифах (рис. 34), датируемых эпохой бронзы в Койбагар и Арпаузен в Южном Казахстане и Саймалы-Таш на Тянь-Шане [Кадырбаев, Марьяшев, 1977, с. 167 ел., рис. 22, 100, 3; Агафонова, 1977, с. 13; Медоедов, 1979, табл. XVI; Кузьмина, 1980в, с. 29-30]. Многочисленны одиночные изображения верблюдов на петроглифах Казахстана и Средней Азии, но они не поддаются датировке и данных об использовании верблюдов под вьюк в эпоху бронзы нет. Вне андроновского ареала бактрианы во II тыс. до н.э. были достоверно известны только на юге Средней Азии [Цалкин, 19706, с. 136, 157; Ермолова, 1976, с. 111; Кузьмина, 1963а, с. 38-44; 1980в, с. 19-27, 34]. Возможно они водились также в Афганистане и восточном Иране [Bulliet, 1975, с. 141, 148; Compagnoni, Tosi, 1978, с. 87-100]. В Передней Азии двугорбый верблюд стал известен только в самом конце II — начале I тыс. [Walz, 1951; 1954; Bulliet, 1975, с. 153-159]. В документах Тиглат-Паласара I (1116-1077 гг. до н.э.), Ашшур-бел-кала (1074-1057гг. до н.э.) и Ашшур-нацирпала I (1050-1032гг. до н.э.) говорится о двугорбых верблюдах, в документах Салманасара II указывается, что они поступают с востока [Luckenbill, 1927; Янковская, 1956]. В раннеассирийских текстах бактриан называется gammalu, это семитский термин для обозначения одногорбого верблюда, но при этом указывается, что он имеет два горба. В XI в. до н.э. появился термин udru, заимствованный из иранского языка [Salonen, 1955-1956, с. 85-87]. Значит, двугорбый верблюд был чужд переднеазиатским народам и был воспринят ими от иранцев. Название верблюда ustra обще в индоиранских языках [Schrader, 1901, с. 405; Redard, 1964, с. 155-162; Mayrhofer, 1956, с. 113-114; Барроу, 1976, с. 143] и отличается от других индоевропейских, где термин для обозначения верблюда — позднее заимствование из семитского gammalu. Из этих лингвистических данных следует, что индоарии познакомились с двугорбым верблюдом, когда они уже оторвались от остальных индоевропейцев, но еще не разделились на ветви. По палеозоологическим данным это может быть андро-новская территория или юг Средней Азии (культура Анау). Но название двугорбого верблюда из индоиранского заимствовано в финно-угорские и тюркские языки [Боголюбский, 1929, с. 14,15]. В китайской мифологии в ханьскую эпоху воспринят индоиранский культ двугорбого верблюда, а его родина в преданиях помещается на северо-западе — в границах северной Средней Азии [Schafer, 1950, с. 269, 275]. Учитывая китайские свидетельства и локализацию финно-угров в лесной зоне Евразии, индоиранскую прародину приходится локализовать в Казахстане и отказаться от гипотезы о миграции из Передней Азии, поскольку двугорбый верблюд не был там известен.
Двухколесные колесницы зафиксированы по отпечаткам и остаткам колес в канавках, вырытых на дне могил, в могильниках петровского типа (рис. 35; 62) в Приуралье: Синташта I (пять экипажей); в Северном Казахстане: Улюбай и Берлик II; в Центральном Казахстане: Сатан [АО. 1974, с. 145; 1978, с. 434; 1979, с. 433; 1981, с. 434; Генинг, 1977; Gening, 1979; Зданович, 1983, с. 55, рис. 2; 1988, с. 76, 86, рис. 29, 2-6, 31, 9-12; Ткачев, 1987, с. 26; 1991, с. 10, 11]. В Берлике канавки с отпечатками обода и спиц имели сегаентовидную форму, длина 0,8-0,9 м, глубина — 0,2 м, расстояние между колесами — 1,4 м; в Сатане — длина 0,7, ширина 0,15, глубина 0,25 м, диаметр колес 1-1,2 м. В Синташте восстанавливается колесо диаметром 0,9-1 м предположительно с 10-12 спицами, расстояние между колесами на оси 1,2 м [Генинг, 1977, рис. 2, 3]; в Сатане реконструируется прямоугольная рама кузова 1,2x0,67 м, найдены и костяные гвозди от спиц. Эти раннеандроновские колесницы пока считаются древнейшими в Старом Свете.
В могиле, а чаще на глиняной площадке над перекрытием головами на запад положены кони, обычно парами, головами друг другу навстречу или один за другим; в ряде случаев по принципу pars pro toto помещены только шкуры с головами и ногами или только черепа лошадей. Такие ритуальные захоронения открыты в петровских могильниках Синташта I, II, Троицк, Раскатиха, Аксайман, Берлик, Улюбай, Нуртай [Генинг, 1977, с. 66; АО. 1978, с. 530; 1979, с. 433; Зданович, 1988, с. 73, 74, 78, 80, 135, рис. 29]; в алакульских и кожумбердинских — Степное I, II, Спасское I, Пятимары, Орск, Новый Аккерман, Алакуль, Купухта, Эмба, Чаглинка, Соколовка, Семипалатное, Былкылдак и др. [Кузьмина, 1977, с. 30]. Аналогичные захоронения коней или только их черепов открыты в раннесрубных погребениях Покровского и маевского типа в Поволжье и на Украине (сводка [Кузьмина, 1977, с. 30; АО. 1976, с. 513; 1978, с. 278; 1979, с. 256 и др.]). В Синташте и Улюбае пары коней положены вместе с колесницами, в Синташте и ряде других петровских могильников на черепах лошадей in situ сохранились псалии [Генинг, 1977, с. 66, рис. 6, 1]. Псалии вместе с парами коней найдены также в Алакуле, Нуртае и в срубном погребении Комарове, из чего следует, что жертвенные кони были предназначены для колесничной запряжки. По заключению палезоологов это были высокопородные тонконогие молодые жеребцы [Сальников, 19516; 1967; Цалкин, 19726, с. 74-77].
О значении колесниц у андроновцев говорят многочисленные изображения на петроглифах Сары-Арки, Моинкумов, . г. Джамбул в Прибалхашье [Медоев, 1979, рис. 31; Новоженов, 1989, с. 101, 102; 1987, с. 86], Тамгалы в Каратау в Южном Казахстане [Максимова, 1958, с. 108-110, рис. 30, 38; Кадырбаев, Марьяшев, 1977, с. 162-170, рис. 100, 102, 104], Смагул, Мойнак и Талапты I в Восточном Казахстане [Самашев, 1977, с. 520; Марьяшев, Рогожинский, 1991, рис. 1-5], Саймалы-Таш на Тянь-Шане [Бернштам, 1962; Агафонова, 1977, с. 5-6; Шер, 1978, с. 163 и ел.], Копал [Махмутов, 1971, с. 66], Текке-Таш и Акджилга на Памире [Мандельштам, 1961, с. 86, рис. 1, 4; Жуков, Ранов, 1972, с. 540, рис.; 1974, с. 62-68]. Представлены запряженные парой коней колесницы с колесами с 4, 6 или 8 спицами, с прямоугольным, овальным или полуовальным кузовом, расположенным на пересечении дышла и оси, но чаще сдвинутым перед осью. Колесницы изображены как бы в плане, с распластанными колесами по сторонам кузова; лошади показаны одна над другой или одна против другой, чаще спинами друг к другу, как они лежат в погребениях. Вероятно, эта стилистическая манера изображения колесного транспорта обусловлена утвердившимся в степях еще с энеолита обычаем класть снятые с оси колеса по углам могилы [Bussagli, 1955]. "Плановая" трактовка изображения колесного транспорта характерна для большой зоны северной Евразии, начиная от Скандинавии и вплоть до Монголии [Bussagli, 1955; Anati, 1960; Кожин, 1966, с. 61]. В другой зоне Старого Света — в Передней Азии — господствовало профильное изображение колесниц. Так они представлены на печатях и на рельефах79 [Nagel, 1966, рис. 15-30]. Так же трактованы колесницы на микенских стелах, в росписях, печатях, керамике [Каго, 1930, табл. V, VII, X, XXIV; Anati, 1960, рис. 3, 4; Furumark, 1941, рис. 56] и в микенской письменности [Wiesner, 1968, рис. 5, 6, 13; Лурье, 1957, с. 248, 334, рис. 45]. Попытка объяснить эти различия хронологически [Шер, 1980, с. 202-205] не кажется убедительной. По-видимому, это две различные художественные традиции [Кожин, 1966, с. 81; Кузымина, 1980в, с. 32-34]. По стилистическим признакам колесницы Казахстана и Средней Азии особенно близки изображениям на петроглифах Алтая, Тувы и Монголии, составляя единую центральноазиатскую провинцию [Дорж, Новгородова, 1976; Новгородова, 1978, с. 203-206; Дэвлет, 19766, с. 28; Шер, 1980, с. 232].
В решении спорных проблем хронологии петроглифов сейчас достигнуты большие успехи. Значительная часть колесниц может быть датирована эпохой бронзы на основании ряда данных 80. 1. Колесничная тактика боя была распространена в Старом Свете в XVII-ХII в. до н.э. ; 2. Изображения колесниц, аналогичные представленным на петроглифах, выявлены на сосудах из алакульского могильника Спасское [Стоколос, 1972, рис.13,2] и срубного Сухая Сара-товка II [Галкин, 1977, рис.1] (рис. 34, 6, 8), а на срубных горшках из Политотдельского, Львова и Ждановского музея изображены колеса со спицами [Кузьмина, 1974а, с. 82; Чередниченко, 1976, с. 139, рис. 4-6]; 3. Известны палимпсесты. Колесницы перекрыты скифскими рисунками [Марьяшев, Рогожинский, 1991, с. 6]; 4. В Туве изображения колесниц встречены в сочетании с окуневскими личинами [Дэвлет, 19766, с. 28]; 5. В Монголии выявлены две стилистические группы изображений колесниц, более поздняя из них на основании изображения скифского оружия на камне Дарви-Сомон датируется скифским временем и служит terminus ante quern более ранней [Новгородова, 1978, с. 203-206]; 6. Иероглиф для обозначения колесницы в древнекитайской письменности стилистически сходен с изображениями колесниц на петроглифах Центральной Азии.
Эта аналогия хронологически значима, поскольку некоторые исследователи колесного транспорта предполагают заимствование колесниц в Китае из евразийских степей, что доказывается их конструктивным сходством в обоих ареалах [Dewall, 1964; Кожин, 1968; 1969; 1977; Кузьмина, 19736; 1977, с. 36-37; Piggott, 1978; Варенов, 1980; Комиссаров, 1980; Shaughnessy, 1988]. Эта гипотеза подкрепляется также тем, что китайские легенды о небесных крылатых конях сходны с индоевропейскими [Dewall, 1964, с. 121; Waley, 1955; Кузьмина, 1977, с. 45], название же коня в китайском языке — древний миграционный термин [Поливанов, 1968, с. 163; Pulleyblank, 1966, с. 31-36], а названия фантастических небесных коней — грифонов восприняты в индоевропейском, вероятно, через тохарский или индоиранский [Izushi, 1930, с. 346-387; Waley, 1955]. Наконец, на одной из иньских гадательных костей прямо говорится о захвате на севере Китая шанской армией нескольких колесниц и оружия у северного народа [Ping-Ti Но, 1975, с. 356-357]. По-видимому, вместе с самой колесницей был воспринят круг связанных с ней мифологических представлений и обычай захоронения колесниц и упряжных коней; они открыты вблизи Аньяна и датируются позднеиньским временем. Китайские чэ-ма кэны (букв. -"яма с колесницей и конями") — это большая яма, где головами в одну сторону лежит пара колесничных коней 81 и в специальные канавки, по форме и размеру аналогичные петровским 82, установлены колеса колесницы [Каогу Сюебао. 1955, т. 9; Каогу. 1961, № 2, 1972, № 4, 1977, № 1; Кучера, 1977, с. 133-140, 173, рис. 64-67; Кожин, 1977а, с. 279-280; 19776; Крюков и др., 1978; Варенов, 1980, с. 164-169; Dewall, 1964, с. 124-127, 205-221; Watson, 1961, с. 64].
Китайские экземпляры и изображения колесниц на петроглифах позволяют частично реконструировать тип более древней андроновской колесницы. Вероятно, это был одноосный двухколесный экипаж с дышлом и ярмом с двумя рогатками, куда впрягались кони. Вращающиеся колеса крепились к неподвижной оси, на перекрестье оси и дышла помещалась рама кузова, иногда сдвинутого вперед перед осью. Размеры колесниц были меньше иньских.
Что касается колесного транспорта древних ариев в Передней Азии в Митанни, то он реконструируется на основании письменных источников [Zaccagnini, 1977, с. 21-38]. В текстах из Нузи, столицы страны Араппхи, написанных на хурритском языке, но сохраняющих индоиранские названия, связанные с транспортом и лошадью, противопоставляются тяжелые транспортные повозки и легкие боевые и парадные конные колесницы. Последние имеют ось, дышло, пару колес с 4 или 6 спицами и ступицей, иногда с металлическим ободом. Упомянуты также хомуты из дерева, кожи и шерсти, вожжи, кнут с набалдашником (царь Митанни Тушратта послал египетскому фараону Аменхотепу Ш кнут с золотой рукоятью, украшенной набалдашником из лазурита).
По заключению В.Нагеля [Nagel, 1966, с. 36] в XVI-XV вв. до н.э. в Передней Азии в военном деле формируется койне: под влиянием индоиранской военной аристократии из Митанни быстро распространяются боевые колесницы и тренированные кони. .Последние очень дороги (в Нузи конь в 7 раз дороже быка и в 10 раз дороже осла). Их привозят издалека, из Митанни и северных областей, содержат в царских конюшнях и иногда дарят соседним владыкам. Хеттский царь Хаттусилис III просит вавилонского царя Кадашмана-Энлиля II: "Пришли мне лошадей: племенных коней и жеребцов высокого роста". В третьей четверти II тыс. до н.э. изображения конных колесниц становятся многочисленны в монументальном искусстве, пластике и глиптике Египта и Передней Азии.
