В.С. МИЛОВАТСКИЙ

ОБ ЭКОЛОГИИ СЛОВА

 

М., 2001

Оглавление

Этюды об экологии слова

1. В чем каяться?
Отступление о смысле покаяния
2. Предистория об экологии слова
3. Об информационном поле биосферы
4. Семиосфера - планетарная система слова
5. Экология слова и наследственный код народа
6. Что в имени твоем
7. Безымянность, безъязыкость.
(О пагубности сквернословия)

О биосфере и о словесном пространстве

Взгляд из России
О принципе целостности
О целостности человека
Слово и природа
Гений и смоковница
О слове поэта
Жизнь слова

"Из пламя и света рожденное слово"
( о природе в русской поэзии)

Слово о слове (заключительные штрихи)

О взаимодействии слова и природы
О словесном пространстве или о семиосфере Лотмана
О связи слова с характером народа
Слово и личность

 

По благословению игумена
Иоанна (Экономцева)

Технический редактор: А.В. Устюжанина

ISВN 5-88661-024-5

© Издательство «Просветитель»

ЭТЮДЫ ОБ ЭКОЛОГИИ СЛОВА

1. В чем каяться?

Несколько лет назад видный русский эколог Ф. Я. Шипунов на основании фактов и теоретических расчетов прогнозировал экологический коллапс земной биосферы, который может наступить через 10-15 лет. Биосфера больна, потому что болен человек, потому что в беззаботной своей гордыне он думает, что и завтра, и послезавтра все так же будет тешить свою никчемность, и так же послушно будут крутиться колеса его фортуны. Изобретено множество проектов спасения биосферы. Но проекты проектами, а жизнь идет все туда же... Кто ждет готовых рецептов спасения - пусть не ждет. Их нет! О чем же тогда толковать? Да вот о том, что нам самое время каяться и замаливать свои грехи. Искренне, серьезно, истово! Да, да, все повинны в тяжком экологическом грехе, и придется его искупать всем поголовно. Сейчас, когда экологическое неблагополучие будь то в виде волн сотовых радиотелефонов, химизации или смрада от машин - пронизывает каждую клеточку нашего тела, пришло время покаяния каждого в вине перед живыми существами вокруг нас, перед собратьями-людьми, перед Творцом.

Отступление о смысле покаяния

Некто, когда был ребенком, совершил убийство: подгоняя отставшего утенка, он резким ударом прутика в недетском гневе, неожиданно для себя, убил его. Много ли надо крошечному пекающему существу? Ребенок не рефлексировал, какова доля его вины - в этом ли дело, когда беду не поправишь, жизнь не вернешь; когда раскаяние, и жалость, и отчаяние от непоправимости совершенного подступают к тебе неотвратимо: если б можно было вернуть, оживить! ... Сокрушение в душе его и поднесь вопиет - и требует покаяния.

Что есть покаяние? Страх перед наказанием? Формальный ритуал в храме? Принудительное самоосуждение? Боже мой! Да разве такими крохами откупиться от истинной боли и беды, пронзившей сердце?! Боль исчезает от еще большей боли, от всеохватной боли за все живое, от любви к нему. Любовь и боль всегда рядом: может быть, оттого, что тайна любви - в бесконечной боли-сострадании за все существующее, в бесконечном сострадании тому единственному, что полюбил. Значит, истинное покаяние идет от милосердия, от сострадания, от любви. Оттого, что душу живу имеешь и всему живому сочувствуешь, ощущая свое родство с ним. Покаяние - это пульс жизни, это свидетельство, что ты жив и, значит, способен стряхнуть смертное с себя, исправиться и возродиться для новой, чистой и цельной жизни, более совместимой с ее Началом. И русские святые понимали покаяние как живительный поток, струящийся через душу всю жизнь и смывающий мертвеное с нес. Так, например, Тихон Задонский учил, что надо"...создать в душе христианина постоянное покаянное настроение, ибо истинное покаяние есть... целожизненный подвиг, постоянная душевная настроенность...".

Осознание экологической беды просто так не приходит, для этого недостаточно разъяснений, увещеваний даже опыта недостаточно, необходимо чувство вины (а не только беды) и ответственности, которое ведет к подвижничеству, к жертвенному самоотречению от моды, комфорта, пресыщенности, к признанию права на жизнь и других существ от бабочки до купальницы. Невиновных людей нет, но как много людей с гордыней (что де все виноваты, кроме меня) и людей с мертвой душой. Каяться способна живая душа. Каяться - это осознавать свою личную сопричастность к совершаемому в мире бедствию.

Это путь к осознанию того, что и природа - не вещь, не материал, а нечто живое, чувствующее, субьектно-значащее.

* * *

Однако важно знать, в чем каяться. Нет смысла каяться вообще - покаяние конкретно. И в случае экологического покаяния следует уразуметь круг своих прегрешений. О, это не так просто, как кажется: часто проступки бывают не в том, в чем их видим! Где, в чем они?

Необозримо море экологических проблем, лавинообразно нарастающих: мы виноваты перед лесами и реками, перед морями и землей, перед небом и околоземным космосом. Не объять всего! Но в чем же главный экологический грех? Когда-то Христос сказал, что в человека входит все чистое и лишь выходит из него нечистое, и, прежде всего, скверные слова - от плохого сердца. И действительно, биосфера загрязнена прежде всего человеческим эгоизмом, тлетворным и разрушительным духом. И уже нечистое и входит в человека, и выходит из него, отравляя и плоть, и душу - потоки нечистот встретились, сомкнулись (выйдя из человека, и осквернив природу, они к человеку же и вернулись). Именно так: корень необозримых человеческих бесчинств в его бездуховности, ведущей к самоистреблению, в невежественной гордыне, попирающей и природу, и людей, и самого Творца.

Но вот в чем соль: дух человеческий действует через слово, облекается словом и живет в нем - дух и слово тесно связаны. Поэтому духовное выправление и подъем духа невозможны в искалеченном, обезображенном языковом теле. Для этого подъема необходима особая питательная среда, особая сфера, насыщенная высокодуховной энергией, особая ткань. Все это создается тонкой материей слова, все это содержится в его духоносном теле. Поэтому человек, прежде всего, должен покаяться в извращении и разрушении слова, которое в конечном итоге идет от Слова, от Творца.

2. Предистория об экологии слова

Кардинальная связь природного и духовного ныне становится очевидной для всех. А связь слова и судьбы человека, взаимосвязь языка и характера народа? И насколько разрушительны для природы пошлость реклам или засилье чужеземных слов? И так ли безобидна кибернетизация слова? И до какого предела можно терпеть бездуховность в языке и безчисленные нападки на наш природный язык сказок, былин и песен, на церковно-славянский язык нашего богослужения? И действительно ли можно называться хоть горшком и быть безразличным к нескончаемым переименованиям улиц, городов, земель? Только ли это неуважение к себе, к своей земле и истории? Только ли это безпамятство? И не должна ли здесь сказать свое слово экология?

Итак, о слове. Как оно соотносится с общей экологической проблематикой? Каков его экологический статус?

Сначала несколько примеров. В петербургской прессе описан странный случай, произошедший в Александрийском театре. Идет пьеса Чехова "Платонов". Когда в адрес героя пьесы произносится фраза, что ему следует умереть, артист падает, и его увозят на "скорой помощи". Так случилось уже с несколькими актерами, и все на этой фразе. Вызвали специалистов, они исследовали геопатогенные зоны, указали безопасные меридианы - но ведь и слов из пьесы не выбросишь, а они свое делают.

А вот приятный пример (позвольте, все из того же Чехова). Один из персонажей его повести " Степь " с удивлением открывается, как полюбила его девушка, на взаимность чувства которой он уже потерял надежду: "Отозвал я ее в сторонку и, может, с целый час ей разные слова ...Полюбила! Три года не любила, а за слова полюбила!" "Ну, и пошла за меня ...".

Вместе с тем в повседневности мы видим, как низкие, грязные, пошлые слова разрушают нравственные опоры и уничтожают духовное; разрушается язык - разрушаются души. А разве не разрушает целостность нашего языка и нашего духа засилье английского языка? Нет, мы не сможем восстановить экологическую целостность природы, если не поймем, что условием целостности природы является целостность человеческого духа и человеческого родства разных уровней (семьи, народа). А для этого необходима целостность языковая. Необходимо полнокровное, безущербное развитие родного языка. Слова ведь преисполнены жизни, как и все живое в природе. Слова не менее живы, нежели травы, деревья и реки.

Все это не могло не привести к экологии слова. К тому широкому, общему культурологическому течению, которое в последние годы постепенно разрастается и все более набирает силу благодаря множеству ручейков и речек разной величины и происхождения: благодаря "науке о культуре языка" академика В. В. Виноградова, благодаря "экологии языка" и "лингвоэкологии" (термины 1988 г.) по трудам Л. И. Скворцова, В. П. Григорьевой, С. И. Виноградовой, В. В. Колесовой, Ю. Н. Караулова и других; благодаря концепции Ю. М. Лотмана о "семиосфере", и "онтокоммуникации" Г. С. Батищева. (По-моему, впервые термин "экология языка" появился в 1972 году в работе англичанина Хаугена ( Haugen )).