Колесный транспорт ариев в Индостане реконструируется на основании ведических текстов и Махабхараты [Кальянов, 1967, с. 136-160; Капе, 1946, с. 200-205; Code, 1960; Pusalker, 1963; Margabandhu, 1973; Sparreboom, 1985; Rau, 1986]. Ведические арии использовали грузовую повозку dnas и боевую колесницу ratha. Грузовые повозки были двух типов: большая прочная четырехколесная indranasa и более обычная двухколесная с неподвижной осью aksa, крепившейся к кузову веревками. Колесо состояло из трех частей: двух сегментовидных и центральной с выступающей ступицей, скрепленных поперечными планками (Шатапатха брахмана, 5, 4, 3; 7, 2, 3). "Три дощечки образуют колесо повозки. В центральной дощечке сделано большое отверстие для ступицы, чтобы вставить в него ось... С помощью шпонок крепится пара боковых дощечек" (Айтария Брахмана, 4, 15, 6). Над осью перпендикулярно к ней шел деревянный брус, на котором деревянными гвоздями закреплялось двойное дышло. Сзади под кузовом находилась петля, вероятно, служившая тормозом. Согласно тексту Катияна Шраута-сутра (8, 4, 5), -"колеса обеих грузовых повозок являются трехчастными. И они устанавливаются по обеим сторонам оси... Также имеются два дышла (т.е. двойное дышло), которые протянуты вперед; ось; спереди и сзади оси по одной перекладине, с помощью которых разведены обе части дышла; ...ярмо привязывается к раздвоенному дышлу... Таким образом устроены обе повозки". К передней части дышла крепилось ярмо yuga с двумя углублениями для затылков тягловых животных. Ярмо привязывали к дышлу ремнями; в ярме было четыре отверстия, в которые вставляли деревянные шпильки, приходившиеся по обеим сторонам головы животного для ее фиксации. От ярма оба плеча двойного дышла сходились, образуя равнобедренный треугольник. В Ригведе (3, 53, 17) Индру призывают:
"Ты, чей обод колеса не получает повреждений, будь нам в помощь! Оба вола должны быть выносливы и прочной должна быть ось. Не должно отрываться дышло или ломаться ярмо. Индра должен сохранить обе подпорки повозки от поломки".
Раму повозки обшивали досками и поверх изогнутых аркой планок перекрывали "колпаком" gadha из соединенных полотнищ или циновок. В торцовой стенке кибитки делали дверь. Кузов повозки — это чхижина для женщин", очаг, garhapatya — внутренность повозки; имеется раздвоенное заостренное дышло, ярмо, ступенька в кузове" [Rau, с. 18, 24].
В более поздних текстах упоминается шесть типов повозок: для перевозки людей — arohana, очага и кухонной посуды — mahanasa и специальные типы повозок для транспортировки военного снаряжения и колесниц. При помощи трехпрядных веревок впрягали сначала левое, затем правое животное, надевали на них недоуздки с вожжами rasmi. При этом жрец восклицал: "Варуне принадлежишь ты! Надета веревка Варуны" (Тайттирия Самхита, 1, 2, 8, 2).
В качестве тягловых животных использовали быков, волов, коней, мулов и парную запряжку коня и мула. В Ригведе (8, 6, 48) и более поздних текстах упоминаются повозки, запряженные четверкой верблюдов.
Колесницы были двухколесными. Съемные колеса имели неопределенное число спиц, обод и ступицу, иногда обитые металлом. Ось крепилась к раме ремнями, дышло было прямым. Есть неясные упоминания одноконной высоко проходимой колесницы. В Ригведе (4, 40) описан рысак с уздечкой на голове, со сбруей на морде, за затылком к сбруе привязан подпружный ремень, на спине он перевязан веревкой. В Шатапатха Брахмане и других текстах многократно упомянут недоуздок. Возница имел плеть. В Джайминья Брахмане (1,129-130) перечислены два коня божественной колесницы, дышла, веревки ярма, вожжи, оба колеса, кров. В Тайттирия Брахмана (1, 5,12, 5) говорится о двух ведущих и двух пристяжных сменных конях колесницы Праджапати; а в тексте (2, 103) колесница "сверкает и изукрашена металлическими пластинами и шариками", она имеет сделанное из шкур покрытие, отделения для горита и колчана. На колеснице находится возничий и боец в кожаном панцире. "Индра — боец на колеснице, луна — возничий" (Атхарваведа, 8, 8, 22-23). Описания колесниц с бойцом и возницей многочисленны в Махабхарате.
Согласно В.Рау, длина оси колесницы ведического периода была 2 м, дышла — 3,61 м, ярма — 1,65 м. Насколько можно судить по описаниям, арии применяли спинно-яремную систему запряжки, воспроизведенную в современных экспериментах, при которой используется подпружный ремень, соединенный с хомутом, и основное усилие приходится не на шею животного (как в бычьей запряжке), а на грудь [Spruytte, 1977, с. 13, 17, рис. 14, 20, 21, табл. 16]. Этот тип сохранился в современной Индии. Данных, чтобы судить о типе запряжки у андроновцев, недостаточно. Но конструкция колесниц, судя по изображениям на петроглифах, сопоставима с ведической. Графическая реконструкция ведической колесницы на основании текстов была предложена С.Пигготтом [Piggott, 1950, рис. 32; Rau, 1983, рис. 5]. На петроглифах северо-западного Индостана в Гильгите, в Тхоре (рис. 34, 15), заселенном народностью, говорящей на реликтовом индоиранском языке, носители которого ушли с прародины раньше индоариев, представлена двухколесная конная колесница [Jettmar, 1985, с. 755, 757, рис. 6]. В Центральной Индии есть изображение двухколесной двухконной колесницы [Lai, 1961, рис. 5, 6]; в Мирзапуре -четырехколесной повозки, запряженной парой лошадей [Касамби, 1968, с. 123]; в Мерхана Пахар (Мирзапур) — двухколесной колесницы с четверкой коней [Allchin, Allchin, 1973, рис. 4]; на сосуде типа Джорве из Инамгаона изображена двухколесная арба с парой быков [Щетенко, 1979, рис. 39]. Эти изображения выполнены не в переднеазиатской манере — в профиль, а в плане — в манере, характерной для петроглифов Северной Евразии, Казахстана и Средней Азии. Эта важная стилистическая особенность отражает андроновское влияние на развитие колесного транспорта Индии во второй половине II тыс. до н.э.
Вероятно, эти степные племена сыграли определяющую роль и в развитии коневодства в Индии. Хотя домашняя лошадь была уже известна носителям хараппской культуры, только в постхараппскую эпоху в Индии получили широкое распространение коневодство и культ коня, документирующийся ритуальными захоронениями коней или их изображений в погребениях Свата (Кателаи) и Гомала (Гумла, Хатхала) (Dani, 1970-1971, с. 49-53; Castald, 1968, с. 598-602] — обряд, не имеющий истоков в культурах ни Индии, ни юга Средней Азии и Ирана, ни Передней Азии, но хорошо известный в евразийских степях с эпохи энеолита и особенно развитый у андроновцев [Кузьмина, 1974а; 1977, с. 34]. Вывод о возможном воздействии степных племен, пришедших из Средней Азии, на развитие коневодства в Индии подтверждается и заключением палеозоологов, что лошади Свата принадлежали к восточной породе [Azzaroli, 1975, с. 353-355].
С андроновским воздействием, вероятно, связано и появление в Белуджистане в качестве транспортного животного двугорбого верблюда. На поселении постхараппской эпохи Пирак найдены кости верблюда и глиняные фигурки верблюдов, в том числе — с отверстиями для крепления к повозкам, и наряду с ними — изображения лошадей и конных всадников. Ж.-Ф.Жарриж [Jarrige, Santonl, 1979, с. 92-95, 100] датирует комплекс второй половиной II — началом I тыс. до н.э., отмечает, что для предшествующих этапов культуры Белуджистана двугорбые верблюды не характерны и связывает их появление в Белуджистане с влиянием из Средней Азии. В Хараппе двугорбый верблюд не был известен. Но в ведической литературе он фигурирует часто. Роль верблюда в экономике привела к сложению его культа, нашедшего яркое отражение в индоиранской религиозной традиции. В Ригведе (VIII, 6, 46) говорится о четырех парах верблюдов (в ярме), верблюды упоминаются в Махабхарате и в Законах Ману (III, 162; IV, 115, 120; V, III; VIII, 296). Особенно же велико почитание верблюда в Авесте, где он фигурирует многократно и выступает как главное жертвенное животное (Видевдат, 9, 37, Ясна, 44), как одно из воплощений бога ветра Вайю, бога грозы и победы Веретрагны (Бахрам Яшт, 8) и олицетворение Славы — Фарна (Замьяд Яшт, 34-38).
Для запряжки коней в колесницы андроновцы употребляли роговые и костяные псалии. Они делятся на три класса: щитковые; желобчатые; стержневидные. Щитковые псалии подразделяются на две группы: с шипами и без шипов.
Псалии щитковые с шипами. Большое число этих псалиев найдено на памятниках петровского типа (рис. 36; 37; 39): в Приуралье — 15 разнотипных экземпляров в могильнике Синташта I [Генинг, 1975а, с. 94], 1 — в Синташта II [АО. 1975, с. 168], 1 — на поселении Кулевчи III [АО. 1979, рис. на с. 138], в Северном Казахстане на поселениях Новоникольское I (фрагмент) и Петровка II (1 и 3 заготовки) и 4 — в могильнике Берлик II, курган 10 вместе с колесницей [Зданович, Хабдуллина, 1976, с. 96; Зданович, 1983, с. 57, 63, рис. 3, 1, 2, 7, 9, 10; Зданович, 1985; 1986; 1988, с. 138-139, рис. 31, 7, 8].
Петровские псалии принадлежат к категории, распространенной в широкой зоне Евразии (карта VI). Они уже рассматривались А.МЛесковым [1964], впервые отметившим их сходство с предметами из Микен, БАЛатыниным [1965], А.Д.Пряхиным [1976, с. 122-124, рис. 2], К.Ф.Смирновым и Е.Е.Кузьминой [1977, с. 42-43, рис. 11]. Аналогичные псалии известны и в Подунавье [Оапсеа, 1976, с. 59-75; Huttel, 1978, с. 65-86].
В 1978 г. автором на основании типолого-технологического метода была разработана схема эволюционного развития типов псалиев Евразийских степей и сопредельных территорий (рис. 37) [Кузьмина, 1980, с. 8-21, рис. 1], получившая признание [Azzaroli, 1985, рис. 10]. Она выдержала испытание временем и может быть значительно дополнена в результате новейших открытий псалиев в могильниках абашевской культуры: Тавлыкаево IV в Приуралье [Горбунов, 1986, табл. XVII, 6], Утенка IV в Поволжье, Введенка в Подонье [Винников, Синюк, 1990, с. 127] и особенно в погребениях воинов-колесничих в курганах потаповского типа, синхронных и близко родственных петровским, Потаповка, Утевка VI в Поволжье [Васильев и др., 1992; Кузнецов, 1993, с. 74], Ксндрашкинский I [Пряхин, 1992] и Пичаевский [Моисеев, 1990, с. 56] в Подонье (табл. 4).
Таблица 4
Классификация щитковых псалиев с шипами
|
Тип
|
Кулыпура.Тип памятника
|
Памятник
|
Шипы
|
Форма щитка
|
|
|
число
|
конструкция
|
||||
| IIА | Монтеору IIА — IIВ | Кындешти | 3 | цельные | круглая |
| Монтеору IC4 — IIА | Кырломанешти | 3 | цельные | круглая | |
| Монтеору IC4 — IIА | Сарата-Монтеору | 3 | цельные | круглая | |
| синташта | Синташта могилы 11,12 | 4 | цельные | круглая | |
| потаповка | Потаповка, курган 5, могила 8 | 3 | вставные | круглая | |
| потаповка | Утевка VI, курган 6, могила 6 |
3 | 1 вставной 2 цельных |
круглая | |
| потаповка | Кондрашкинский I | 3? | цельные | круглая | |
| потаповка | Пичаевский | 3 | вставные | круглая | |
| срубно-абашево | Отрожка | 1 | цельные | прямоугольная | |
| абашево | Кондрашевка | 3 | вставные | круглая | |
| IВ | синташта | Синташта, могила 12 | 4 | цельные | круглая |
| потаповка | Потаповка, курган 3, могила 4 | 4 | цельные | круглая | |
| многоваликовая? | Трахтемирово | 4 | цельные | круглая | |
| IБ | Микены конец СЭ — нач. ПЭ | Микены, могила 4 | 3 | цельные | круглая |
| IА | Микены конец СЭ — начало ПЭ | Микены, могила 4 | 3 | цельные | круглая |
| петровка | Петровка II | 4 | цельные | круглая | |
| синташта | Синташта, могилы 5, 11.30,39 | 4 | цельные | круглая | |
| срубно-абашево | Суруш | 3 | цельные | прямоугольная | |
| абашево | Тавлыкаево IV | 3? | цельные | круглая | |
| абашево | Баланбаш | 3 | цельные | круглая | |
| катакомбно-многоваликовая | Каменка | 2 | цельные | круглая | |
| VI | Тизсафюред | 4 | вставные | круглая | |
| абашево | Веселый | 4 | вставные | круглая | |
| V | Микены | Дендра, могила 7 | цельные | круглая | |
| Микены | Микены, могила 81 | 4 | вставные | круглая бронза | |
| Микены | Микены, могила 15 | 4? | вставные | круглая | |
| Микены ПЭ ША | Микены, дворец | вставные | круглая | ||
| Микены ПЭ П | Каковатос, толос А | 4 | вставные | круглая | |
| IV | Кослоджени? | Ульмени | 4 | цельные | круглая |
| ? | Сарата-Монтеору | 4 | цельные | круглая | |
| III | абашево позднее | Староюрьево | 4 | вставные | круглая |
| IIБ | петровка | Берлик, курган 10 | 2 | цельные | овальная |
| синташта | Синташта, могила 30 | 2 | вставные, цельные | овальная | |
| потаповка | Утевка VI, курган 2 | 2 | вставные | овальная | |
| курган 2 | 4 | цельные | овальная | ||
| курган 6, погребение 4 | 4 | цельные | овальная | ||
| курган 6, погребение 6 |
2 | цельные | овальная | ||
| 4 | цельные | овальная | |||
| Богоявленский | 4 | вставные | квадратная | ||
Костяные и роговые псалии Евразии составляют предметы единой категории, они имеют плоский щиток с центральным большим круглым, а реже квадратным отверстием, иногда обведенным валиком, и три или четыре (изредка — два) выступа-шипа на оборотной стороне. По форме щитка они делятся на три варианта: дисковидные, овальные и сетаентовидные. По расположению дополнительных отверстий выделяются шесть типов.
Тип I — подтип А — дисковидные псалии с одним или несколькими малыми отверстиями на периферии диска с тремя или четырьмя шипами — представлен на поселении Петровка II (1 целый и 3 заготовки из оленьего рога), в Синташте в могилах 5, И, 30 и 39, а также в Приуралье на абашевском поселении Баланбаш [Сальников, 1967, рис. 8, 19] и в могильнике Тавлыкаево IV [Горбунов, 1986, табл. XVII, 6], на срубно-абашевском поселении Суруш в Среднем Поволжье [Васильев, 1975, рис. 6, 2]; в позднекатакомбном (или многовалико-вой керамики) поселении Каменка в Крыму [Рыбалова, 1974, рис. 3,1; Лесков, 1964, с. 12]. Два псалмя подтипа 1А с тремя шипами найдены в могильнике 4 круга А (по Г.Каро — IV шахтная гробница) в Микенах в Греции [Каго, 1930, с. 130, табл. 70, № 532-535]. Микенские псалии интерпретировались как
крышки ваз (Г.Шлиман), как навершие шлема для плюмажа [Каго, 1930, с. 372], как модели трона [Wace, I960], как вотивные столики [Mylonas, 1957, с. 103]; их использование как псалиев отрицалось потому, что у пары шипов есть по сквозному отверстию, а в центре вставлена трубочка [Littauer, Crouwell, 1973а, с. 207-213]. Но это не препятствует употреблению их как псалиев (ср.: [Оапсеа, 1976, с. 71; Htittel, 1978]). Использование дисковидных псалиев подтверждается изображением на фресках Тиринфа [Evans, 1927, рис. 810, 811; Wiesner, 1968, рис. 15 а, в].
К подтипу IБ отнесены два псалия с тремя шипами из IV шахтной гробницы с выделенной небольшой полуовальной планкой, не имеющей функционального значения, орнаментированные по краю диска бегущей волной или бегущей спиралью [Каго, 1930, табл. 70. № 533, 534].
К подтипу IB отнесены дисковидные псалии с центральным большим, иногда одним-двумя меньшими отверстиями и несколькими малыми отверстиями по краю диска. Они есть в Синташте (могила 12), Потаповке (курган 3, погребение 4) и Трахтемирове на Украине. А.М.Лесков [1964, рис. 1] и С.С.Березанская [1982, с. 31, рис. 40, 1] допускают связь последних с поселением с многоваликовой керамикой.
Тип II псалиев конструктивно отличается выделенной планкой, на которой размещены малые отверстия. К подтипу ПА — с прямоугольной планкой -отнесены псалии с усеченным сегментом диска и расположенными вдоль хорды малыми отверстиями, часто со вставными шипами.
Они найдены в Синташте, могилы 11, 12, в Потаповке, курган 5, погребение 8 [Кузнецов, 1993, с. 74], Утевке VI, курган 6, погребение 6 [Васильев и др., 1992, рис. 5, 12], в курганах Кондрашкинском I [Пряхин, 1992, рис. 1, 1], Пичаевском [Моисеев, 1990, с. 56], в абашевском могильнике Кондрашевка [Ефименко, Третьяков, 1961, рис. 31, 4], на срубно-абашевском поселении Отрожка (благодарю Б.Г.Тихонова за разрешение опубликовать). Три псалия подтипа ПА найдены в Подунавье: фрагмент одного — в зольнике около поселения Кырломанешти вместе с керамикой, относящейся к культуре Монтеору IC4 — ПА, другой — на поселении Сарата Монтеору в комплексе той же культуры [Оапсеа, 1976, рис. 3,162]; третий — на поселении Кындешти в слое Монтеору ПА — ИВ (приношу благодарность В.С.Бочкареву за сообщение о находке).
К подтипу ПБ отнесены псалии со щитком овальной (изредка — прямоугольной) формы с центральным отверстием и с выделенной выступающей треугольной планкой с дополнительными отверстиями. Такие псалии происходят из Синташты, могила 30, Берлика II, курган 10 [Зданович, 1988, рис. 31, 7, 8], а также из Поволжья — Утевка VI, курганы 2 и 6, погребения 4 и 6 [Васильев, 1975, рис. 6, 1; Васильев и др., 1992, рис. 4, 7-9, 18, 5, 13, б, 9-11] и Подонья — могильник Богоявленский, курган 1, погребение 3 (приношу благодарность Ю.П.Матвееву за разрешение опубликовать).
Особый вариант псалиев составляют экземпляры с сегментовидным щитком, центральным большим отверстием и шипами. Они найдены на поселениях Новоникольское [Зданович, 1983, рис. 3, 1; 1988, табл. 10, 9], Камышное (подъем) [Потемкина, 1985, рис. 107, 192. Дата XV-XIV вв. до н.э. не обоснована] и Кулевчи III [АО. 1979, рис. на стр. 138]. Возможно, заготовкой подобного псалия является костяной предмет, найденный на срубном поселении Сосновка 3 в Самарской области (приношу благодарность С.А.Агапову за разрешение опубликовать). К сожалению, все четыре экземпляра фрагментированы, что не позволяет их точно диагностировать. Вероятно, они имели выделенную планку с малыми отверстиями и могут быть выделены в подтип IIВ.
К типу III отнесены псалии, имеющие выделенную прямоугольную планку с малыми отверстиями и дополнительное отверстие в другой плоскости, чем они принципиально отличаются от подтипа IIА. Это два псалия из могильника Староюрьево в Подонье, имеющие по четыре вставных: шпенька, снаружи орнаментированных крестами, бегущим зигзагом и зубцами по краю диска [Пряхин, 1972, рис. 3].
К типу IV отнесены псалии с центральным большим и двумя малыми отверстиями на периферии диска и дополнительным отверстием в другой плоскости, с четырьмя цельными шипами. Они известны пока только в Подунавье: один — в Ульмени рядом с керамикой культур Чернавода (энеолит) и Кослоджени (бронзовый век), другой — в Сарата-Монтеору в неизвестном комплексе [Оапсеа, 1976, рис. 5, 34]. Первый псалии орнаментирован по краю зигзагом, второй — двумя рядами зубцов.
В тип V выделены псалии круглые дисковидные, в отличие от предыдущих имеющие два равных центральных отверстия (иногда с валиками) и по четыре вставных шпенька (иногда украшенных нарезами), укрепленных в прямоугольных отверстиях диска. Они известны пока только в Греции: три или четыре псалия найдены во дворце в Микенах в "Доме щитов"; фрагменты еще двух — в Микенах, возможно, в могиле 15; один — в Каковатосе на Пелопонесе, в толосе А, один — в Дендре, в могиле 7 [Wace, 1960 рис. 2-4; Оапсеа, 1976, рис. 4, 5-10]. К тому же типу, видимо, должен быть отнесен бронзовый диск с двумя центральными отверстиями с валиками и четырьмя отверстиями для крепления штифтов-шипов. Он найден в Микенах в могиле 81.
Тип VI составляют дисковидные псалии с планкой-выступом, на которой расположено дополнительное отверстие. Два экземпляра с четырьмя шипами и маленькой планкой с двумя малыми отверстиями были найдены М.С.Смирновым в 1920 г. в кургане 1 в Веселом у Стерлитамака в Башкирии в комплексе с сосудом с примесью раковины [Архив ЛО ИА. Д. 63/1920, л. 2-4. Благодарю В.П.Шилова, ознакомившего меня с находкой]. Аналогию им составляет псалии из Тисзафюреда в Подунавье [Вопа, 1975, табл. 195, 1] с несколькими отверстиями на диске.
Кроме того, в Центральном Казахстане А.А.Ткачев [1991, с. 8, 12, 15] упоминает находки вместе с костяками коней щитковых псалиев в могильнике алакульского типа Майтан и на поселении Икпень I в петровском комплексе; в ограде 7 могильника Атасу (Айшрак) в комплексе с керамикой раннеалакульского типа и костяной пронизкой найден вставной костяной шип [Архив ИИАЭ АН КазССр, Дневник ЦКАЭ, 1952]. Эти находки фиксируют восточную границу распространения дисковидных псалиев с шипами в степях Евразии.
Анализ выделенных при классификации типов дисковидных псалиев позволяет реконструировать эволюцию предметов этой категории. Исходными являются псалии подтипа IA, представленные в евразийской степи от Северного Причерноморья до Северного Казахстана и в IV гробнице Микен. Сходство орудий этого подтипа по всему ареалу и особенно сходство функционально не обусловленных деталей не оставляет сомнений в моноцентрическом происхождении дисковидных псалиев. Наиболее архаичным в серии представляется псалий из Баланбаша — грубый, ассимметричный, с тремя шипами и одним малым отверстием.
Дальнейшее развитие исходной формы псалиев подтипа IA — появление малых дополнительных отверстий для крепления на периферии диска — подтип IB, представленный на Украине, в Поволжье и Приуралье. Эта инновация приводит к формированию нового типа — II с выделенной планкой с малыми отверстиями. Вариант ПА — со срезанным краем диска — известен от Приуралья до Подунавья; вариант IIБ — с треугольной планкой — от Северного Казахстана до Подонья.
Важной инновацией формы дисковидных псалиев явилось изобретение дополнительного отверстия в другой плоскости. В Подунавье оно было реализовано в типе IV (Ульмени), развившемся из псалиев подтипа IA. В южнорусских степях принципиально новый тип псалиев — III (Староюрьево) был создан на основе псалиев подтипа IIА. В Греции развитие пошло по другому пути: на основе псалиев подтипа IA был создан тип V (Каковатос), вызвавший подражания в металле. Возможно, отдаленной репликой псалиев типа VI с отверстием на планке является бронзовый псалий с планкой с отверстием, найденный на цитадели Микен в слое поздне-элладский IIIB или IIIC [Crouwel, 1981, табл. I].
Другое важное усовершенствование формы дисковидных псалиев — применение вместо быстро снашивавшихся цельных шипов, характерных для псалиев типа I, вставных шпеньков, значительно увеличивавших срок использования орудий. В южнорусских степях это изобретение известно уже на предметах типа II и характерно для завершающих линию эволюционного развития псалиев типа Ш (Староюрьево), по этому признаку сходных с позднемикенскими псалиями типа V (Каковатос).
Намеченная генетическая линия отражает общую тенденцию развития псалиев, что не исключает сосуществование старых и новых типов в момент интенсивного поиска инноваций. В закрытых комплексах Синташты в могиле 30 представлены псалий подтипов IA и IIБ, в могиле 12 — подтипы, переходные от IB к IIА, в Утевке в могиле 6 кургана 6 — подтипы НА и ПБ. Но закономерность эволюции подтверждается, во-первых, корреляцией изменения формы и декора, во-вторых, стратиграфически: в Потаповке установлено, что курган 3 с псалием подтипа IB по нашей классификации древнее кургана 5 с псалием подтипа ПА с микенским декором [Кузнецов, 1993].
Какова абсолютная хронология выделенных типов? А.М.Лесков [1964] датировал дисковидные псалий южнорусских степей по аналогии с микенскими из IV шахтной гробницы XVI в. до н.э. В.А.Сафронов [1966, с. 189-190], напротив, считал, что чпсалии, подобные кондрашёвскому, были распространены в Греции с середины II тыс. до н.э. до XIII в. до н.э. включительно, причем туда их импортировали из Египта... Следовательно, появление их в Подонье нельзя датировать ранее XIII в. до н.э" 83. Опубликовавший псалий Подунавья А.Уанча привел даты комплексов с псалиями, в разное время предлагавшиеся многими исследователями, исходившими из совершенно различных хронологических систем.
Классификация псалиев и установление их эволюции позволяют установить происхождение дисковидных псалиев и их хронологию. Наиболее архаичные дисковидные аморфные не орнаментированные псалий типа I происходят из комплексов катакомбно-многоваликовых и абашевских от Украины до Урала. Это позволяет признать первыми изобретателями колесниц с псалиями племена абашевские и многоваликовой керамики (КМК). Те и другие приняли решающее участие в сложении близко родственных памятников потаповского типа от Дона до Волги, синташтинского и петровского на Урале и в Казахстане. Именно в среде потаповского и синташтинско-петровского населения колесничная тактика боя получила массовое распространение, что доказывается, во-первых, появлением могил воинов, захороненных с колесницами и упряжными конями, во-вторых, концентрацией наибольшего числа известных в Старом Свете дисковидных псалиев в лесостепи между Доном и Зауральем; в-третьих, интенсивным поиском здесь наиболее рациональной конструкции псалиев, разнообразием сосуществующих типов. Учитывая моноцентрическое происхождение дисковидных псалиев, можно полагать, что они распространились как в Казахстан, так и в Подунавье и далее — в Грецию из южнорусских степей. В. таком случае, дата псалиев из могилы IV в Микенах, относящейся к концу среднеэлладского (СЭ) — началу позднеэлладского (ПЭ) периода, служит terminus ante quem псалиев типа I из Потаповки, Синташты и Петровки, а тем более — самых архаичных экземпляров абашевских (Баланбаш, Тавлыкаево, Суруш) и КМК (Каменка, Трахтемирово), которые могут быть отнесены к XVII в. до н.э.