Что такое экология слова - определить не просто ввиду широты и юности этого понятия. И хотя экология слова пока еще формируется, мы все ж попробуем сказать, что это такое. Да, это сохранение родного языка, его словесного богатства, чистоты, здоровья. Это наука о целостности языка, о его связи с культурой своего народа, и вместе с тем о его связи с земной семиосферой. Это наука об энергетике слова, о его творящей силе, о его связи с биосферой, с языком живой природы. Это, наконец, понятие о духовном значении слова, о глубокой его связи с личностью, с характером и судьбой народа, с высшими духовными сферами, с Творцом. Отсюда становится все более ясно, что биологической, земной экологии не обойтись без экологии слова и духа. В свою очередь, экология слова обнаруживает много родственного в биоэкологии и даже черпает оттуда "заготовки" для своих терминов, например, таких: "лингвоцид", "лексическая эрозия", "языковая аллергия" ...

Немного об истоках и традиции отечественного осмысления метафизики слова. Истоки эти прослеживаются из Древней Греции. Греческий гений - надо отдать ему должное -как никто другой имел особый дар постижения природы слова, его значения в мире, самую божественность глагола. Не случайно более чем за 500 лет до рождения Христова Гераклит Эфесский учил: "все совершается по логосу". Не случайно филология -любословие, наука о слове - родилась на греческой земле. Неспроста и греческие мыслители Прокл, Дионисий Ареопагит, а за ними и византийские исихасты возводили учение о божественных логосах.

Эта традиция о божественных логосах пришла из Византии на Русь и унаследовалась ею. Через наших богодухновенных учителей в словесности, а затем благодаря русским православным философам она дошла до наших дней. И получила дальнейшее развитие в трудах о.Павла Флоренского, С. Булгакова, А. Ф. Лосева, Г. С. Батищева, М. К. Петрова и других.

Глубокой разработкой этой философской и одновременно филологической традиции русская мысль, русская культура разительно отличается от западной. В западных учениях о языке (герменевтических, семантических, структуралистских) на первый план выступает информационная, логическая составляющая языка. Эта традиция развивает

рационалистическую, кибернетизирующую линию. (Она есть и у нас). Слово - сигнал, слово - техническое средство - вот западный подход. Даже, если словом или текстом объявляется и человек.¹

Традиции же русской культуры и философии присуще рассматривать слово как нечто живое и одухотворенное. В настоящее время в России существует два подхода к языку: информационно-рационалистический, главным образом представленный нашими лингвистами; и духовно-метафизический, представленный нашими религиозными философами. Диалог между этими двумя линиями становится все активнее и плодотворнее.

¹ "Чтобы не заставлять себя размышлять над сложным вопросом о природе и сущности слова, американские лингвисты вообще отказались от понятия слова". Р.А. Будагов "Язык - реальность - язык", М., 1993 г.

3. Об информационном поле биосферы

Чтобы следовать далее в мир экологии слова, чтобы уяснить себе его истоки и смысл, позволим себе сделать небольшую экскурсию в область биологической экологии -попытаемся увидеть информационно-биологические корни слова, обратившись к представлению о планетарном информационном пространстве биосферы.

Один мальчик спросил: "Папа, а есть ли у вирусов мозг?" И в самом деле, если у них нет мозга, то, как они "обмозговывают" свою жизнь? Оказывается, все эти бедненькие безмозглые вирусы и бактерии не такие уж бедненькие: мало того, что все живое имеет необходимую ему информацию, есть еще некий единый фонд всей биологической информации биосферы, благодаря которому, живые существа не только пополняют ее в себе, но и обмениваются ею друг с другом. Поэтому они не "чувствуют" себя одинокими и изолированными от единого живого сообщества биосферы. На земле, в биосфере всегда было это глобальное информационное поле, которое обеспечивало информацией биосферу и все в ней живущее. Одними из первых об этом сказали Вернадский и Шарден, затем Казначеев, Хесин и другие.

Что же это за поле? Видите ли, пощупать его на всем земном шаре не просто. Да и слишком много здесь загадочного. Его исследуют пока по частям: то одну, то другую его составляющую. Поэтому можно лишь назвать некоторые из составляющих этого единого биосферного поля.

Во-первых, это электромагнитные поля, создаваемые живыми организмами, и взаимодействие их с окружающими электромагнитными полями; в конечном счете, - с грандиозной магнитосферой Земли. Магнитосфера Земли, как исполинский дирижер, руководит всей биосферой. Через нее же действуют на землян солнечные вспышки и космические излучения. Эксперименты показали, что организмы погибают вне магнитного поля Земли.

Во-вторых, это "горизонтальный" перенос генов (в частности, с помощью вирусов) от организма к организму. Благодаря этому совершается циркуляция генов во всей биосфере, благодаря чему образуется единый генетический фонд биосферы.

В-третьих, это сигнальные молекулы, выделяемые различными организмами, которые тоже способны передавать биологическую информацию. Предупреждающую, отпугивающую или, наоборот, привлекающую Другие организмы. Широко известны феромоны муравьев. Млекопитающие имеют запахи. Рыбы улавливают запах родной реки за тысячи миль в океане. Цветы, листья и корни растений тоже выделяют свои сигнальные молекулы. Прекрасным носителем биологической информации является вода. Поэтому так целебны воды в природе.

Есть еще нечто, что называют биополем, и что нельзя отнести ни к электромагнетизму, ни к химизму, ни к какому другому известному физическому фактору: "не то, не то, и не это". Сейчас увидели носитель полевой информации в торсионном поле. "То" ли это? Еще Вернадский утверждал, что живая материя создает особое живое пространство,² которое обнимает всю биосферу, обуславливает жизнь всех организмов, получая, в свою очередь, от них мощный приток энергии и информации. Поэтому гибель каждого существа сказывается на всей нашей жизни.

Кстати, в этом и суть всякой экологической системы, которая всегда состоит из живых и неживых "элементов", но существует лишь до тех пор, пока существует в ней биологическое пространство, которое охватывает все ее "элементы" (в том числе и неживые) и даже неживое делает функционально живым (или подчиняющимся живому и работающим на него). Поэтому с уверенностью можно сказать, что и почва живая, и река, и воздух над поляной тоже живые. Эта идея и является основной экологической парадигмой.

Потоки биологической информации с отдаленнейших времен омывали земной шар. Сгущаясь, они порождали все более сложные организмы, среди которых появились высшие животные с развитым мозгом и, наконец, человек, который явился порождением информационного поля всей биосферы, а не отдельной веточки эволюции. В биосфере возник биологический язык (гены, медиаторы, нейронные коды), который и воссоздает всю живую природу от вируса до человеческого организма.

Но этого было мало. "Разумный океан", биосферный "солярис" нуждался в ком-то, кто бы вместил слово - воспринял, понял, обрадовался ему, сказал его. Природе необходимо было слово. Слово, а не просто бессловесные потоки информации: биологическая информация без слова не завершена, безвольна, ее потоки идут как бы автоматически, они не могут приостановиться, задуматься, они беспрестанно должны входить или выходить, как в некоем кибернетическом устройстве. В этом есть что-то подневольное, механистическое, умаляющее жизнь.

Не слово ли и создало человека, и выделило его из животного мира? Слово - это свобода! Это привилегия не робота, не раба, а человека, личности. Он говорит его, когда хочет, когда считает нужным. Он хозяин своему слову. Он может молчать, а потом сказать те слова, что сам выберет. Начинается творчество. Творчество словом и в слове, ибо биосфера обрела его, ибо Земля научалась слову, училась постигать, знать, иметь его!

Создавалась планетарная сфера слова.

² Недавно биофизики в Петербургском университете зарегистрировали изменения свойств пространства в окрестности делящихся клеток.

4. Семиосфера - планетарная система слова

Итак, появилась планетарная сфера слова. Но биосферное информационное поле не исчезло, оно продолжает существовать, и существует оно уже вместе со сферой слова, взаимодействует с ней и надеется, что разум словосферы, с Божией Волей, не только не допустит гибели биосферы, но и поможет решить ее непростые проблемы.

Слово - это не просто единица информации. Числом оно неисчислимо: как его ни "компьютеризуй" и не кодируй числом - оно все равно удержит в себе еще какой-то неведомый смысл. Слова ведь - многослойные единицы смысла, кванты разума. Это такие "сущности", многослойный смысл которых может "декодировать" и постигать лишь человек, ибо слова неотъемлемы от человека, продолжение его сути и одежда духа его. И само слово человеческое тяготеет к личностному началу, стремится само быть подобием личности. И как неповторимо

бывает иное слово, особенно в художественном произведении!

В середине нашего века чуткие умы Тейяра де Шардена и Вернадского уловили нечто действенное и особенное в планетарном пространстве, что назвали ноосферой, т.е. сферой разума, и даже планетарным разумом. Слово - "опорная конструкция" духовного мира: его действием создаются не только поэмы, трактаты и речи - а сам человеческий мир и его будущее. Ноосфера Земли складывается из микроноосфер отдельных людей, и у каждого она своя, особенная. Каждый носит вокруг себя невидимую ноосферу, которая в значительной степени создана из слов. И словесный мир человека тем уникальнее, чем богаче и сложнее его личность.

Понятие о ноосфере было гениально во времена Вернадского. Однако разум-то всякий бывает, вот и у насекомых какой-то свой "разум", кибернетики толкуют об искусственном разуме... К концу нашего века стало очевидно, что на нашей планете есть еще невиданное пространство слова. И вот в 80-е годы знаменитый наш филолог, глава тартусской семиотической школы Ю. М. Лотмап как итог 25-летних исследований формулирует необычную (и вместе с тем созвучную ноосфере Вернадского) концепцию семиосферы: о реальном пространстве слов и других смысловых знаков, охватывающем земной шар. Лотман писал: "В этом смысле семиосфера современного мира, которая неуклонно расширяясь в пространстве на протяжении веков, приняла ныне глобальный характер, включает в себя и позывные спутников, и стихи поэтов, и крики животных. Взаимосвязь этих элементов семиотического пространства не метафора, а реальность. "Семиосфера определяет языки народов и отдельных людей, без нее не может существовать никакая культура, никакая человеческая информация, ни самое человечество. В своих основных чертах семиосфера удивительно напоминает биосферу. Она так же реальна, целостна, всепланетна и определяюща по отношению к своим "элементам" (языкам), имеет границы, ядро, память, и даже "род "самосознания"" и "семиотическую индивидуальность" ("в этом смысле можно сказать, что семиосфера есть "семиотическая личность""). И далее: "все уровни семиосферы - от личности человека или отдельного текста до глобальных семиотических единств - являют собой как бы вложенные друг в друга семиосферы..." (Лотман).

Таким образом, экология слова начинается с глобального семиотического неба, которое распростирается над всем человечеством, и над каждым из нас, и которое не появилось бы, не будь биосферы и ее информационного поля. И как всякий живой организм, семиосфера нуждается в гармонии.

Но самонадеянное человечество не понимает этого, оно торопится безжалостно оборвать пуповину соединяющую слово с жизнью, торопиться рационализировать, технизировать и тем самым умертвить язык. В течение последних веков это происходит во всем мире, все убыстряясь по мере закабаления людей "техническим прогрессом". Об этом точно сказал С. Кара-Мурза:"...одним из следствий научной революции XVII-XVIII веков было немыслимое раньше явление: сознательное создание новых языков". Хорошо ли это, становится ясно из дальнейшего: "...для объяснения мира, лишенного святости, нужен был новый язык".

Язык стал аналитическим, в то время как раньше он соединял, - слова имели многослойный, множественный смысл. Теперь слова стали рациональными, они были очищены от множества уходящих в глубь веков смыслов. Они потеряли святость и ценность (приобретя взамен цену)". Чего только стоят эти "менеджеры", "дистрибьютеры", "супервайзеры" и т. д. А уродование семиосферы в рекламах на радио или чудищами на рекламных щитах.

Да, семиосфера едина. Увы, ее разрушение не могут удержать политические и языковые границы. Поверженное слово

в любой стране равно крушит мир людей, животных и растений - разрушение природы везде начинается с разрушения слова. А искалеченная природа отомщает разрушаещему слову тем, что стирает его вовсе с лица земли - и бессловесным становится опустошенный мир.

5. Экология слова и наследственный код народа

Экология слова многоструйна как река. Это не только глобальный охват планетарной семиосферы. Сверкающие струи русского языка омывают материк с именем Россия. Что они несут ему? Красоту и крепость - или размывают последние его устои? Да, бывали погружения в пучины истории, но Россия не потерялась в них, как Атлантида, а обрела хранителя - в глубинах Светлояра сияет град Китеж и хранит душу России.

Каким волшебством, какими подвигами удалось России обрести свой Китеж? Подвигом веры? Да, конечно. Но мы здесь скажем об ином, не менее важном факторе. Почему, например, бабочка лимонница и через тысячи лет остается лимонницей, а дуб - дубом? Их хранит наследственный код, гены. Всякий народ тоже, чтобы постоянно возрождаться и самовоспроизводиться должен иметь для этого наследственный код, подобный генам биологического организма. И этот код без слова, без национального языка не существует - народ начинается с языка. Национальный язык с точки зрения экологии слова - это геном народа.³

Геном этот имеет разные составные части. Рассмотрим некоторые из них. Начинается геном нашего народа с азбуки. Часто говорят: "Так лишь уж важно каким алфавитом пользоваться?" Оказывается, важно. Кириллица создана именно для русских (и для других славян) - она несет в себе особый код нашей культуры и христианской духовности. Недавние исследования бельгийского лингвиста Ф. Винке показали, что в кирилловской азбуке, в единой системе ее символики заключен особый смысл религиозного, мировозренческого значения (о божественной Троице, о воплощении Логоса на земле и др.) "Каждая новая буква хранит первичный замысел своего создателя, содержит глубокий священный смысл и отражает религиозное мироощущение, мистическую интерпретацию каждого символа"⁴. Каждая буква вносит в порождаемые слова божественную силу и свет. Об этом следует помнить, произнося слова - да будет в них свет горний!

Далее, очень важна конструкция слов и фраз. Русский язык, как и древнегреческий, относится к флективным, т.е. в нем значение слов зависит от наличия тех или иных флексий (суффиксов, окончаний и т. д.), и благодаря этому русские имеют возможность строить фразу свободно, в отличие от жесткого построения фразы, например, у англичан, французов и т п.. Исследуя наследственный код культур, современный русский философ М. К. Петров пришел к выводу, что национальные культура и характер (ныне принято говорить "менталитет") в большой степени зависят от строя языка, от того, как народ говорит: пластично и свободно строя фразу, или жестко закрепляя слова в заранее отведенных им местах. С этим, например, связан характер англичан и французов, стремящихся прежде всего все измерять, а не созерцать или размышлять, как индеец или русский. Отсюда же их предприимчивость и практицизм.

Большую лепту в русский национально-культурный геном вносит церковнославянский язык. Он не просто богослужебный "предмет" в православных храмах, а фундамент русской культуры, важнейшая часть современного русского языка, являющая собой в нем духовность, строгость и чистоту. Видный филолог нашего времени Н.И.Толстой убедительно показал в своих исследованиях, что русский литературный язык есть детище церковнославянского и народного языков. Академик Ю.Н. Караулов отметил способность церковнославянского языка "оживлять нынешний русский язык: причем, "...процесс оживления слова, возвращения к его семантическим истокам обладает эффектом "поля" - магнитного, гравитационного, т. п. заставляя носителей языка осмыслять его заново и светом такого осмысления озарять связанные с ним другие слова..."⁵.

Вместе с тем церковнославянский язык осуществляет в русской культуре еще одну важнейшую функцию - "барьерную". Именно об этом пишет Ирина Роднянская в своей статье "Язык православного богослужения как препятствие к раскультуривавию современной России".⁶ Удивительно, но об этом же более ста лет назад писал еще И. В. Киреевский: "По необыкновенно счастливому стечению обстоятельств словенский язык (т.е. церковнославянский - авт.) имеет то преимущество над русским, над латинским, греческим и надо всеми возможными языками, имеющими азбуку, что на нем нет ни одной книги вредной, ни одной бесполезной, не могущей усилить веру, очистить нравственность народа, укрепить связи его семейных, общественных и государственных отношений. Поэтому я думаю, что изучение его вместо утонченностей катехизиса в русской словесности могло бы служить одним из сильнейших противодействий тому, что может быть вредного для народа в науках, взятых отдельно от религии".⁷

Выпадение и разрушение одной из высших страт (слоев) русского языка - церковнославянской страты - сразу искажает глубинную иерархию ценностей народа и ввергает его в бедствие, едва ли поправимое.

В геноме нашей культуры неоценимым сокровищем является народный язык сказок, былин, песен, поговорок.

"Не шуми ты, мати дубравушка моя,
Не мешай мне молодцу думу думати..."

О, ручейки цветистой народной речи! Как оживляете вы русскую землю в городах и весях! И как богато корнесловие русских слов, как пестует душу русского человека заботливое соприкосновение родственных звуков: миротворец смирил немирных мироедов, и в мире замирение настало. Чужеземным языком так не скажешь; не имеет он корней в нашем языке!

Есть еще одна могучая сила словесной "материи" -мифология. Мифы (и древние, и современные) подчиняют народное индивидуальное сознание, они буквально строят жизнь народа. Выдающийся русский философ А. Ф. Лосев писал о значении мифа, что "всякая живая личность есть так или иначе миф", что "все вещи нашего обыденного опыта - мифичны". И о религии: "Религия есть вид мифа, а именно мифическая жизнь и притом мифическая жизнь ради самоутверждения в вечности. Стало быть, миф не есть религия; миф охватывает и разные другие области; миф может быть в науке, в искусстве, в религии. Но религия не может быть без мифа".⁸ И еще: "Христианская религия требует колокольного звона".⁸ Звоны града Китежа приходят к нам невидимо - градом Китежем мы помним себя, свое лучшее, исконно русское. В нем мы видим себя Иванами-царевичами, идущими в тридевятое царство за живой водой, за Жар-птицей, за любимой Девицей-красой. Это наш национальный миф, который держит нас, не дает забыть, что мы русские. Как чудесно он представлен в наших сказках, которые имеют свою волшебную силу.