Возраст псалиев типа II (с выделенной планкой и часто со вставными шипами), к которому принадлежит большинство потаповских и синташтинских экземпляров, устанавливается на основании синхронизации с дунайскими, относимыми к периоду Монтеору IC4-IIА. Подтипы IIА и IIБ синхронны, что доказывает совместная находка в Утевке VI.
Часть псалиев этого подтипа богато орнаментирована (рис. 36; 37). Экземпляр из Потаповки украшен микенским орнаментом из противолежащих треугольников, образующих зигзаг по краю диска, волной с заглубленным фоном по планке и фестонами вокруг отверстия. На псалий из Утевки по краю щитка идет шахматный трехрядный орнамент, вдоль планки — бегущая волна с заглубленным треугольным основанием. На кондрашкинском псалий — вокруг отверстия и по планке — лопасти и зигзаг на планке, аналогичные потаповскому. Пичаевский экземпляр по краю украшен цепочкой ромбов и зигзагом, по планке — V-образные фигуры, вокруг отверстия они образуют розетку; на одном шипе — крест, на двух — четырехконечный солярный знак.
Богоявленский псалий орнаментирован по краю планки бегущей волной, а на трех шипах — спиралями, образующими розетку. Псалий из Кындешти украшен по краю двумя рядами треугольников, образующих зигзаг. На псалии из Сарата-Монтеору планка орнаментирована зигзагом и равнобедренными треугольниками со свисающими от вершин фестонами; у экземпляра из Кырломанешти в центре — бегущая волна с точками, по краю — зубцы.
Эти орнаменты относятся к микенскому типу (рис. 38), о чем уже приходилось писать [Смирнов, Кузьмина, 1977, с. 46-50, рис. 12]. Богоявленский и утевкский псалии орнаментированы классической микенской бегущей волной. Она появляется в искусстве средне-элладского периода (СЭ) [Mylonas, 1957, рис. 43, 45] и особенно характерна для времени шахтных гробниц: псалии типа I и бляхи из III и IV гробниц, стела № 1428 [Каш, 1930, табл. V, LXX, №№ 533, 535, XX, № 38]. На богоявленском экземпляре волна сочетается с вихревой розеткой, аналогичной представленной на бляхах из гробниц IV, V [Каго, 1930, № 319, 337, 344, 676], а в Утевке — с шахматным узором, изображенным в композиции с волной в росписях в мегароне [Miiller-Karpe, 1980, табл. 243, 6]. Пичаевский псалии покрыт декором, скомпанованным из V-образных фигур, очень типичным для шахтных гробниц III, IV, V [Каго, 1930, табл. XXI, № 23, LXI, N° 340, 345]. Сходные с богоявленскими пятилепестковые розетки изображены на костяных бляшках из Фюзешабонь и Нитрянского Градка, четырехлепестковая — из Ветерово, восьмилепестковая — из Телль-Атчаны [Miiller-Кагре, 1980, табл. 291, В8, 294, Д7, 298, 17, 159, А4], пичаевский V-образный орнамент есть на булавке клада Бородино и золотых бляшках из Граничери [Muller-Karpe, 1980, табл. 287, FI, 3] (подобный, но упрощенный орнамент есть на бляшке из могильника Балакты в Центральном Казахстане). По микенским аналогиям псалии типа II могут быть датированы XVI в. до н.э.
К тому же времени может быть отнесена костяная поделка из Покровского могильника, украшенная простой волной, подобной вырезанной на микенском псалии типа I [Каго, 1930, табл. 70, № 534]. Интересно проанализировать венчик из абашевского кургана Алгаши [Ефименко, Третьяков, 1961, рис. 14]. Украшающий его мотив — зигзаг, заполненный внутри, длительное время развивался в Элладе [Furumark, 1941, мотив 65]. Сами микенские диадемы, расшитые бляхами с шестилепестковыми розетками и дополненные очковидными подвесками, напоминают абашевские начальные ленты [Ефименко, Третьяков, 1951, с. 56, рис. 10, 12]. Подобные диадемы найдены в Египте в Фивах в гробницах XVIII династии и в Передней Азии в Ассуре, что дает основания синхронизировать культуры трех континентов XVI в. до н.э. [Muller-Karpe, 1978, рис. 16-18].
Кондрашкинский и потаповский псалии украшены противолежащими треугольниками, образующими зигзаг по краю диска, как у блях из гробницы V [Каго, 1930, № 707, 716, 722] и свисающими лопастями. Последние представлены также на псалиях из Староюрьева и на костяном диске абашевского Шиловского поселения Подонья [Либеров, 1980, рис. 1, 2, 2,2]. Мотив находит аналогии на костяных изделиях в Ватине [Piggott, 1965, табл. XVIII, 6].
В Трансильвании и Подунавье орнаменты, появившиеся под влиянием Микен в XVI в. до н.э., длительно живут, трансформируясь [Бочкарев, 1968; Hachman, 1957; Tocik, 1959; Foltiny, 1967; K6vacs, 1969; Bona, 1975; Hiittel, 1982]. Для постмикенской эпохи характерны деградация схем, распространение циркульного орнамента с точками. Своего апогея эта орнаментальная система достигла в культуре Ноа. На псалии типа III из Староюрьева лопасти обрамлены точками, поздние признаки присущи и псалиям типа IV (Монтеору, Ульмени).
Таким образом, абсолютная дата псалиев типа I ввиду полного сходства этой исходной формы по всему ареалу устанавливается XVI в. до н.э. по аналогии с IV шахтной гробницей Микен, относимой к 1570-1550 г. до н.э. [Mylonas, 1957, с. 181; Marinates, 1960, с. 177], причем она служит terminus ante quem для наиболее архаичных образцов южнорусских степей, которые могут быть отнесены к XVII в. до н.э.
Следует отметить, что в последние годы появилась тенденция пересмотреть хронологию А.Фурумарка и удревнить микенские комплексы на один век. Дата XVII в. до н.э. обосновывается, во-первых, временем извержения вулкана на Санторине (1645 г. до н.э.), установленным по С-14; во-вторых, синхронизацией с египетскими и переднеазиатскими комплексами, в которых найдены микенские вещи [см. S.Dietz. The Argolid at the Transition to the Mycenaean Age. (Studies in the Chronology and Cultural Development in the Shaft Grave Period Copenhagen. 1991; P.Warren, P.V.Hankey. Aegean Bronze Age Chronology. Bristol, 1989; B.Kemp, R. Merrilleese. Minoan Pottery in Second Millenium Egypt. Mainz, 1980]. Пересматривается и хронологическое соотношение микенских гробниц (J.Killian-Dirlmeier. Jewellery in Mycenaean and Minoan Warrior Graves. — Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988] и абсолютный возраст династий Египта [Centuries of Darkness. A Challenge to the Conventional Chronology of Old World Archaeology. L, 1991]. Однако все эти гипотезу очень спорны. Но если дата Микен будет пересмотрена, это позволит удревнить и евразийские кмплексы, отнеся новокумакский горизонт к XVIII-XVII вв. до н.э.
Псалии типа II, украшенные орнаментальными композициями, находящими полные аналогии в искусстве шахтных гробниц Микен, датируются XVI в. до н.э. Но часть экземпляров этого типа несет уже деградировавший постмикенский декор, характерный для культур Прикарпатья и Подунавья XVI-XV в. до н.э.
Сходство деталей наиболее развитого евразийского типа III с микенским типом V даёт основание для их синхронизации. Псалии типа V были найдены в толосе А в Каковатосе в комплексе позднеэлладский II (дата которого — XV в. до н.э.) [Palmer, 1965, с. 171], в Дендре в могиле 7 (относящейся к позднеэлладскому IIIA, т.е. к XIV в. до н.э.), в "Доме щитов" в Микенах, разрушенном в период позднеэлладский IIIB — в XIII в. до н.э., и, следовательно, относящемся к XV-XIV вв. до н.э. [Wase, 1960, с. 42]. Таким образом, возраст наиболее позднего — типа III дисковидных псалиев определяется не позднее XV-XIV в. до н.э. и служит terminus ante quem псалиев типа II, относимых к XVI в. до н.э. Наличие "микенских" орнаментов на дисковидных псалиях как Подунавья, так и евразийских степей вплоть до Казахстана, хорошо известное и по материалам других категорий, свидетельствует о влиянии высокоразвитой цивилизации Микен на культуры Европы, в том числе и Восточной [Sulimirski, 1970, с. 273-276, рис. 66; Beresanskaja, 1971, с. 7, 8; Смирнов, Кузьмина, 1977, с. 43-50], осуществлявшееся путем торгового обмена [Smith, 1987]. Однако исследователи микенской цивилизации предполагают, что микенские династы пришли в Грецию с Севера и ищут там происхождение ряда черт материальной культуры Микен. Характер колесничных мифов указывает на их центральноевропейское происхождение. Особенно важна мифологема лебеди-кони, влекущие по небу колесницу солярного бога [Иванов, 1969, с. 54], возможность средиземноморского происхождения которой исключена и которая могла возникнуть только в Северной Евразии, где прилет лебедей символизирует наступление весны. В греческом мифе колесница Апполона, запряженная лебедями, прилетает с Рипейских гор — Урала.
В Элладе в предмикенскую эпоху не было развитых традиций коневодства, что не стимулировало изобретения конных колесниц. Напротив, в евразийских степях коневодство известно с IV тыс. до н.э., в III тыс. до н.э. в зоне от Днепра до Урала выделились коневодческие культуры, оформился культ коня [Кузьмина, 1977] и обряд жертвоприношения коня при погребении, который появился в Греции лишь вместе с микенскими династами: захоронения двух коней открыты в дромосе толоса в Марафоне [Vanderpool, 1959, с. 277-283]. Напротив, в степях древняя коневодческая традиция вела к развитию тренинга. Об интенсивных поисках наиболее эффективных способов запряжки свидетельствуют крайнее разнообразие и нестабильность вариантов псалиев в степи на памятниках потаповского и петровско-синташтинского типов. Все это приводит к выводу, что формирование псалиев типа I происходило в евразийских степях, где известно и самое большое число псалиев, и самые архаичные лишенные декора экземпляры культур абашевской и КМК. На рубеже среднеэлладского и позднеэлладского периодов колесницы с парами коней с дисководными псалиями из степей попали в Грецию.
Псалии щитковые без шипов. К этой группе принадлежат псалии, имеющие плоский щиток с центральным большим отверстием, обычно боковое отверстие в поперечной плоскости и выступающий треугольный стержень с малыми отверстиями, выделяются два подтипа: IA — с одним отростком, IБ — с двумя отростками (рис. 37; 39).
Подтип IA, вариант I -c круглым щитком представлен в могильниках алакульского типа в Приуралье — в Алакуле (вместе с парой колесничных коней) [Сальников, 1952, с. 58, рис. 7,2], в Северном Казахстане — в Новоникольском 84 [АО. 1977, с. 514, рис. на стр. 513] и Петровка II [Зданович, 1983, с. 63], а также на памятниках смешанных типов — на кожумбердинском поселении Тасты-Бутак в Западном Казахстане [Сорокин, 1966, табл. XXXVIII, 22] и в амангельдинском могильнике Айдабуль в Северном Казахстане [Акишев, 1959, с. 16, рис. 8]; есть они также среди случайных находок на Украине в урочище Дикий Сад и Сурская Забора, иначе Волошское [Шарафутдинова, 1968, с. 27, рис. 3, 52; 1982, с. 139-140, рис. 55,7, И, 56,59, 67; Чередниченко, 1977, рис. 2, 3]. Вариантом этого типа является псалии со срубного поселения Поляны в Северском Донце [АО. 1975, с. 383; Березанская, 1982, рис. 40, 2]. В отличие от экземпляров из Тасты-Бутака и Ватины, он имеет дополнительные малые отверстия на треугольной планке.
К особому варианту IA2 должны быть отнесены два псалия со срубного поселения Казангулово I в Башкирии, имеющие не круглый, а овальный щиток [Горбунов, Обыденнов, 1975, с. 254-257, рис. 1,1,2]. Псалии подтипа IA, как установлено К.Ф.Смирновым [1961а, с. 60-63, рис. 9,1, 11,1] (тип II по его классификации) близки дунайским, выделенным А.Можолич [Mozsolics, 1953, рис. 6, 4-6; Bokonyi, 1953, с. 11, рис. 2; Foltiny, 1967, с. 28, рис.11, 6, 7]. К подтипу IA принадлежат псалии из Ватины и экземпляр из Тосега [Huttel, 1978, рис. 9; 1982, рис. 4], к подтипу 1Б — другие экземпляры из Тосега.
Что касается происхождения щитковых бесшипных псалиев, то представляется вероятным их генезис на основе щитковых псалиев с шипами типов III и IV, с которыми их роднит наличие бокового отверстия в другой плоскости [Кузьмина, 1980а, с. 15, рис. 1]. Эволюция их в Подунавье и евразийской степи, вероятно, происходила одновременно при сохранении активных контактов между областями, о чем свидетельствуют не только сходство формы и конструкции венгерских и срубно-андроновских псалиев, но и одинаковый постмикенский орнамент — циркульный с точками, украшающий щитки двух экземпляров из Тосега [Htittel, 1982, рис. 3, 5, 8] и из Новоникольского, деградировавшая микенская волна в Казангулове и разложившаяся постмикенская розетка в Ватине, что позволяет датировать андроновские псалии по дунайским аналогиям 85. А.Можолич отнесла последние к III периоду бронзового века Венгрии, определенному ею XIV-XII в. до н.э. И.Бона [Вопа, 1975, с. 105,139] датирует Тосег и Ватину 1450-1200 г. до н.э. Дата XV-XIII в. до н.э. представляется наиболее вероятной и согласуется с датами, полученными радиоуглеродным методом: для могильника Новоникольского — XIV в. до н.э., для поселения Тасты-Бутак — 1229±80 г. до н.э.
Псалии желобчатые. Другой класс составляют желобчатые псалии с выступающими зубцами-шипами по краям. Они имеют большое центральное отверстие и выделенную планку. Намечаются два основных типа: I — без бокового отверстия, II — с дополнительным боковым отверстием (рис. 37; 39).
Тип I представлен экземпляром с раннего петровско-алакульского поселения Мирный IV в Приуралье [Чемякин, 1974, с. 55, рис. 2,6]: псалии овальной формы с центральным овальным отверстием и выделенным щитком. Другой вариант: псалии прямоугольной формы с прямоугольным большим отверстием и выделенной треугольной планкой с малым отверстием. Псалии этого варианта найдены в петровских могильниках Сатан в Центральном Казахстане при колеснице [Ткачев, 1987, рис. 1, 4] и Аксайман в Северном Казахстане вместе с парой упряжных коней [Зданович, 1988, с. 78, рис. 30, 22, 23]. В последнем найдены также два псалия более выработанного варианта с поперечными выступами на планке [Зданович, 1988, рис. 30, 24, 25], как у щитковых бесшипных (Алакуль, Казангулово, Тосег).
Псалии типа I архаичны по форме и по конструкции сопоставимы с дисковидными псалиями с шипами подтипа IIБ, что определяет их нижнюю дату — XVI в. до н.э. Этому не противоречит орнамент в виде зигзага на щитке псалия из Сатана; он аналогичен декору щитковых псалиев типа II, хотя известен и позже.
Тип II — классические желобчатые прямоугольные псалии имеют дополнительное боковое отверстие в другой плоскости. По форме планки с малыми отверстиями желобчатые псалии делятся на подтипы IIА — с прямоугольной планкой, IIБ — с треугольной. Один псалии типа II найден на кожумбердинском поселении Тасты-Бутак, планка его обломана [Сорокин, 1966, табл. XXXVIII, 30]. Псалии подтипа IIА найдены на Украине на поселениях культуры многоваликовой керамики Подгоровка [Березанская, 1982, с. 127, рис. 40,3] и раннесрубном Осиповка [Беляев, 1980, с. 15], на Северском Донце и на Дону на поселениях со смешанной многоваликовой и срубно-абашевской керамикой Капитаново, Проказино, Шилове и на раннесрубных памятниках Поволжья и могильниках Усатово и Краснополье и на поселениях у Моечного Озера и Точка (благодарю И.Б.Васильева за сообщение). Псалии подтипа IIБ обнаружены на срубных памятниках Донца (поселение Ильичеве) и Поволжья (поселение Ершово, Гуселка 2, курган Комарове — вместе с парой колесничных коней, один из которых взнуздан); кроме того, желобчатые псалии есть в срубных комплексах Новомолчановка, Черебаево, Степовое [Смирнов К., 1957а, с. 47-50, рис. 1, 2; Чередниченко, 1968, с. 102-104, рис. на стр. 103; 1970, с. 234, рис. 2, 1, 5; Братченко, 1976, с. 151, рис. 72, IV,2; Пряхин, 1976, рис. 10, 11; Шаповалов, 1976, с. 158, 160, рис. 4,1; Березанская и др., 1986, с. 100].
На некоторых прямоугольных псалиях нанесен орнамент в виде зигзага (Усатово, Комарово, Тасты-Бутак), характерный для дисковидных псалиев с шипами (Микены, Староюрьево, Сарата-Монтеору, Ульмени) и сохраняющийся на дисковидных бесшилных псалиях (Новоникольское). Еще один псалии происходит со срубного поселения Чишма в Башкирии; он орнаментирован по краю резным зигзагом, а по верху — концентрическими кругами [АО. 1980, с. 144]. Этот постмикенский орнамент характерен для бесшипных дисковидных псалиев Новоникольского и Тосег и позволяет установить верхнюю дату желобчатых псалиев.
По своим конструктивным особенностям (наличие шипов, центрального отверстия, бокового отверстия в другой плоскости и выделенной планки с малыми отверстиями) желобчатые псалии типа II принципиально сходны с наиболее развитым типом III дисковидных псалиев; аналогичны и украшающие их орнаменты, что позволяет относить их к одному этапу развития узды и на этом основании синхронизировать и определить их нижнюю дату около середины II тыс. до н.в. К.Ф.Смирнов [1961 а, с. 52, 57] отмечал сходство (по способу крепления с уздой) желобчатых псалиев с венгерскими псалиями другого класса — роговыми типа Фюзешабонь с большим центральным отверстием, боковым в другой плоскости и малыми на конце. Они относятся к среднебронзовому веку, горизонту Фюзешабонь, Тосег С, Оттомани. По А. Можолич они датируются 1400-1100 г. до н.э. А.Точик [Tocik 1959, с. 42-53, табл. И, 3] отметил находку псалия типа Фюзешабонь в Словакии на поселении модаровской культуры, в которой известны предметы с микенским орнаментом. А.Можолич [Mozsolics 1960, с. 133 и сл.] придавала решающее значение анатолийскому воздействию. С.Фолтини [Foltiny, 1967, с. 23, рис. 7,6] указывал на принадлежность к типу Фюзешабонь псалия из Аладжа Эйюк, происходящего из хеттского слоя 1450-1300 гг. до н.э., и псалия из Мегиддо 1200 г. до н.э. 86; он особо выделил совместную находку в Фюзешабонь с псалием орнаментированного костяного диска, аналогичного бронзовому диску из Каковатоса, уже сопоставлявшихся Р.Хахманом [Hachmann, 1957, с. 174-175, рис. 7, 10-12]. Т.Ковач [Kovacs, 1969, с. 159-164] рассмотрел роговые псалии Прикарпатья и датировал их по аналогии с малоазийскими из Бейчесултана и Аладжа Эйюк 1450-1300 гг. до н.э.87 Т.Ковач [Kovacs, 1969, с. 164], И.Бона.[Bona, 1975, табл. 105] и Б.Хензель [Hansel, 1968] опустили нижнюю дату венгерских памятников среднебронзового века до XVI-XV вв. до н.э. на основании предметов с микенским декором.
Для уточнения времени появления желобчатых псалиев важна находка в раннесрубном слое поселения Ильичево желобчатого псалия вместе с костяной бляхой с микенским орнаментом [Шаповалов, 1976, с. 158, 159, рис. 5; Смирнов, Кузьмина, 1977, с. 47, рис. 12, 6]. По аналогии с микенскими украшениями и костяной бляхой культуры Ватина [Marinates, 1960, с. 90, рис. 202; Tasic, 1973, с. 32, табл. IV, 4] ее нижняя дата может быть определена концом XVI-XV в. до н.э. Установленная нижняя дата желобчатых псалиев — середина II тыс. до н.э. — подтверждается и культурными комплексами, для которых они характерны: это смешанные памятники, отражающие взаимодействие культуры многоваликовой керамики и абашевской с раннесрубной Покровского этапа.
Верхняя дата желобчатых псалиев устанавливается на основании находки на кожумбердинском поселении Тасты-Бутак желобчатого псалия совместно с дисковидным бесшипным, возраст которого определяется XV-XIII вв. до н.э., а дата по С14 — 1229±80 г до н.э.
Тип III представлен единственным псалием с поселения Челкар в Северном Казахстане [Оразбаев, 1958, с. 275, табл. IХ,1], у которого планка вытянута и лишена отверстий. Вероятно, это деградация псалиев типа И. Отсутствие близких аналогий не позволяет дать его датировку. А.М.Лесков [1970, с. 45, рис. 30, 4] сопоставил его с псалием кировского поселения, отнеся их к XIII в. до н.э. Уникален также псалии с Мосоловского поселения в Подонье с двумя отверстиями на невыделенной планке [Пряхин, 1992, рис. 6].
Вопрос о креплении псалиев I и II классов не вполне ясен. На основании обнаружения желобчатого прямоугольного псалия в Комаровском кургане in situ на черепе коня К.Ф.Смирнов [1961а, с. 50-51, рис. 3] полагал, что лошадь взнуздывали при помощи .наносного и подгубного ремней; через центральное отверстие проходили мягкие кожаные удила с петлей, к которым крепился повод, к боковому отверстию прикреплялся нащечный ремень, а малые отверстия на планке предназначались для скрепления с наносным ремнем, шипы на псалиях выполняли роль трензелей 88 [Смирнов, 1961а, с.63].
Псалии I класса неоднократно найдены in situ в петровских могилах. Для псалиями на фресках дворца в Тиринфе [Wiesner, 1968, рис. 15 а,в]. Н.Н.Чередниченко [1976] полагает, что способ крепления с уздой был сходен с описанным.
Итак, два класса псалиев — щитковые и желобчатые — появляются в широкой зоне евразийских степей от Поднепровья до Северного Казахстана в культурах многоваликовой керамики, абашевской, раннесрубной (потаповского типа) и раннеадроновской (петровского типа) и получают дальнейшее развитие в срубных покровских и андроновских алакульских комплексах. Различия формы предметов обоих классов обусловлены особенностями исходного материала: щитковые псалии сделаны из широкой части рога или из эпифизов плюсневой кости быка (Баланбаш, Каменка), что порождает круглую, овальную или сегментовидную их форму; желобчатые псалии вырезаны из продольно расколотой трубчатой кости, что определяет их вытянутую прямоугольную или овальную форму, желобчатую в сечении. Принцип конструкции псалиев обоих классов одинаков: они имеют выступающие шипы и центральное большое отверстие, эволюция их идет в одном направлении: сначала выделяется планка с малыми отверстиями (прямоугольная — вариант А или треугольная — вариант Б), потом появляется дополнительное отверстие в другой плоскости. Наконец, распространяются бесшипные плоские псалии с отверстиями в двух плоскостях.
Два класса псалиев — прямоугольные и дисковидные (по И.Потратцу — тип I, но не костяные, а бронзовые, применялись для колесничной запряжки также в Передней Азии [Potratz, 1966, с. 103-116, рис. 45, 46; табл. 106-109, 115]. Они найдены в Газе (Тель-Эль-Аджул), Ассуре, Рас-Шамре, новые случайные находки дисковидных псалиев хранятся в музеях Иерусалима и в Метрополитен [Littauer, Crouwel, 1982, табл. XVII; 19866, табл. XLII], а также и в Египте в Тель-Эль-Амарне и в Греции в Микенах [Crouwel, 1981, табл. 1, 2-4]. К сожалению, стратиграфические условия многих из них не ясны. Типологически наиболее ранние прямоугольные и дисковидные псалии из Газы, по Ф.Питри, связаны с гиксосами и датируются с XVII в. до н.э., что принимает Г.Потратц [Potratz, 1966, с. 109, НО, 115, 116], или XVI-XV в. до н.э. по К.Шефферу. Дисковидный псалии из Тель-Эль-Амарны (без шипов) датируется 1413- 1377 г. до н.э., прямоугольный — 1375-1350 г. до н.э. Изображение дисковидного псалия есть в Абидосе в храме Рамзеса II (XIII в. до н.э.) [Тгепе, 1965, с. 105]. Прямоугольный псалии из Гезера относится к 1300-1100 г. до н.э. Х.-Г.Хюттель [Hiittel, 1978, с. 10] датирует все переднеазиатские псалии XVI- XIII в. до н.а. Terminus ante quern дисковидного псалия из Рас-Шамры — разрушение города в конце XIII в. до н.э. М.Литтауэр и Д.Крауэл [Littauer, Crouwel, 1979, с. 208; 1982, с. 178; 1986, с. 165] относят колесовидные металлические псалии Газы, Амарны, Микен и другие ко второй половине II тыс. до н.э.
Вопрос о соотношении разных типов костяных и роговых псалиев евразийских степей, Подунавья и Микен и бронзовых шипастых псалиев Передней Азии обсуждался уже многократно. Однако гипотезы относительно центра происхождения псалиев диаметрально противоположны. А.МЛесков [1964, с. 302], К.Ф.Смирнов [1961а, с. 57, 71-72; Смирнов, Кузьмина, 1977, с. 43], Кузьмина Е.Е. [19716, с. 92-93; 1977; 1980а, с. 18], Н.Н.Чередниченко [1976, с. 147-148], В.Б.Ковалевская [1976, с. 60-61] склоняются к тому, что переднеазиатские и микенские псалии являются дериватами степных: по А.М.Лескову — центральноазиатских, по К.Ф.Смирнову, Е.Е.Кузьминой и В.Б.Ковалевской — южнорусских, по Н.Н.Чередниченко — восточноевропейских, попавших в Микены и оттуда в Переднюю Азию. А.Можолич [Mozsolics, 1960, с. 125] допускает заимствование в Подунавье прототипов псалиев из причерноморских степей, но главное значение придает анатолийским воздействиям. Г.Потратц [Potratz, 1941] считает дунайские псалии прототипом переднеазиатских. Х.-Г.Хюттель [Hiittel, 1978] отмечает сходство степных, дунайских и микенских дисковидных псалиев, но настаивает на независимом развитии европейских и переднеазиатских псалиев разных классов, отрицая диффузионную точку зрения. Напротив, Б.А.Латынин [1965, с. 203-204], В.А.Сафронов [1966, с. 189] и А.Уанча [Оапсеа, 1976, с. 75] полагают, что дисковидные псалии появились в Подунавье и степях из Средиземноморья; по БАЛатынину — из Анатолии, по В.А.Сафронову и А.Уанча — из Микен. М.Литтауэр [Littauer, 1969, с. 298], подчеркивая некоторые конструктивные различия, допускала, что костяные псалии степей являются подражанием переднеазиатским металлическим, позже она и Д.Крауэл [Littauer, Crouwel, 1979] подчеркнули независимое развитие переднеазиатских псалиев.
Гипотеза о переднеазиатском происхождении степных псалиев, вероятно, может быть отвергнута, исходя из конструкции костяных псалиев: их форма, размер, характер шипов и отверстия с валиком первоначально были продиктованы спецификой исходного материала, а затем особенности формы были повторены в металле. Выразителен микенский бронзовый псалии из могилы 81: в нем воспроизведена конструкция со вставными шипами, являвшимися важным усовершенствованием костяных псалиев, но совершенно не нужная у более прочных бронзовых. У псалиев из Гезера, Амарны, Микен, с Кипра есть бронзовые витые удила, подражающие мягкому материалу. Таким образом, исходными были костяные и роговые псалии с ременными удилами, а бронзовые возникли на их основе.