Наша христианская мифология питает нашу православную веру. Эта мифология имеет свои чудеса Рождественской ночи, с ее колядками и поздравлениями, удивительную игру солнца на Пасху, зеленый восторг на Троицу. Мифы не что-то нереальное, они - высокая реальность. И эту реальность, как и язык наш, и азбуку надо беречь и защищать не меньше, чем леса, реки и землю.

³ "Язык считается основным, ярчайшим и устойчивым показателем этноса", - писан Н.И. Толстой. Н.И. Толстой "Язык и народная культура", М., 1995
⁴ "Литературная учеба", 1996 г., кн. 3
⁵ Ю.Н. Караулов "О состоянии русского языка современности" М., 1991 г.,
⁶ "Литературная учеба", 1997 г., кн. 5-6, стр. 86-93
⁷ Там же, В .В. Афанасьев "Просвещая разум и сердце" (О записке И.В. Киреевского), стр. 110
⁸ А.Ф. Лосев "Диалектика мифа"

6. Что в имени твоем.

Был в наше время па русской земле великий праведник и молитвенник старец Феодосии Иерусалимский. Имел он одну редкую способность: разумение имен. Так однажды он предвидел страшную кончину некоей женщины и, чтобы помочь избежать этого, предложил ей усердно молиться и, кроме того - "чтобы она приехала к нему получить новое имя, а раз другое имя, то другая судьба...".⁹ Ученики Феодосия свидетельствовали: "когда о. Феодосии при постриге нарекал имя, похожее на крестильное, как то: Марина - Мария, Анна - Ангелина, Петр - Порфирий, жизнь человека менялась незначительно. Когда же имя резко отличалось от исходного, следовал крутой поворот судьбы".¹⁰ Одному офицеру о. Феодосии при постриге дал имя резко отличное от прежнего - и этот новоявленный монах вскоре погиб. Если бы не это, ему предстояло пройти сталинские застенки, которых он не выдержал бы ...

А вот наблюдение из области искусства. Один литературовед заметил, что "когда Пушкин ощущал судьбу своего героя особо близкой своей собственной судьбе, он называл его (сознательно или подсознательно?) именем начинавшимся на Ал... как и его собственное - Александр, - Алеко в "Цыганах", Альбер в "скупом рыцаре", а теперь вот - Альфонс..."¹¹

Не могу не привести еще одно яркое свидетельство силы имени, касающееся известной исторической фигуры, речь о Шамиле. Переводчик кавказских поэтов Яков Козловский поведал следующее. Когда Шамиль родился, "новорожденному дали имя Али. Едва встав на ноги, мальчик тяжело заболел. Родители кинулись к знахарям и муллам, но надежды не оправдались: единственный сын таял на глазах. Тогда по совету аульских стариков прибегли они к магическому обычаю древних: смене имени занемогшего. Его назвали Шамилем. И он поправился, за что мать Али-Шамиля Боху Меседу возносила благодарственные молитвы Всевышнему до конца дней своих".¹²

Отечественные языковеды давно отметили сакральную роль имени в древней языковой культуре. Так Топоров писал в 1993 году: "Произнесение вслух имени является, безусловно, достаточно важным элементом любой заговорной традиции, поскольку именно оно делает данный магический текст направленным, чем и обуславливается эффективность слова как действия.... Эти особенности использования имени подтверждают распространенный в архаических коллективах взгляд на имя как на внутреннюю сущность, душу его носителя, источник силы и процветания. Именно эти особенности имени обеспечивали ему выдающуюся роль в мифологии и ритуале, мантике и поэтике, логике и философии, семиотике и культуре в целом."¹³

* * *

Имена, имена, личности и судьбы... Продвигаясь по тропам экологии слова, мы подошли к самой заповедной и загадочной области, к учению об именах. Конечно, на человека действует всякое слово. Словесная сфера, которая окружает, окутывает каждого человека, порождаемая и притягиваемая им, облаком витает над человеком, оседая и наслаиваясь на нем и подчиняя его себе. Но имена - особый разговор!

Учение об именах - это целая наука. Она свидетельствует о влиянии имени на исторические и социальные процессы, на произведения искусства, на психические состояния и феномены, на характеры и судьбы, наконец. Это учение, имея глубокие корни в русской религиозно-философской традиции, было основано и развивалось усилиями корифеев русской мысли: о. Павлом Флоренским, о. Сергием Булгаковым, А.Ф. Лосевым. Силу имени знали Пушкин, Достоевский, преподобный Амвросий Оптинский. Мы здесь не будем излагать это учение, а лишь прикоснемся к сложнейшей теме метафизики имени, чтобы дать представление о тех глубоких и серьезных вещах, с которыми связана экология слова.

О, имена! Сколько их и как в них разобраться? Но оказывается, их не так много. Флоренский пишет, что человечество располагает всего несколькими сотнями основных имен. Получить имя - быть приобщенным к высшему! Из всего живущего только люди имеют настоящие имена и дают их, ибо именно человек способен быть личностью. В средневековой Европе верили: "Некрещенный ребенок подвергался большой опасности: у него не было имени, определявшего и связывавшего его с миром смертных...",¹⁴ т.е. - с миром человеческим.

Есть имена добротные, надежные, а есть рискованные, "неприрученные"; есть древние (например, библейские, древнегреческие), а есть имена молодые, еще не обжитые, не прогретые человеческим теплом, хотя и с большими возможностями (например, славянские, германские). Вот как Флоренский характеризует славянское имя Людмила: "Людмила хочет эффекта, но не аффектации. Это честная натура, преувеличенная в своей честности, подчеркнутая в ней, грубая в честности.... Людмила - героическая натура, может быть, не столько даже героическая, сколько желающая быть таковою. Она понимает героизм очень элементарно, как и благородство... Ей ненавистно довольство, но там, где несчастье и горе, она - на своем месте...и готова на всякую жертву, порывистую и без оглядки. Она делается тут находчивой, предприимчивой, может повести за собой, влить энергию, овладеть положением и - в самом деле вывести... Она, в героические моменты, мила толпе. Человеку же она не мила, да и не хочет быть милой, и потому грубиянит ему...".¹⁵ (Вспомните своих знакомых Людмил)

Чем выше личность, тем выше, значительнее, сакральнее ее имя. Так, например, у монахов наречение новым именем означает не просто разрыв с прежней, мирской жизнью, а более высокую жизнь-служение, жизнь-подвижничество.

* * *

Далее в своем изложении мы последуем за суждениями о. Павла Флоренского, поскольку у него особенно свежо и глубоко представлено учение о именах. Познакомимся с наиболее существенными его результатами в этой области. С именами Флоренский связывает целый ряд важнейших для человека моментов. Тут и субстанционально-энергетический момент, и исторический, и личностный, и психологический, церковный и культурный, и другие.

Прежде всего, имя - это слово; но слово особенное: "Имя - новый высший род слова..." - пишет Флоренский.¹⁶ Почему же имя - "высший род слова"? Потому что с большой буквы? Нет, не поэтому, а в силу того, что всякое имя несет особенную "энергетику", действующую на человека, носящего это имя, и на его окружение. "Энергию", которую никакое иное слово, кроме имени, не может иметь, ибо имя как бы интегрирует данную личность ("охватывает полный круг энергий личности") и заключает в себе ее духовную энергию: "Ведь имя есть слово, даже сгущенное слово; и потому, как всякое слово, но в большей степени, оно есть неустанная играющая энергия духа." И это не выдумка, так как "человечество, всегда и везде, утверждая имена в качестве субстанциальных сил или силовых субстанций или энергий, имело же, за собою подлинный опыт веков и народов...".

И эта энергия такова, что подчиняет себе даже исторические процессы. Флоренский показывает, например, что якобинство не случайно связано с именем Якоба-Якова, что это имя несет сильное разрушающее начало. Здесь уместно напомнить какую разрушительную роль сыграли в ходе "Перестройки" Яковлевы (один идеолог, другой -редактор газеты "Московские новости").

Но еще в большей степени сила имени действует на личность, с которой оно связано неразрывно и внутренне. Потому что "имя есть последняя выразимость в слове начала личного (как число - безличного), нежнейшая, а потому наиболее адекватная плоть личности". "... если мы знаем в себе что реальное, то это есть наше собственное имя. Ведь около него именно оплотняется наша внутренняя жизнь, оно - твердая точка нашей текучести...". По Флоренскому человек "до имени" - еще не человек, ни для себя, ни для других, и не член общества, ибо не является субъектом личных отношений; он лишь возможность человека: "без имени нет целостности личности...".

Когда с человеком происходят глубокие психические расстройства, вместе с потерей самосознания человек теряет внутреннюю связь со своим именем; иногда до такой степени, что забывает, кто он и какое у него имя. Напоминание же ему его имени помогает ему восстановить самосознание, память, выйти из пропасти забвения. "Восстанавливается личность с именем". Примеров тому много. Не зря же влюбленные так жаждут все вновь и вновь слышать свое имя из любимых уст и сами щедры на упоминание имени любимого, взывая к нему его именем, как заклинанием!