Анатолийская гипотеза происхождения степных колесниц и псалиев, по-видимому, также не верна, поскольку в Центральной Анатолии известны только дисковидные псалии без шипов из Шаркишлы, прямоугольные и дисковидные псалии с шипами не применялись, а были характерны псалии другого класса — роговые стержневидные, отсутствующие в Евразийских степях 89 [Hiittel, 1978, с. 10, рис. 3], стержневидные роговые круглые в сечении псалии можно считать хеттской формой 90. Они найдены в Аладжа Эйюк в слое 1450-1300 г. до н.э., в Бейчесултане 1450-1300 г. до н.э., в Богазкее и Алишаре. Эти псалии и по своей конструкции и по орнаментации составляют ближайшую аналогию венгерским типа Фюзешабонь [Foltiny, 1967, с. 23]. В Карпато-дунайском бассейне было распространено два основных типа роговых псалиев: Фюзешабонь (с одним центральным отверстием) и Тосег (с двумя центральными отверстиями). Они сосуществуют в одних комплексах, но некоторые тосегские псалии украшены микенской волной и, возможно, возникли несколько раньше — в XVI в. до н.э. Сходство хеттских псалиев с карпато-дунайскими, несомненно, отражает активные культурные связи двух этих областей, специфичность этой формы, не получившей распространения в других регионах, возможно, указывает и на генетическое родство двух групп коневодческого населения. Если это предположение верно, то оно хорошо согласуется с лингвистической гипотезой о миграции хеттов из карпато-дунайской области.
Картографирование распространенных в Старом Свете в середине II тыс. до н.э. трех основных древнейших классов псалиев — дисковидных с шипами, прямоугольных с шипами и роговых стержневидных — показывает, что дисковидные применялись в степях, Подунавье, Микенах и Передней Азии, за исключением хеттского царства; стержневидные — в Подунавье и Хеттском царстве, прямоугольные с шипами — в степях, Микенах и Передней Азии 91. Синхронность двух последних классов доказывается сходством конструкции узды и орнаментов, отмеченным К.Ф.Смирновым, господство их на разных территориях показывает специфику традиций двух разных групп коневодческих народов. Как говорилось, стержневидные псалии специфичны для культуры индоевропейского народа хеттов, а также для народов Карпат и Подунавья, в которых многие лингвисты видят родственных хеттам фракийцев, фригийцев и др. Дисковидные костяные и роговые шипастые псалии распространены в культуре индоевропейского народа микенской Греции ахейцев, у предположительно индоевропейского населения карпато-дунайской зоны и в степях. Псалии же прямоугольные (костяные и бронзовые) характерны для степей и Передней Азии, кроме Анатолии.
По конструкции древнейшие бронзовые переднеазиатские псалии с прямоугольной планкой с центральным отверстием и малыми отверстиями наверху планки, по форме и валику вокруг центрального отверстия ближе всего псалию из Мирного, а по конструкции с боковым ушком в другой плоскости — степным желобчатым псалиям с прямоугольной планкой 92. Бронзовые дисковидные древневосточные псалии с шипами и дополнительным боковым ушком для крепления нащечного ремня больше всего напоминают степные псалии типа III (Староюрьево) 93. Если эти сопоставления верны, то они имеют принципиальное значение, позволяя наметить тот ареал, из которого прототипы псалиев обоих классов могли попасть в Переднюю Азию. Поскольку костяные дисковидные псалии с шипами сочетаются с прямоугольными псалиями с шипами только в евразийской степи от Поднепровья до Западного Казахстана, можно полагать, что именно эта зона была исходной территорией, откуда происходила радиация псалиев в Старом Свете. Если этот вывод верен, то он очень важен для решения проблемы происхождения индоиранцев.
Псалии стержневидные. Тип I — псалии трехдырчатый, слегка изогнутый, круглый в сечении с овальным отверстием в центре и одним или двумя малыми круглыми отверстиями в другой плоскости 94. Фрагмент этого типа представлен на поселении Атасу в жилище 4 в комплексе с керамикой с налепным валиком [Маргулан и др., 1966, табл. XXIV, 7] 95. К этому типу принадлежат псалии еабатиновского этапа срубной культуры с поселений Кирове в Крыму, Воинcкая Гребля, Скеля, Ильичевка на Украине [Тереножкин, 1965, с. 70-71; Шарафутдинова, 1968, с. 16-34; 1982, с. 138-139, рис. 55, 4-5; Лесков, 1970, с. 45-46, рис. 30, 5; Шаповалов, 1976, с. 164, 165, 170, рис. 4, 2; Березанская, 1982, с. 40; Березанская и др.,1986, рис. 29, 4, 7, 10]. Металлический псалий этого типа найден на поселении Кюзели-Гыр в Хорезме [Тереножкин, 1958, с. 34-39, рис. 1; Кузьмина, 1966, с. 59-60, табл. XV, 41]. Тип распространен на широкой территории Евразии на памятниках Воршах, Шанц-Родна-Ноуэ, Сансюдтнис, относящихся к периодам Бронза Д и Гальштат А, т.е. к XII-XI вв. до н.э. по Г.Мюллеру-Карпе и близок венгерским псалиям 96 [Смирнов К., 1961а, с. 63-65], датирующимся по А.Можолич от 1100 г. до н.э., по мнению других исследователей — XIII-XI вв. до н.э. [Смирнова, 1970, с. 106-110], что подтверждается датой по С14 для Ильичевки — 1360±40 г. до н.э. Псалий этого типа известны также в Западной Сибири на постандроновском поселении Елов-ка [Матющенко, Игольникова, 1966, с. 188, рис. 5].
Тип II — псалий трехдырчатый овальный в сечении с тремя отверстиями в одной плоскости (центральное — овальной формы), иногда с заметным расширением у отверстий — представлен на поселениях Язево I в Притоболье [Потемкина, 1979, рис. 6, 4; 1985, с. 289, рис. 17,1,108, 237] с малыми отверстиями в другой плоскости — в Шортанды-Булак в Центральном Казахстане [Маргулан, 1979, рис. 161, 16] в комплексе с керамикой с налепным валиком 97. СЛ.Зданович [1979, с. 12] упоминает находку этого типа в Саргаринском комплексе в Северном Казахстане. Два прямых псалия этого типа найдены на поселении Юкалекулово черкаскульской (межовской) культуры в Зауралье [Обыденнов, 1986, рис. ЗБ, 38, 29]. Они относятся к типу V по К.Ф.Смирнову [1961, рис. 12]. Этот тип также характерен для позднесрубных памятников Поволжья (Жирноклеевка), маклашеевского этапа приказанской культуры и позднесабатиновских, белозерских и чернолесских на Украине (Дереивка, Усатово, Субботово) [Смирнов К., 1961а, c. 66; Халиков, 1969, рис. 55, 163; Лесков, 1971, рис. 2,18,19, 4; Шарафутдинова, 1982, с. 140, рис. 55, 8-10; Березанская, 1982, рис. 40, 5]. Тип распространен на широкой территории, включая постмикенскую Грецию, где по С.Фолтини [Foltiny, 1967, с. 30, рис. 13] введен номадами степей, и Венгрию, где по А.Можолич датируется предскифским временем и имеет восточное происхождение [Mozsolics, 1960, с. 90-93], Северный Кавказ, где известен на памятниках кобанской культуры, и Западную Сибирь: Большой Лог, Еловка, Ирмень [Грязнов, 19566, с. 74; Генинг, Гусенцова и др., 1970, с. 46-47, рис. 1, 113; Матющенко, 1974, с. 58-60, рис. 13, 4, 30, 7, 45, 3], где появляется в карасукскую эпоху и доживает до раннескифского времени. Евразийские трехдырчатые псалий этого типа служат прототипом трехдырчатых трубчатых псалиев раннескифского времени, появляющихся в VIII в. до н.э., что служит terminus ante quern анализируемого типа [Иессен, 1953, с 109, 110, рис. 24; 1954, рис. 7].
Большое значение для установления хронологии памятников алексеевского типа имеет находка на поселении Кент в Центральном Казахстане изогнутого псалия с тремя отверстиями в одной плоскости и двумя малыми отверстиями, пересекающими боковые [Варфоломеев, 1988, с. 87, рис. 5, 2]. Он аналогичен экземпляру с сабатиновского поселения Чикаловка на Украине [Шарафутдинова, 1982, рис. 55, 2] и принадлежит к типу Борияш [Смирнова, 1970], распространенному в XIII-XI в. до н.э. в Подунавье. Комплекс поселения Кент включает костяные предметы с циркульным орнаментом типа культуры Ноа-Сабатиновки, большой набор бронзовых изделий, характерных для кладов эпохи поздней бронзы, и импортную керамику типа Намазга VI [Варфоломеев, 1987, рис. 6; 1988, рис. 3, 4, 6; 1991, с. 15, 20], что позволяет сопоставить европейскую и среднеазиатскую линии синхронизации.
В Средней Азии на поселении Дальверзин найдена литейная форма для изготовления бронзового псалия типа II [Кузьмина, 1966, с. 60, табл. XV, 40]. Такие же бронзовые псалии найдены в Иране в Гиян I, Сиалк VIB, Хасанлу [Contenau, Ghirshman, — 1935, табл. V, 6; Chirshman, 1939, табл. LVI, LVII; 1963, рис. 338], что, учитывая происхождение типа в евразийских степях, хорошо согласуется с первоначально выдвигавшейся РТиршманом гипотезой о приходе иранцев — всадников Сиалка VIB из евразийских степей. Дата металлических псалиев этого типа определяется по комплексам Гияна и Сиалка началом I тыс. до н.э. и служит terminus ante quern появления костяных псалиев. Верхняя дата последних определяется по изображению на ассирийском рельефе Ашшур-банипала (668-629 г. до н.э.), их появление в Ассирии Г.Потратц объясняет [Potratz, 1966, с. 28, 33] контактами с индийцами и скифами.
В свете находок в Кенте многочисленных предметов конского убора предскифского времени [Варфоломеев, 1987, рис. 6, 5-7; 1988, рис. 4, 10-13, 5] вполне закономерным представляется открытие в позднебронзовом могильнике Измайловка в Восточном Казахстане в комплексе с посудой бегазинского и донгальского типов бронзовых трехдырчатых псалиев, стремечковидных удил, пряжек и пронизей раннескифского типа [Археологические памятники, 1987. рис. 32, 33], находящих аналогии в Аржане 98. Они завершают почти тысячелетнее развитие конского убора в андроновской культуре и открывают новую — скифскую — страницу в истории степи.
Налобник. Из других предметов позднеандроновского конского снаряжения следует отметить костяной налобник из жилища 4 на поселении Атасу, найденный в комплексе с керамикой с налепным валиком и псалием [Маргулан и др., 1966, с. 215, табл. XXIV, 8]. Близкий по форме предмет найден во II сабатиновском слое с керамикой с налепным валиком на поселении Ильичевка на Донце в комплексе с трехдырчатым псалием типа Борияш, аналогичным атасускому, что определяет дату обоих комплексов и подтверждает их синхронизацию [Шаповалов, 1976, с. 165, рис. 7, 19]. Дата налобников уточняется по находке налобника с изображением сфинкса во дворце Ашшурнацирпала (1050-1032 г. до н.э. ) в Нимруде [Foltiny, 1967, рис. 4].
Таким образом, в андроновской культуре прослеживается непрерывное развитие узды с XVII до IX в. до н.э. Псалии I и II классов XVI-XIII в. до н.э. применялись для колесничной запряжки, о чем свидетельствуют их находки in situ на черепах упряжных коней и изображения на памятниках искусства других ареалов Старого Света. Псалии III класса типа II, судя по их прямой генетической связи с раннескифскими, вероятно, использовались для запряжки коня под верх. Их появление в конце II тыс. до н.э. указывает на время распространения всадничества в степях.
В результате изучения транспорта установлено, что в XVI-XII в. до н.э. на обширной территории Старого Света — в евразийских степях, Подунавье, микенской Греции, Передней Азии, Египте и позже в Китае господствовала колесничная тактика боя.
По лингвистическим данным определено, что транспорт и коневодство получили особое развитие в среде индоиранцев. Кроме общеиндоевропейских "транспортных" терминов, в индоиранских зафиксирована развитая общая коневодческая лексика — названия конских мастей, лошадей разного возраста, частей тела животных, фуража и т.д.; общие слова "колесница", "оглобля", "подпруга", "уздечка", многие названия частей упряжи [Абаев, 1949, с. 54; Bailey, 1955, с. 1-14; 1957], а также названия ритуалов, связанных с конем [Иванов, 1959а; 19696; 1974; Dumonte, 1927; Капе, 1946; Renou, 1954]. Термин "управляющий конями" применяется к высшему должностному лицу, а термин rataistar — "стоящий на колесниц" обозначает представителя привилегированного сословия воинов, которому подобают особые инсигнии — золото, красный цвет и оружие 99 и которое играет особую роль в обществе [Leroy, 1946; 1957; Brandenstein, 1962].
По свидетельству переднеазиатских письменных источников установлено, что ранее середины II тыс. до н.э. группа индоариев проникла на север Мессопотамии и в южную часть Армянского нагорья. Они заняли господствующее положение в государстве Митанни и соседних княжествах 100, что документируется распространением имен индоиранских богов, а также индоиранских имен (в том числе — у представителей правящей династии и знати). О роли в этом обществе конных колесниц свидетельствуют титул правителя — буквально "управляющий конями" и имена правителей по одной из этимологии Твишратха — "имеющий мчащиеся колесницы", Абиратташ — "стоящий лицом к колесницам", Вриддхашва — "обладающий большими конями" [Барроу, 1976, с. 30; сравни: Елизаренкова, 1989, с. 429,430]; на существование привилегированного сословия воинов указывает термин марианни, обозначающий знать, от индоиранского мар — мужчина.