Также известно, какое большое значение имени придает Церковь. Вся ее служба проникнута именными обращениями-формулами: "имени Твоего ради", "по имени и житие" (о святых), упоминание имен в молитвах, "во здравие" и т.п. "Имя оценивается церковью, а за нею и всем православным народом, как тип, как духовная конкретная норма личностного бытия, как идея; а святой - как наилучший ее выразитель, свое эмпирическое существование соделавший прозрачным так, что чрез него нам светит благороднейший свет данного имени". "Только усвоив церковное и общечеловеческое понимание имен как формообразующих сил... можно усвоить учение о покровительстве святых и подражании им". Из этого не следует, что имена надо давать исключительно по святцам: ведь совсем не обязательно твой духовный строй будет соответствовать качествам того святого, в день которого ты родился.

Здесь мы подходим к насущнейшему вопросу: как выбрать имя? Важно ведь не только качество того или иного имени - а его соответствие тому человеческому "материалу", к которому его "присоединяют". Как угадать, какому человеку какое имя подходит? О, это большая мудрость и тончайшая интуиция. Ее могут иметь чуткие (именно чуткие!) родители, умудренные и духовно зрячие бабушки, и духовники-молитвенники. Флоренский пишет: "...имя дается либо бесхитростной интуицией простого сердца, либо сознательному ведению большой опытности...".

Произвольный же выбор имени, или - еще хуже -изобретение новых типа Эра, Октябрина, Электрина может принести человеку непоправимый вред, исказив его жизненую линию. Тогда и начинается единоборство человека с его именем. Человек может победить, приручив имя. А может быть и побежден именем. Флоренский утверждает, что придумывание нового имени столь же несостоятельно, как и изобретение новой религии: "...совершенно забывают, что имен не придумаешь и что существующие имена суть некоторый наиболее устойчивый факт культуры и важнейший из ее устоев". Имена - величайшая культурно-духовная ценность человечества, создававшаяся на протяжении тысячелетий.

Да, сила имени велика. Но я пишу об этом не для того, чтобы запугать, и не для того, чтобы все наперебой бросились разрывать золотую жилу имен, выискивая посчастливее, гадать и волховать над ними, наподобие увлечению гороскопами. Напротив, предостерегаю от этого: всякая мания ненормальна. От нее страдает истина. В чем же суть-истина?

Кратко подытожим. Во-первых, следует уважать имя; знать, что это великая ценность и сила; что имя - это очень серьезно. Во-вторых, не надо спешить отказываться от своего имени, если оно и показалось неудачным - а получше распознать свое имя и постараться оправдать его высшее предначертание и зов. Помочь своему имени быть лучше. Не играть в имена. В-третьих, давать имена детям или внукам, или обретать новое имя себе с величайшей ответственностью, прислушиваясь к внутреннему голосу или к мудрым советам.

И ныне, как пишет Валентин Курбатов вслед за Владимиром Зелинским, пред нами "самая первая и самая трудная задача: "из смутной безымянности", куда мы были затиснуты историей и слепотой, "высвободить Имя" и возблагодарить это Имя за возвращение света, за постепенное пробуждение из пустоты дня в освобождающуюся вечность".¹⁷

⁹ А. Ильинская "Тайна старца Феодосия Иерусалимского", "Литературная учеба", 1996 г., кн. 1, стр. 187
¹⁰ Там же, стр. 190
¹¹ Л.М. Аринштейн "Преддуэльная лирика", Вестник Российской Академии наук, 1996 г., т. 66, N 8, стр. 728
¹² Яков Козловский "Поговорим о бурных днях Кавказа...", "Наука и религия", 1997 г., N 7, стр. 20
¹³ Т. А. Михайлова "К "грамматике" заговора", Вопросы языкознания, 1997 г., N 2, стр. 137
¹⁴ "Феи и эльфы", М., 1996 г., (из серии "Зачарованный мир")
¹⁵ Священник Павел Флоренский "Имена", М., 1993 г. (все последующие ссылки будут на эту книгу)
¹⁶ Это мнение не только Флоренского. Современный филолог М.Е Верещагин пишет: "Имя с (произнесенным или только подразумеваемым) атрибутом как раз и является максимально смыслоемким. Если вспомнить терминологию в свое время предложенную в концепции лексического фона как компонента семантики слова, то из всех лексических единиц имя собственное с устойчивым атрибутом обладает наиболее развитым фоновым шлейфом". Е.М. Верещагин, "История возникновения древнего общеславянского литературного языка", М., 1997 г., стр. 182
¹⁷ В. Курбатов "Пробуждение", "Путь православия", 1997 г., N 5, стр. 218

7. Безымянность, безъязыкость

(О пагубности сквернословия)

Напрасно юные и не совсем уже юные мальчики считают мат признаком силы, мужественности, удали, как говорят, "крутости". Большое зло скрывается в этих бессмысленных, примитивно-вульгарных "выражениях", кои и выражают лишь темноту и злобность. Напрасно считают некие ученые и прочие обыватели, что на Руси так заведено, что ей без "выражений" никак нельзя. Да еще и гордятся, что иностранцы часто, еще не зная русского языка, вовсю матерятся, предпочитая мат другим ругательствам. Существуют даже мастера "фигурного", "трехэтажного" и т.п. мата. А в наше время он проник уже и в художественную литературу, которая (в незначительной ее части) решила, что без этого ей не выжить.

Зло всегда находит себе адвокатов, всегда оправдывается необходимостью, даже диссертации для этого пишет. Но мы-то - свободные мыслящие люди - разве мы должны отдаваться в полон злоязычию? Зло не само кладет себе предел - ему

устанавливают его бесчисленные усилия добра, сопротивляющегося злу. И куда бы зло не затесалось, везде оно получает стойкий, спокойный, уверенный отпор. Поэтому-то зло изобретает все новые приемы, надевает новые маски, стараясь уйти из под разящего удара. Способов борьбы великое множество. И каждый сражается тем оружием, каким владеет. Экология слова имеет свой арсенал. И ей есть за что сражаться: она обязана защищать здоровье, чистоту и целостность родного языка; предупреждать о тех бедах и несчастьях, какие влечет за собой чернословье; и заботиться о предотвращении и отдаленных физических и духовных последствий для личности, культуры и народа.

Снова и снова, как заклинание, твержу, что все в нас и вокруг нас - живое: и леса, и воды, и каждая клеточка, и каждое слово. Мы не всегда это видим, не всегда понимаем. Экология и учит нас, что вокруг нас не пустая, мертвая среда, а все являет собой живой организм той или иной степени сложности. И язык - сложнейший живой организм. И он может быть отравлен, как и все живое. И, прежде всего, матом.

Сам по себе, вне языка мат ничего не значит, он лишь паразитирует на языке, который отлично обходится без него: в "Войне и мире", например, есть все, но нет мата; то же и в "Тихом Доне". Являясь суррогатом языка, его безликой подменой и уподобляясь собачьему лаю, он, прежде всего, обличает языковое убожество его рабов. Они пытаются возместить им личностную несостоятельность и неполноценность, лишь усугубляя ее.

Мертвенность идет от мата - и умертвляет окружающее. Дети, вырастающие в такой среде, развиваются ущербными психически, умственно, культурно. Вырастая, они становятся невменяемыми в своей агрессивности. И тогда словесный смрад от них поражает других: окружающие подвергаюся стрессам, подскакивает давление, увеличиваются сердечные боли, портится настроение - наносится огромный вред здоровью.

Культура в диком поле словесного чертополоха не может нормально развиваться и деградирует. Распространяется безъязыкость, резко снижается коммуникативность людей, особенно на культурном и духовном уровнях. Ее вытесняет пошлость, хамство, грубость - атрибуты зоны, лагеря, вырождения. Отсюда рукой подать, как замечают филологи Ремнева и Комлев, до языкового зомбирования: "Примитивность языкового мышления создает благоприятную почву для примитивизации логического мышления, этакой формы языкового зомбирования".¹⁸ Сквернословие прежде всего разрушает личность. Теряется оригинальное, выдающееся. Оно настроено на заурядность и стремится всех подогнать под нее, сделать серой массой. Оно лишает мысль полета.

Но самое ужасное зло: сквернословие порождает безымянность. Для сквернословов не требуется знать и величать по имени-отчеству Какое отчество, когда даже имя заменяется кличкой, а то и вовсе человек никак не называется, он уже "эй-ты", становится безымянным. Что может быть горше - стать безымянной чуркой. Безымянность сродни безликости. Безликое стадо, безликая масса, безликая тьма... И как имя связано с ликом, светом, созиданием - именами ткется полотно бытия, - так безымянность раздирает ткань бытия, обрекая на погибель. Матерщина именно насаждает безымянность.