С приходом индоариев в Передней Азии получила широкое распространение новая колесничная тактика боя. В Митанни, Ассирии, Хеттском царстве составляются специальные трактаты о тренинге колесничных коней. Древнейший из них — трактат митаннийца Киккули (XIV в. до н.э.) — написан на хурритском языке, но вся коневодческая терминология в нем индоарийская (названия мастей лошадей, корма, ипподрома, поворотов при тренинге, управляющего колесницей). Эти индоарийские термины повторяются затем и в хеттских, и в ассирийских трактатах [Ebeling, 1951; Salonen, 1955-1956; Kammenhuber, 1961], из чего следует, что навыки коневодства и тренинга лошадей для колесничной запряжки были принесены в Переднюю Азию именно индоариями, и они сыграли решающую роль в смене военной тактики и развитии колесничного боя.
Этот тезис пыталась поколебать АЛ.Камменхубер [Kammenhuber, 1968], основываясь на том, что лошадь была известна на Древнем Востоке до прихода индоариев и оспаривая ряд этимологии. Ее поддержал И.М.Дьяконов [1970]. Однако их основные доводы были опровергнуты М.Майрхофером [Mayrhofer, 1974]. Одновременно П.Мури [Моогеу, 1970] было показано, что, хотя в Передней Азии (главным образом — в малоазийских областях) коневодство было известно задолго до прихода индоариев, применявшиеся способы запряжки были неэффективны и не позволяли использовать коня в военном деле 101. Таким образом, гипотеза о роли индоариев в распространении коневодства остается в силе.
Индоиранцы в Митанни, введшие колесничную тактику боя в Передней Азии, согласно текстам из Нузи, имели стандартный комплект снаряжения колесницы [Zaccagnini, 1977, с. 21-38]: лук, два колчана с 30 стрелами в каждом, копье, кинжал, кожаный щит, вожжи, кнут, две конских попоны, кожаные панцири (иногда с бронзой) для коней и защитное снаряжение для воинов — наручи и gurpisu (букв. — "шейное прикрытие"), представлявшее колпак, стоявший в виде гребня, с лопастями, спускавшимися на шею и плечи (см. раздел "Костюм"). Его делали из кожи, сшитой сухожилиями и иногда дополняли бронзовыми пластинками. На колпаке их было 140-190, на рукавах пластинки были более мелкими.
Инновацией, принесенной индоиранцами на Передний Восток, были втульчатые стрелы и гибкий составной лук (царь Митанни Тушратта послал луки в подарок Аменхотепу III, а три колчана с 90 стрелами — Аменхотепу IV).
К сожалению, этот комплект вооружения пока не найден при археологических раскопках в Митанни, что исключает возможность достоверного сопоставления. Но заслуживает внимания то, что колпак, составной лук, втульчатые стрелы и копье — это типично андроновские категории инвентаря, причем втульчатые стрелы чужды Передней Азии, где господствовали на протяжении многих веков листовидные черешковые типы. А втульчатые стрелы были изобретены в Евразийских степях во второй четверти II тыс. до н.э., входили в колчаны воинов петровской эпохи, в эпоху поздней бронзы были интродуцированы пастушескими племенами в земледельческие оазисы юга Средней Азии, получили окончательное развитие в культуре саков и скифов, которые вновь принесли их на Ближний Восток во время переднеазиатских походов [Кузьмина, 1966, с. 33-37; Medvedskaya, 1982].
То же значение конной колесницы и сходный с митаннийским комплект вооружения реконструируется у ариев в Индии. В ведийском языке есть 15 синонимов для обозначения коня, более 20 слов означают "путь", "движение"; колесо и колесница составляют целые семантические пучки, символизируя истину, закон и циклический мировой порядок [Елизаренкова, 1982, с. 28, 41, 43, 44; Топоров, 1981, с. 147-151]. Бог Тваштар — Творец — своими руками создал колесницу. В иранской мифологии один из семи каршваров — северная прародина — называется Хванирата — страна "с искусно сделанными колесницами" [Пьянков, 1979, с. 200]. И в Ригведе, и в Авесте колесница — атрибут божества. Четыре белых коня влекут колесницы богов [Dhalla, 1922, с. 183]. У индоариев есть волшебная колесница Пушпака, в нартовских сказаниях — колесо Барсага и колесница-самолетка. Специальный гимн Ригведы [VI, 47, 26- 28] посвящен божественной колеснице, особое заклинание произносилось, когда царь вступал на колесницу: "О божественная колесница, прими жертвенные возлияния!" "Да завоюет стоящий на тебе, что надо завоевать!" (Атхарваведа, VI, 125).
В ведических источниках содержатся свидетельства выделения группы воинов-колесничих. Согласно Айтария Брахмана (VII, 19) символы кшатриев — "колесница, доспех, лук и стрелы", по Шатапатха Брахмане (V, III, 5) "лук — оружие касты кшатриев". В Гатах повторяется: "Лук — это сила знатных". В ведических текстах упоминаются бронзовые ножи, шилья, каменные топоры, булавы и точила [Rau, 1973; 1983].
Ведические данные подкрепляются авестийскими [Dnhalla, 1922, с. 131- 133]; (к сожалению, некоторые тексты искажены поздней редакцией). Бога Митра, Сраоша, Анахита, Дрваспа ездят на колесницах [Яшт 5, 10, 30; Ясна, 57, 27]. Комплект вооружения воина включает меч [Яшт 5, 130; 10, 131; 14, 27], копье [Яшт 10, 39, 102; 15, 48; 17, 12], лук и стрелы [Яшт 7, 28;10, 39] и булаву — иногда она увенчена бычьей головой, иногда имеет 100 выступов [Яшт 6, 5, 10, 96; 101, 132; 11, 10, 11], иногда сделана из золота [Яшт 10, 96, 131]. Тело покрывали защитным вооружением, главной частью его были шлем-колпак из воловьей шкуры или металла [Яшт 13, 45; 15, 57] и щит.
Названия войска — индоиранские термины, один из них восходит к слову чгерой", чпобедитель", другой к глаголу чметать" (стрелы, копья) [Герценберг, 1972, с. 33]. Название метательного оружия — индоевропейское, стрелы — индоиранское, восходящее к глаголу чсражаться", индоиранскими являются также синонимы стрелы, копья, название топора, тесла, щита, защитного нагрудника [Герценберг, 1972, с. 35, 187, 193, 213, 216, 219, 221, 222; Pant,1978].
В древней литературе оружие — это творение и атрибут богов: у Индры — ваджра, каменный топор и быкоглавая булава, у Йимы — тоже быкоглавая булава, а у Бхимасены — каменная булава с четырьмя выступами. Бога вручают оружие героям: Агни дарит лук Арджуне, Брахма вручает стрелу Раме, а Ахура Мазда — Йиме. Представление о божественном происхождении оружия надолго сохраняется у иранских народов: Квинт Курций Руф (История Александра, VII, 8, 17-18) передает легенду о небесных дарах, ниспосланных сакам: "Для земледельцев — плуг и ярмо быка, для воинов — копье и стрела, для жрецов — чаша". Вариант этого мифа — рассказ Геродота (История, IV, 5-7) о скифских царях, хранящих упавшие с неба в огне золотые дары: плуг, ярмо, секиру и чашу. Отголосок этих легенд — нартовское сказание об упавшем с неба золотом оружии.
Археологические реалии, отражающие сложение этих мифологических представлений о божественном оружии и небесной колеснице, есть только в культуре XVII-XVI вв. до н.э. в степях Евразии.
Комплект вооружения арийского воина, описанный в ведийской литературе и в текстах из Нузи, соответствует тому, который представлен в погребениях воинов-колесничих Подонья и Поволжья на памятниках потаповского типа и на Урале в Синташте и петровских могильниках. В Синташте найдены бронзовые топоры, копья, ножи-кинжалы, тесла, крюки, наборы бронзовых и каменных стрел, каменные булавы и абразивные материалы для заточки оружия, однолезвийные ножи-скобели, которые могли быть скребницами для чистки лошадей и орудием для изготовления колес, как тесла и долота, а также украшения, костяные навершия и псалии [Генинг, 1977]; в погребении 4 кургана 6 Утевка IV обнаружены копье, тесло, кинжал, каменные стрелы, костяное навершие и псалии, а в погребении 6 — кинжал, тесло, долото, шилья, нож-скобель, каменные стрелы и псалии [Васильев и др., 1992, рис. 4-6], в Кондрашкинском кургане — топор, копье, нож-кинжал, тесло, каменные стрелы, костяные псалии и пряжки [Пряхин, 1992, рис. 1], во Власьевском — кинжал, булава, костяное навершие и пряжка [Винников, Синюк, 1990, рис. 28]. Вместе с воинами захоронены колесницы и пара (иногда — больше) запряжных коней102. Эти данные подкрепляют гипотезу об индоиранской принадлежности андроновских племен, в пользу которой свидетельствуют и аргументы о сложении переднеазиатских металлических псалиев I и II классов под влиянием более архаичных костяных псалиев евразийских степей. Подтверждением ее служат и данные по истории лошадей в Старом Свете. Исследованиями палеозоологов В.И.Громовой [1940; 1949], В.И.Цалкина [1970] и В.И.Бибиковой [1967; 1970] установлено, что в степи коневодство стало одной из основных отраслей хозяйства уже с середины IV тыс. до н.э. В этой же зоне тогда же сложились религиозно-мифологические представления, связанные с конем: в древнейших в Старом Свете ритуальных захоронениях коней на памятниках мариупольской и ямной культурных общностей можно видеть истоки ритуала ашвамедха и других обрядов конного культа, характерных для древних индоевропейцев и в особенности индоиранцев [Иванов, 1974; Кузьмина, 1977; Mallory, 1981]. По мнению палеозоологов, переднеазиатские колесничные кони принадлежат к той же породе, что и андроновские, и приведены с севера, из степей [Azzaroll, 1975].
Таким образом, данные по истории андроновского транспорта служат важным аргументом в пользу гипотезы индоиранской принадлежности андроновцев.
В XII в. до н.э. колесничная тактика боя в андроновском обществе теряет свое значение и на смену колесничим приходят всадники, вооруженные луками и копьями. Нижняя дата изменения тактики боя 103 в широкой зоне степей устанавливается XII в. до н.э. по распространению типов псалиев, генетически предшествующих псалиям скифских всадников.
В то же время всадничество распространяется в Греции, на Кипре, в Анатолии, на Кавказе, на что указывают многочисленные изображения всадников [Anderson, 1961; Bosert, 1942, с. 91, рис. 945, 1183; Hanfmann, 1961; Уварова, 1900, табл. LX, 2, LXI, 8; Hangar, 1935, табл. 14; Кузьмина, 1973в].
Несколько позже верховая тактика боя появилась в Передней Азии. По письменным источникам видно, как особенно в первых веках I тыс. до н.э. всадничество приобретает все большее значение в войске ассирийцев и израильтян (Библия. Книга царей, 1, 5, 4, 26, 10, 26) [ВДИ. 1951, № 2, с. 296, 299, № 3, с. 330; Yadin, 1963, с. 184-186; Saggs, 1963, с. 2]. Этот процесс получает отражение и в изобразительном искусстве Ассирии, где на памятниках I тыс. до н.э. становятся все более многочисленными изображения всадников [Herzfeld, 1938, с. 50-51; Barnett, 1960; Barnett, Falber, 1962; Hanfmann, 1961, с. 243-255; Yadin, 1963, с. 415-417, 442-443, 450-451]. По свидетельству письменных источников, появление в войске всадников вызвано необходимостью защищаться от набегов северных степных племен. Исследователи единогласно связывают инновацию в тактике боя с влиянием степняков.
В свете этих данных, выдвигавшаяся М.Гимбутас [Gimbutas, 1956], В.Н.Даниленко и Н.Н.Шмаглием [1972] гипотеза о появлении всадничества в Евразийских степях еще в эпоху энеолита и о роли этих всадников, якобы сокрушивших огнем и мечом культуры Европы, не находит подтверждения. Во-первых, как убедительно было показано Н.Я.Мерпертом [1961б, с. 77-80; 1966б] и Э.Комшей [Comsa, 1976], никакой массовой инвазии степняков в Европу не было, имело место постепенное проникновение отдельных групп населения из южнорусских степей, причем ни одно из них не носило характера всесокрушающего нашествия. Во-вторых, предметы, описанные как псалии, таковыми, по-видимому, не являлись104 , как и сибирские изделия, принятые за псалии П.М.Кожиным. Функция последних по аналогии с аньянскими определяется как приспособления для развязывания узлов [Комиссаров, 1980].
Вывод о позднем появлении всадничества подтверждается и индоевропейскими лингвистическими данными. В древнеиндийской литературе, в Ригведе и Махабхарате, содержится множество упоминаний колесниц, а верховая езда отмечена всего несколько раз [Кальянов, 1967, с. 136-160; Капе, 1946, с. 200- 205; Pusalker, 1963]. В древних частях Авесты употребляется общее индоиранское название социальной группы ратайштар — "колесничий". Лишь в созданных Заратуштрой Гатах термин "колесничий" заменен словом "всадник" — basar [Benveniste, 1951, с. 122-124], не имеющим индийских соответствий. Поскольку Гаты составлены Заратуштрой значительно позднее сложения древнейших частей Авесты (предположительно — в начале I тыс. до н.э.), это доказывает, что первоначально у индоиранцев была распространена колесничная тактика боя и лишь в конце II тыс. до н.э. появилось всадничество.
Точно так же в микенской Греции класс военной аристократии назывался equeta — "колесничие"105 . Этот термин сохранился и тогда, когда тактика боя изменилась и гомеровские герои лишь по традиции выезжали на поле брани на колеснице, чтобы сразиться пешими; в VI в. до н.э. термин был переосмыслен и стал означать привилегированное сословие всадников [Лурье, 1957, с. 324-330].
В индоевропейских языках общи названия колесного транспорта и лошади, всем индоевропейцам присущи сходные колесничные мифы и представления о небесных и солярных богах, разъезжающих по небу на колеснице, сходны индоевропейские обряды езды и сжигания колеса на солярных праздниках, названия же, связанные с верховой ездой, не отражают ни индоевропейского, ни индоиранского единства.