Насколько имя созидает язык, собирая и сгущая его собой, делая его целостным, настолько безымянность и безликость в языке, вторгающиеся в него через разрывы, производимые сквернословием, губят его. Происходит разрушение языка. Языковой нигилизм сквернословия аннигилирует, отрицает сам язык. Язык как бы проваливается в пустоту, как сквозь дыры уходит в небытие. Один московский филолог так и определил: мат - это черные дыры языка, которые затягивают в провал небытия все языком созданное.

Не зря русская художественная литература избегала мата,

как чумы; всегда изгоняла его из своих пределов и не допускала его туда, начиная от Илариона с его "Словом о законе и благодати", от "Слова о полку Игореве" до Пушкина, Толстого, Чехова. Высокая, истинная литература и черное низкое слово не могут сосуществовать - они из разных миров.

И поистине, сквернословие ведет в антимир ада. Об этом свидетельствуют праведники, старцы и святые, об этом предупреждает Православная Церковь. Вот увещевание преподобного Кирилла Белозерского из его послания сыну Дмитрия Донского, князю Андрею Дмитриевичу: "Тако же, господине, уймай под собою люди от скверных слов и от лаяния, понеже то все прогневляет Бога".¹⁹

Вообще, свидетельства такого рода не просто отыскивать и указывать, ибо трудно улавливать молниеносную связь между вылетевшим смердящим словом и неотразимым последствием этого. Тем более - в посмертии. И все же такие свидетельства есть.

Приведем несколько примеров из собранного архимандритом Пантелеймоном.²⁰ Вот пример из видений послушницы Феклы. Она видела людей мучимых бесами в печах. Затем она рассказывает: "Когда мы отошли, я спросила у него (ангела-провожатого - авт.) за что эти люди посажены в эти страшные печи? Юноша ответил мне: "Сюда попадают все христиане, которые только по имени были христианами, а дела творили неподобные: не почитали праздники, бранились скверными словами, пировали рано утром"".

Еще определеннее рассказ мещанина А. П. Писаревского. Он поведал, как будучи опрокинут с возом, без признаков жизни (в состоянии клинической смерти - сказали бы мы сейчас), имел такое видение. К нему подступили страшные "эфиопы", говоря: "Эта душа наша, потому что она умерла без покаяния". Эти "эфиопы представляли Ангелам все грехи мною содеянные от юности и до настоящего дня, даже забытые мною грехи вспомянули и особенно сильно осуждали меня за сквернословие. Все, что говорили они, была сущая правда".

В народе знают, что очень нехорошо чертыхаться. В прежние времена православные люди даже избегали произносить или писать приставку "бес". Говорили, например, не "бесполезно", а "неполезно". А о. Павел Флоренский даже и после революции уже при новом правописании упорно везде вместо "бес" писал "без", ссылаясь на привычку.

Верующим следует знать церковные предупреждения относительно сквернословия. Есть известная икона "Богородица семистрельная", где Богородица изображена пронзенной стрелами. Церковь говорит, что стрелы эти - бранные, матерные слова. И еще есть предупреждение, что Богородица отступается от грешников-сквернословов и не предстательствует, не заступничает о них перед Богом. И еще одно предупреждение гласит, что матерщинники не удостаиваются предсмертного покаяния и причастия. Смерть часто настигает их внезапно и сопровождается лишением дара речи. (По сути, они сами лишили себя ее).

Дорога в преисподнюю стелется матом: язык, низверженный сквернословием, проваливается - с языком проваливается в преисподнюю и сам человек. Вот подлинный случай, который чуть-чуть позволяет заглянуть в эту пропасть. В больнице лежал в тяжелом состоянии человек (отъявленный матерщинник). У него был парализован центр речи - он не мог сказать ни одного человеческого слова. Но поразительное дело, мат извергался из него сплошным потоком. Этот пример подсказывает, что: либо яд матерщины уничтожил в его мозгу центр нормальной человеческой речи; либо исток мата находится совсем в ином месте - в преисподней.

Достойно удивления, что этот клинический факт находит мощное подтверждение в филолого-культурологических изысканиях о корнях сквернословия в вековых глубинах

противодействующей им верующей Руси. Именно в глубину языческих времен уходят корни матерщины как важнейшего элемента в культе языческих радений и игрищ. В срамных словах именно сосредотачивалась магия ритуала. Без них не обходилось ни на колядках, ни на Купалу, ни на обрядах связанных с плодородием. В связи с этим Б. А. Успенский пишет: "Поскольку те или иные представители нечистой силы генетически восходят к языческим богам, можно предположить, что матерная ругань восходит к языческим молитвам или заговорам, заклинаниям;..." Поэтому "в древнерусской письменности - в условиях христианского языческого двоеверия - матерщина закономерно рассматривается как черта бесовского поведения."²¹

С матерщиной (как и с язычеством) на Руси боролись с начала христианизации. Уже в "Повести временных лет" неодобрительно упоминается языческое "срамословие". Матерщине противятся Кирилл Туровский, митрополит Петр, новгородский митрополит Фотий. Бесовские песни, "буе слово, срамословие, бесстудиая словеса и плясание" были осуждены Стоглавым собором (1551г.), затем многими указами царя Алексея Михайловича (1648г.). В поучениях святителей и пастырей того времени говорится, что с человеком, который матерится, не следует "ни ясти, ни пити, ни молиться аще не останется такового злаго слова".²¹

Кроме того на Руси издавно существовало убеждение "что матерная брань оскверняет землю, что вызывает в свою очередь гнев земли"; более того - было убеждение, что матерщина задевает покоящихся в земле родителей, и даже приводит к оскорблению рода. Существовало представление, "что земля раскрывается, размыкается, разверзается, разваливается от матерного ругательства. Это представление может приобретать космические масштабы, т.е. описывается как мировой катаклизм, что мы и наблюдаем, в... текстах:... с матерной бранью устойчиво связываются мотивы землетрясения, потрясения земли, которые воспринимаются как закономерное и неизбежное следствие матерщины..."²¹

Поэтому-то в поучении против сквернословия, приписываемому Иоанну Златоусту говорится, "...что матерным словом оскорбляется, во-первых, Матерь Божия, во-вторых, родная мать человека и, наконец, "третья мать" - Мать-Земля". "... а которого дни человек матерно излает и в тот день уста его кровию запекутца злые ради веры и нечистого смрада исходящего изо уст его, и тому человеку не подобает того дни в церковь Божию входити, ни креста целовати, ни [е]вангелия, и причастия ему отнюдь не давати... И в который день человек матерны излает в то время небо и земля потрясеся и Пречистая Богородица вострепенетася от такого слова".

* * *

В заключение небольшая оптимистическая нотка. Один мой очень интеллигентный знакомый, когда узнал, что я готовлю статью против сквернословия, сказал, что бороться с этим также безнадежно, как с явлением природы, как, например, с плохой погодой. Было, дескать, и будет. Так думают многие. И все же заслоны и средства есть и против стихии матерщины - это свет культуры и веры. Мат не услышишь в библиотеке, в театре, на концерте, в школе (правда, в наше время с этим стало хуже), и конечно - в храме. Обычно бытует он там, где тяжелая, грязная работа.

Но даже там не следует опускать руки. Замечательный пример приводит современный русский писатель Олег Волков. Дворянин, истинный интеллигент, и мужественный, верующий человек, прошедший сталинские лагеря и тюрьмы, он принципиально отвергал словесную грязь и распущенность. В книге о своей лагерной одиссее Волков рассказывает - впрочем, ему слово: "... Будь сказано мимоходом, - случай просто

невероятный! - что в бригаде вывелась матерщина. Поначалу требование мое - при мне не сквернословить! - встречалось недоуменно, как чудачество. Пожимали плечами: Матюгнуться не смей! Подумаешь, чай не девки! Однако остерегались, а там и привыкли. Я и сейчас не отвечу, в силу каких причин мне удалось, не располагая решительно никакими средствами принуждения, выиграть на сплаве поединок с матом."²² Достойно подражания!

¹⁸ Ремнева М.Л. , Н. Г. Комлев "Универсум филологии: язык, общество и наука", Вестник МГУ, Филология (сер. 9), 1997 г., N 2, стр. 59
¹⁹ Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозерские , Спб, 1993г., стр. 183
²⁰ "Тайны загробного мира", Сост., архимандрит Пантелеймон, М, 1997г., стр. 37, 106, 111
²¹ Цитируется по статье Б.А. Успенского "Мифологический аспект экспрессивной фразеологии", в кн. "Избранные труды", том 2, М., 1996г.
²² О. Волков "Погружение во тьму"

О БИОСФЕРЕ И О СЛОВЕСНОМ ПРОСТРАНСТВЕ

С каждым новым проникновением вглубь экологических проблем открывается, увы, все более мрачные перспективы экологического падения людей. И уж поставлен диагноз: "биосфера вышла из состояния устойчивости с конца прошлого века", "Земля вступила в период катастрофы",¹ "в результате деятельности человечества, происходит ускоренная деградация качества энергии, имеющейся в его распоряжении. Грубо говоря, деятельность человеческого общества в настоящее время является мощным каналом релаксации биосферы к тепловой смерти".²

Но, увы, ни эти, ни другие - все новые и новые - доводы не прибавляют человечеству ни разума, ни совести. И все же мы взываем к живым душам.

Взгляд из России.

Да, биосфера едина, как едины для всей планеты водный и воздушный океаны, магнитосфера.... Тем более приходится считаться с тем, что есть органическая связь того или иного народа с тем участком планеты (и, следовательно, с его недрами и ландшафтом...), где этот народ сформировался, пережил свою историю и продолжает насыщать землю своим теплом, трудом и любовью. И поэтому вовсе не безразлично, какая у народа культура, вера, язык.

Думая о России, мы вправе сказать, что наряду с общепланетарными факторами биосферы, есть вещи экологически значимые преимущественно лишь для России: это характер русских ландшафтов, лесов, геология русской платформы, но это и вера православная, русский язык, отечественная история и культура. Мы смотрим на биосферу глазами русских. Кто не порвал связь со своей землей - лучше видит не только свое и близкое, но и дальнее! Человек должен иметь свое отечество.

Но есть еще одна причина экологической "особости" России - она оказалась в центре столкновений мировых сил, которые стремятся превратить ее в экологического козла отпущения. Поэтому нельзя не согласиться с автором модели устойчивой мировой экологической системы А. Федотовым, когда он пишет: "Высокоразвитые капиталистические страны мира стали искать выход из катастрофы не на научно-практической основе - кардинальной реконструкции всей мировой системы, направленной на ее устойчивое развитие, а пошли по традиционному, теперь уже трагическому для человечества пути, за счет России, обладающей огромной территорией и природными ресурсами."³

Идет невиданная агрессия против России. И начинают экологическую свалку в России с разрушения ее духовного потенциала, т.е. с разрушения ее культуры, исторической памяти народа, русского языка и Православия.

Подобно тому, как фашизм был остановлен в России, так и экологическая агрессия, видимо, тоже должна быть остановлена в нашей стране.

¹ А. Федотов "Эпоха глобальной экологической катастрофы и модель мировой системы, способы ей противостоять" "Диалог" N 2, стр. 48-49
² С.И. Яковленко "Проблема качества энергии", "Вопросы философии", 1994, N9, стр. 101
³ А.Федотов, там же, стр. 53

О принципе целостности.

Экология по-своему открыла мир целостностей. Оказывается, целостностью обладают реки и леса, моря, почвы и геологические толщи земли; также целостны народ и язык, культура и вообще духовная сфера. Более того, народ, с его языком, культурой и верой вкупе с природой образует тоже нечто целостное. То, о чем писали в свое время, например, Плотин, а затем Вл. Соловьев и русские космисты, в наше время мы находим у Вернадского, Шипунова, Моисеева...

Да, все живое обладает целостностью. Благодаря Вернадскому стало очевидно, что целостность живой природы существует не сама по себе, а является функцией земного шара. То есть, ни образование, ни существование живых существ без жизненных условий биосферы, без особого "биополя" Земли невозможно. Чтобы могла образоваться живая клетка как целостность - необходимо целое всей планеты Земля! Меньшая целостность как таковая невозможна без существования большей целостности! Прежде было сказано: клетка - от клетки, все живое - от живого: теперь мы говорим: всякое целостное - от целостного.

Каждая живая клетка на Земле, как и сама Земля, нуждается, во-первых, в энергии космоса, и, во-вторых, в целостности космоса, в его организующем влиянии. Следуя Вернадскому, мы видим, что есть еще иная целостность, нежели земная. Это целостность космических сфер!

Целостна ли космическая десница? Если живая клетка не смогла обойтись без планетарного целого, без биосферы, может ли биосфера в своей "самоорганизации" обойтись без пестующего влияния еще большего целого космических сфер? Одно целое зависит от другого целого, включающего его; меньшее целое - от большего. Представляется, что у целостностей имеется своя иерархия, восходящая к Творцу Вселенной. Именно благодаря этой иерархии целостностей. восходящей к Создателю, на Земле каждое мгновение осуществляется жизнь.

Но вернемся на Землю. Существуют большие целостности двоякого рода: планетарно-физические и планетарно-духовные. Кроме того, есть целостности личностей, народов, из которых и формируется человечество. Россия - тоже неповторимое целостное образование.

Будет ошибкой думать, что можно отделять задачи политические от экономических, а духовные от экологических. Нет, они решаются все вместе, в нерасторжимой связке. Всякое подлинное созидание идет по принципу целостности, ученые говорят - по принципу системности: нельзя сначала сделать клювик, затем глазик, а потом собрать всю птичку. Разрушители тоже знают этот закон. Чтобы разрушить целое, они не растаскивают его по частям, а бьют в самую душу, поражая в центр - и вместе с ним весь организм.

О целостности человека.

То, что человек целостен, практически, очевидно! Но что здесь главное? Как эта целостность взаимодействует с другими целостностями? Эти вопросы не всегда получают ответ.

Есть человеческое тело со всеми его индивидуальными особенностями: от генотипа до типа нервной системы. И есть душа, сознание, дух - тоже индивидуальные. А есть еще личность, не сводимая ни к чему из названного - она тоже индивидуальна. Сложнейшее соединение этих целостностей мы не беремся анализировать. Мы лишь попробуем вникнуть, как это создание входит в природу, как оно связано с биосферой.

Прежде всего, следует сказать, что максимальным проявлением человеческой целостности является личность. И что условием целостности человека - является наличие сложной системы других целостностей: биологической, семейной, отечества. А также другого, как бы параллельного, ряда целостностей духовной сферы: языка, культуры, вероисповедания.

Человек появился на земле как часть родового древа: он всегда имеет родителей. ("Пробирочные люди" - это знак возрастающей отъединенности от природы). Родовое древо уходит своими корнями в толщу древнейшей истории Земли. Не это ли отражено в мифологии народов мира, создавших символ "мирового древа"? И не проекция ли оно библейского Древа Жизни? Не должен ли дух через это древо растить на земле и жизнь, и мысль? Не соединяет ли это древо мысль и природу, небо и землю!

Это перекликается с представлениями Генона о том, что деревянный крест (именно деревянный!) - это символ воплощения. Деревянный крест - крестный путь воплощения Логоса. Да, древо, предназначенное расти, иссохло, принужденное нести распятого живого Бога. И, тем не менее, крест объединяет земное, природное, биосферное с культурой, словом, духом человеческим. Вот основа подхода христианства к экологическим проблемам.

Важны социальные условия человеческой целостности: семья и отечество. Целостность человека психически и физически может нарушиться, если попрана целостность его семьи. Но кроме того, человеческая личность не может осуществиться во всей своей полноте без народа (целостности еще большей). Народ и отечество дают человеку язык, традиции, историческую память, преемственность - целостность во времени. Без этого человек выпадает из временной цепи, из исторического бытия - и оказывается в ничейном, пустом времени, не согретом духовным теплом праотцев. Именно наши праотцы пустое и ничейное время, необузданное и рассыпающееся, увязали в нечто человеческое, осмысленное, сделали его нашей историей - единым потоком бытия нашего народа! (Не только человек, но и культура, и дух нуждается в отцовстве, в персонализированном родителе. Они не могут появиться в безродности чего-то случайного.)

Целостность человечества еще только складывается. Создается она целостностями народов. Их гармонией и согласием, взаимной дополнительностью жизненных целей, уважением друг друга. Важна не только иерархия, но и соборность народов.

* * *

Но увы, человеческая целостность далеко не безупречна, она страдает как и природная. Поэтому, если в старину философы писали о философии духа, души, культуры, то сейчас все чаще пишут об экологии культуры, духа, совести. И это не дань моде. Это предгрозовые признаки надвигающейся беды... Это всполохи истины в просветах сознания, той истины, что катастрофа природы - отображение катастрофы человеческого духа, ибо мировая порочная цивилизация - лишь выморочный плод бездуховного человечества.

Человек интуитивно чувствует, что он не вполне целостен без мира природы, без внутренней связи с ним. Этот мир рядом с нами: животные, растения. Только их обязательно надо воспринимать внутренне, субъектно, а не как нечто внешнее, не как объект. Человек подчиняется глубоко сидящей в нем, неискоренимой потребности иметь рядом с собой душу живую. Ему присуще вести любовный диалог с каждой травинкой, с каждой божьей тварью, видеть вокруг себя разнообразный мир творений.

Сознание имеет силу губить или возрождать. Человек должен восстановить теплое, душевное отношение к природе. Творческая активность, творящее слово не могут примириться с экологическим бесчинством. Природа чувствует любовное и бережное отношение к ней, она воспринимает токи мысли-любви, она ответнолюбяще воспринимает благородство человека. Каждый высокодуховный человек - это облегченный вздох природы. Она заряжается излучением любящего духа и возрождается благодаря ему. Единство человека и природы осуществляется прежде всего в духе. На первом месте духовное взаимодействие, а потом уже целесообразность, прагматика, научные изыскания. Высокодуховный человек не замыкает природу в свои границы, а, наоборот, устанавливает пределы своему произволу. Такой человек понимает, что у него есть большое планетарное тело, являющееся его неотторжимым продолжением.