В.И.Абаев [1979а, III, с. 357] показал, что в осетинском языке слова, связанные с повозкой и колесницей, имеют общеиндоевропейское и особенно индоиранское происхождение, тогда как "вся терминология, связанная с верховой ездой, — исконно иранское наследие" (всадник, уздечка, попона, подпруга, хвостовой ремень и др.).
Из этих лингвистических материалов следует, во-первых, что у индоевропейцев, как и во всем Старом Свете, первоначально была распространена колесничная тактика боя, а всадничество распространилось позднее; во-вторых, что в эпоху распространения конных колесниц индоевропейцы еще поддерживали контакты друг с другом (причем, активное взаимодействие прослеживается между греками и индоиранцами, имеющими ряд общих мифологем), освоение же коня под верх свершилось после распада индоиранской общности. По археологическим данным индоиранская общность должна была окончательно распасться не ранее XVII-XVI в. до н.э., но ранее XII в. до н.э.
Свидетельства о появлении всадничества в XII в. до н.э. существенны и для решения проблемы расселения ираноязычных народов. Э.А.Грантовским [1970] на основании анализа иранских имен в Передней Азии установлено, что иранцы появились на территории Иранского плато в конце II тыс. до н.э. и стали многочисленны лишь в VIII в. до н.э. В культуре Ирана в этот период возникает ряд существенных инноваций. Так, в Хасанлу, Динка-Тепе, Марлике, Бабаджане археологи обнаружили чуждый древним культурам Ирана обряд ритуального захоронения коней [Dyson, 1965, с. 210-211; 1967; Ghirshman, 1964, с. 56; 1963, с. 24, 26, 28; Muscarella, 1968, с. 35; Negahban, 1964, с. 15, 16], а в Луристане и Сиалке VI — обряд захоронения конской сбруи [Maleki, 1964, с. 35; Vanden Berghe, 1959, с. 104-123; 1968; Ghirshman, 1963, с. 279]; в искусстве отмечаются многочисленные изображения всадников, коней, лошадиных грифонов, найденные в Амлаше [7000 ans., с. 25, № 130, 131; Calmeyer, 1964, табл. 10, 26; Cabus, 1967, табл. XVII], Луристане [Hancar, 1934, рис. 38; 1935; Potratz, 1942, рис. 12-14, 40], Сиалке VI [Ghirshman, 1939, с. 1; 1963, рис. 69, 75]. В Сиалке VI и Гияне найдены бронзовые удила предскифского типа (III класс, тип II). Р.Гиршман [Ghirshman, 1939]106 первым сопоставил эти инновации в культуре, прослеженные им в Сиалке, с миграцией иранцев107 . В пользу этого предположения свидетельствует то, что эти новые черты в духовной культуре Ирана имеют длительную традицию развития в евразийских степях [Кузьмина, 1971г; 1973в; 1977; Погребова, 1977а; Mallory, 1981]. Видимо, эти ритуальные захоронения и изображения коней и всадников фиксируют путь ираноязычных племен, двигавшихся из евразийских степей на Иранское плато и принесших с собой навыки коневодства, верховой езды, конного боя и культ коня.
78 Все сохранившиеся ранние повозки — четырехколесные. Однако наличие в ряде могил пары колес и глиняные модели одноосных повозок Калмыкии позволяют, вопреки мнению Е.В.Избицер [1993], предполагать существование в степях двухколесной повозки. Важной инновацией катакомбной эпохи было появление колес с вырезами. Такая конструкция зафиксирована и в Передней Азии.
79 Древнейшие изображения запряженных не конями, а эквидами повозок на колесах со спицами известны в Анатолии в Канише (Кюль-Тепе) , а модель — в Ачемэйюк. Они датируются первой-второй четвертью II тыс. до из. [Czgtis, 1959, табл. LXIV; Моогеу, 1969, с. 431-432; Nagel, 1966, рис. 15-17; Llttauer, Crouwel, 1986а, рис. 1]. В Месопотамии и Сирии повозки на колесах со спицами появляются в XVIII-XVII вв. до н.э., но изображения боевых конных колесниц в Передней Азии известны не раньше конца XVII-XVI в. до н.э. [Moorey, 1986].
В индоевропейских, семитских, китайском и других языках есть отдельные термины для обозначения повозки и колесницы. Колесница — это военный легкий экипаж с двумя колесами со спицами и конной запряжкой. Так же определяют колесницу исследователи транспорта [Childe, 1951; Plggott, 1968; Llttauer, Crouwel, 1979]. М.В.Горелик [1985] не учел многочисленные исследования по истории колесниц, ошибочно трактовал изображения повозок с колесами с брусьями, с прорезями и со спицами, признав появление последних временем распространения колесниц; не проанализировал эволюцию псалиев в Старом Свете; не выявил арийскую лексику в переднеазиатских коневодческих трактатах и, не проведя классификации транспортных средств, не смог отделить колесницы от грузовых и дорожных повозок и тяжелых военных квадриг, запряженных не лошадьми, а эквидами, что привело его к ложным заключениям о времени и месте происхождения колесниц в Старом Свете. На приведенной им табл. 2 колесницы представлены только на изображениях второй половины II тыс. до н.э. Дата изображения колесниц на сирийских печатях (табл. 3) определяется по аналогии с двумя экземплярами из архива Нуэи, датируемыми второй половиной XV в. до н.э. (ср. статью П.М.Кожина [1985]). Тем же временем датируется коневодческий трактат с арийской лексикой из Нузи.
80 Это согласуется с европейскими данными, изображение колесницы из Кивика датируется эпохой бронзы по комплексу кургана [Glob, 1974], ряд изображений нанесен на сосуды эпохи бронзы [Vlzdal, 1972, с. 233, рис. 1; Чередниченко Н., 1976, с. 139, рис. 4-6; Смирнов, Кузьмина, 1977, с. 54-55; Piggott, 1978, рис. I]. На Кавказе есть изображения повозок в плане, в том числе — на сосуде эпохи бронзы из Дилижана в Армении [Есаян, 1976, табл. 97,1], а также бронзовая модель двухколесной колесницы на колесах с десятью спицами в Гохеби в Грузии, найденная в комплексе с бронзовым копьем и керамикой конца II тыс. до н.э. [АО. 1976, с. 478,479]. Кавказские экземпляры важны в связи с тем, что некоторые названия колесного транспорта общи в индоевропейских и кавказских, в^гом числе — нахско-дагестанских языках.
81 Китайская узда иньского времени, как и андроновская, включала мягкие кожаные удила и щитковые псалии с центральным отверстием, но в отличие, от андроновских, не круглые, а квадратные бесшипные [Dewall von, 1964; Shaughnessy, 1988].
82 Согласно ведическим текстам, в Индии для хранения колесниц устраивали заглубленные в землю сараи, в полу которых копали канавки для установки колес [Rau, 1986; Renou, 1939, с. 491, 492].
83 Гипотеза о египетском происхождении колесниц Микен была высказана Ф.Шахермейером, но не может быть принята, так как в Египте не найдено ни прототипов, ни аналогов микенских псалиев, греческие колесницы не имеют близких аналогов в Египте [Кожин, 1966, с. 78-79], а вся обширная коневодческая терминология в ахейском языке не несет никаких следов египетских или переднеазиатских заимствований и является индоевропейской [Callavotti, 1958]. В микенских документах линеарного письма В упоминаются псалии из рога и реже — из меди [Ventris, Chadwlck, 1956, с. 365-368].
84 У псалиев из Алакуля, Новоникольского, Казашулова и Ватины есть дополнительные отверстия в диске в другой плоскости.
85 Х.Г.Хюттель [Huttel, 1978; 1982] относит все дисковидные псалии к раннебронзовому времени, не разделяя их на классы и типы.
86 Р.Бемер [Boehmer, 1972, с. 201] считает, что дата псалиев Алишара и Аладжа Эйюк не может быть уточнена, а псалии из Богазкая — не раньше 1450 г. до н.э.
87 Скептицизм Х.Г.Хюттеля [1982] относительно связи анатолийских и дунайских стержневидных псалиев не обоснован, но он правильно подчеркивает, что их малоазийское происхождение не доказано.
88 Реконструкции системы крепления разных типов псалиев CM.:[Littauer, 1969, рис. 7; Горбунов, Обыденнов, 1976; Пряхин, 1992].
89 Предположение об использовании в качестве псалиев роговых предметов с отверстиями, высказанное П.М.Кожиным [1970, с. 189-192] относительно афанасьевской культуры Сибири и ДЛ.Телегиным [1973], В.Н.Даниленко и Н.Н.Шмаглием [1972] относительно энеолитической среднестоговской культуры Украины оспорено.
90 Известна одна находка такого псалия в Мегиддо в Палестине.
91 Самые древние на земле металлические псалии найдены не в Передней Азии, а на Кавказе [Мунчаев, 1973; Ковалевская, 1976] и датируются III тыс. до н.э.
92 Прямоугольные псалии с шипами доживают вплоть до ассирийской эпохи. Усовершенствованием их формы является изобретение второго малого отверстия, обеспечивающее прочную фиксацию псалия и использование раздвоенного нащечного ремня.
93 Дисковидные псалии с шипами в Луристане применяются вплоть до железного века [Potratz, 1966]. В других областях распространяются дисковидные бесшипные псалии, нижняя дата которых устанавливается по находке в Амарне 1413-1377 гг. до н.э.
94 Классические псалии типа Борияш имеют дополнительное малое отверстие, пересекающее основное.
93 Возможно, обломок костяного предмета с Алексеевского поселения [Кривцова-Гракова, 1948, рис. 22, 2] происходит от псалия этого типа. На поселении Атасу найден также другой псалии с квадратным отверстием [АО. 1975; с. 522-523].
96 См. : [Русу, 1960, с. 161-180, рис. 2, 1; Pitloni, 1954, с. 475, рис. 338,5].
97 Возможно, к этому типу принадлежал псалии, обломок которого найден на поселении Каргала в Западном Казахстане (ЦМК, инв. N КП/ар. 1177).
Псалий с циркульном орнаментом найден на поселении Мыржик [Варфоломеев, 1988, с. 87].
98 Трехдырчатые псалии со стремечковидными удилами типа Измайловки и Аржана найдены на севере Индостана в Свате в могильнике Тимаргарха [Leshnik, 1971].
99 О касте колесничих и их инсигниях см. : [Christensen, 1934, с. 136; Dum6sil, 1930, с. 109-130; Benveniste, 1932; 1938; Грантовский, 1960; Дьяконов, 1961, с. 60-62; ИТН. с. 143-147; Бонгард-Левин, Ильин, 1969, с. 162-176; Гафуров, 1972, с. 54-57; Кузьмина, 1975, с. 291-292; 1977].
100 Число работ об арийцах в Передней Азии огромно. См.: [Иванов, 1968; Brandenstein, 1948; Thieme, 1960; Hauschild, 1962; Mayrhofer, 1966, там же библиография].
101 В письменных источниках есть всего несколько беглых упоминаний о знакомстве переднеазиатских народов с лошадью до прихода индоариев (см.: [Кузьмина, 1977, там же библиография]). Некоторые упоминания коня и интерпретации изображений спорны. Главное же, до сих пор, несмотря на огромные площади раскопов, на переднеазиатских поселениях в остеологических материалах кости домашней лошади практически отсутствуют вплоть до хеттского времени [Boessneck , Driesch von, 1975, с. 209]. Известны только единичные находки в Малой Азии (Норсун-Тепе). Этих лошадей считают домашними [Bokonyi, 1991, с. 123-130] или дикими [Boessneck , Driesch von, 1978, с. 81-87].
102 Обычай помещать в могилу вождя колесницу и лошадей сохранился в степях и в скифскую эпоху, о чем свидетельствуют находки частей экипажей и наверший в Елизаветинских курганах, Мелитополе, .Толстой могиле, Гайма-новой могиле, Чертомлыке, Александрополе, Краснокутском и Васюринском курганах. Ширина колеи скифских колесниц сходна с андроновской, диаметр колес меньше, число спиц 8-12 [OAK. 1913-1915, с. 153; Ростовцев, 1914, табл. XII, I; Тереножкин, 1972, с. 123; Мозолевский, 1979, с. 191 и ел.]. Повозки и кони есть и на востоке степей — в Пазырыке [Руденко, 1953, с. 146-235], причем во всех случаях экипажи и лошади обнаружены только в царских курганах.
103 Верховую тактику боя, предполагающую уверенную посадку всадника, ни в коем случае нельзя смешивать с ездой верхом, которую, несомненно, практиковали пастухи табунов с момента доместикации лошади [Ковалевская, 1976]. В Передней Азии единичные изображения невооруженных всадников последней четверти II- начала I тыс. до н.э. известны в Амарне, Саккаре, Синджерли, на луврской печати [Schafer, Andrae, 1925, с. 381; Yadin, 1963, рис. 219-224; Meyer, 1953, с. 32; Herzfeld, 1937, с. 51; Azzaroli, 1985, рис. 23].
104 Предлагалось интерпретировать их как навершия посохов и кочедыков.
105 Калькой индоиранского названия высшего должностного лица "улравляющий конями" служит микенское обозначение "приводящий в порядок колесницы".
106 В последней своей работе Р.М.Гиршман [Ghlrshman, 1977], к сожалению, отказался от этой гипотезы. Критику его новых положений см.: [Лелеков, 1978, с. 220-226].
107 Предположение об участии в создании культуры Луристана мидян и скифов, по Л.Ванден-Берге [Vanden Berghe, 1968] или киммерийцев по Р.Гиршману [Ghlrshman 1963, с. 42, 71- 72], как и предположение Р.Дайсона [Dyson, 1965, с. 208-209] о связи конских захоронений Ханалу с киммерийцами и скифами не убедительны ввиду более позднего прихода последних [Кузьмина, 1973в, с. 185, 187; 1977, с. 33-34; Погребова, 1971, с. 258-260; 1977а, с. 114-140; 19776].