Слово и природа

Шелест листьев, -шелест слов... не одним ли языком говорят они? В пламени зелени тайна жизни, в струении слов тайна человеческого духа - тайна истины, добра и красоты. Слова и страницы подобны листьям, а листья - словам, ибо тайны их -от Единого. Вот и тяготеют они друг к Другу, и хотят понять себя в другом. И говорит человек: я как дерево. И говорит дерево: слова мои, куда вы разлетелись! И не вырастают ли в чащобе томов слова о лесах? Вот Достоевский очень любил лес и в последние свои дни говорил жене: "Пусть все продают, а я не продам, из принципа не продам, чтобы не безлесить Россию. Пусть мне выделят лесом, и я его стану растить и к совершенолетию детей он будет большим."⁴

Другой русский гений сказал: "Книги - суть реки, напояющие Вселенную" (Нестор). Поистине, словом напоена Вселенная! Где же берут начало эти реки? Откуда приходит слово? Сказать: из головы - ничего не сказать. Поле словес вокруг нас, и не только в людях, книгах, айв храмах, в садах, в самой природе. Ю.М. Лотман ввел понятие "семиосферы" -информационной сферы в самом широком смысле слова. Он писал: "Семиосфера современного мира, неуклонно расширяясь в пространстве на протяжении веков, приняла ныне глобальный

характер, включает в себя и позывные спутников, и стихи поэтов, и крики животных. Взаимосвязь этих элементов семиотического пространства не метафора, а реальность".⁵ Без семиосферы язык не только не работает, но и не существует.

Каждому человеку дано свое слово. И оно не ниоткуда, оно, как дерево, вырастает в человеке на почве земной семиосферы, т.е. в условиях языка природы, родного народа и всечеловеческой культуры. И каждый человек, должен произнести свое слово, которое не случайно, так же как не случайна ни одна жизнь, ни одна тварь, ни один народ - всякое слово должно быть сказано и услышано! "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих" (Мф.4:4).

⁴ А.Г. Достоевская "Воспоминания"
⁵ Ю.М. Лотман "Избранные статьи", кн. 1, Таллин, 1992, стр. 20

Гений и смоковница.

Странные строки Евангелия о смоковнице, засохшей от слов Христа, толкуют по-разному, часто весьма иносказательно. Эти строки заставляют задуматься о взаимосвязи слова и природы, слова и биосферы в духовном контексте. Эта взаимосвязь иногда удивительно приоткрывается в творчестве русских поэтов.

Читая Рубцова и вникая в обстоятельства, сопутствовавшие написанию того или иного стихотворения, мы вдруг осознаем, что не только в самом авторе, а и вокруг него присутствует некая тайна. Эта тайна в сопряжении, в сопричастии, в творческом со-бытии его мечты, души и тех деревенек, пажитей, елок, холмов и небес, без которых он не мыслил своего существования, и к которым он тяготел, как к своему продолжению, к тому, что является им самим, распростертым на все окрест.

Душа, как лист, звенит, перекликаясь
Со всей звенящей солнечной листвой,...

Он ощущал, что все это - он сам, такой открытый и чуткий! Словно гений его скрывался в этих елях, избах, осенних сумерках; словно бы за его спиной стоял русский лес и поверял ему свои думы.

А Пушкин? Разве тайна его "Евгения Онегина" не связана с неуловимой тайной Михайловского? Или его "Маленькие трагедии" - с тайной осеннего Болдино? Что-то ведь есть в самой земле и небесах, что наполняет гения силой. Не зря же он за тысячу верст скакал в Болдино!

Гений — это не только гений человека, но это гений и той природы, которой он доверился, и которая стала с ним единым целым. И они вступают в диалог. Если же диалог прерывается, то исчезает гармония. И тогда смоковница не дает плодов, и душа Болдино не нашептывает Пушкину, и не играют речные блики в душе Рубцова. Дух природы дружен с духом человека - Христос заповедал гармонию их.

О слове поэта

Мир словесен. Но об этом не кричит. Он молча позволяет называть его. И откликается лишь на слово душевное, сокровенное, которое угадывает истинное его имя и призвание. О, это дается только истинным поэтам и великим праведникам, людям с душой такой живой, что она во всем чувствует жизнь, и сливается с ней, ее любя!

С каждой избою и тучею,
С громом готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
(Рубцов)

Мир ждет этого слова, ждет этой любви. Он жаждет самовыражения, чтобы помогли ему заговорить, высказаться "березовым веселым языком"! Он жаждет выйти навстречу человеку, но не знает как это сделать.

* * *

Русская поэзия. Она доброжелательна, жертвенна и сострадательна: "Россия, Русь, храни себя, храни!" Русская поэзия выходит навстречу миру и заклинает его: "Живи, живи! Лучше я погибну, но ты живи, пребудь вовеки, ибо я люблю тебя!" Поэтому так много жертв среди русских поэтов и прошлого и нашего веков. На Руси всегда верили в особую, вещую силу слова. Поэтому в России поэт всегда больше, чем поэт. Потому так и боялись их слова - поэты были едва ли не повелителями стихий. Достаточно вспомнить, как слушали слово Достоевского, плакали и братались после его слова на Пушкинском торжестве.

В чем суть словесно-художнического феномена? В чем суть поэтического творчества? Разве в том, чтобы подобрать удачные слова, "одеть" ими вещь или явление? Нет, это лишь тысячная доля дела: слова - в меньшей мере "средство выражения", скорее они - цель художественного произведения. Не писатель и поэт описывают вещи - наоборот, каждая вещь сама говорит своим языком. Всякая вещь имеет свой голос, свои краски, свои формы и объемы - это ее язык, которым она заявляет о себе в этом мире, и благодаря которому входит в содружество мира бытийного.

Поэт должен уловить язык, которым стремится сказаться вещь в надежде стать словом. Он угадывает, порождает то слово, через которое хотела бы открыться вещь, чтобы высказаться в нем. Поэт ловит вселенский ритм дирижирования Творца. И язык бытийствующей вещи (текучей и преходящей) благодаря поэтическому гению переведен в слово - язык цветной и временной становится нетленным словом, вословлен!

Но и слову нужен язык вещей. Вечное нуждается во временном. Слово должно наполниться вещью, исполниться ею. Происходит процесс взаимопроникновения: слово идет к вещи, вещь тянется к слову. Поэт именно устрояет встречу вещи и слова. Он идет со словом к вещи, чтобы словом доделать вещь, дополнить, довершить ее; он идет встретить вещь и, взяв ее за руку, привести из мира юдольного в мир совершенства, в горний мир. Это встреча горнего мира с земным. Выговоренное гением слово - это полнота вещи! Это стезя восхождения к Богу. Слово ведет к вечности.

* * *

Итак, при общении с природой надо не крушить и насиловать ее "в интересах" науки, промышленности, житейской практики. Человек должен заговорить с природой ее языком! Найти этот язык. В этом первейшая задача экологического подхода к природе. Чтобы найти этот "природный" язык - надо сперва свой человеческий язык привести в должное состояние: живоносное, благодатное, истинное - в состояние высокой духовности и целостности!

Жизнь слова

В языке все должно быть на своем месте: возвышенные слова для молитв, неприхотливые житейские слова для обыденного общения, научные термины для науки. Язык имеет различные уровни и слои, предназначенные для множества разнообразных сфер применения. Жизненно необходима иерархия страт (слоев): каждый слой языка должен знать свое место и свое назначение. Присутствие в нем всей полноты, сохранение и уравновешенность страт живительно, благотворно влияет на весь язык в целом. Только при этом условии он может быть здоров, прекрасен, живоносен.

Язык похож на все вбирающий в себя океан и, как и он, имеет в себе разные слои, течения, глубины и мелководья и, как океан, тоже небезграничен, он не в состоянии принимать и усваивать все отходы человеческой деятельности.

Высшая страта русского языка - церковпо-славянский язык. Если шире войдет в нашу жизнь церковно-славянский язык, если отношение к нему будет исполнено почитания и благоговения, тогда и в повседневной речи будет больше живости, красоты, разнообразия, благородства и благожелательности. И напротив, выпадение и разрушение высших страт языка сразу исказит глубинную иерархию ценностей народа и ввергнет его в бедствие, едва ли поправимое. Церковно-славянский язык имеет еще и то ничем незаменимое значение, что исполняет роль эталона, камертона и даже ковчега, уберегающего русский язык и культуру, русский народ и его душу, его православную веру от распада. Фундаментальные исследования нашего замечательного филолога Н.И. Толстого в книге "История и структура славянских литературных языков" обосновывают это утверждение: без церковно-славянского языка у нас не было бы и нашего прекрасного и удивительного литературного языка. Поэтому нам следует свято сохранять церковно-славянский пласт нашего языка, как и литературный, религиозно-философский, научный и другие его слои.

* * *

Страдание и гибель слова случается прежде всего оттого, что на него смотрят как на нечто неживое, как на некий механизм, который можно сконструировать и смонтировать подобно технической поделке. Техницизм, рационализм в отношении к слову - наипервейший враг живого слова! Беда, что в слове часто видят лишь техническое средство связи, лишь некие информационные блоки, которые можно передавать по компьютерной связи. Надвигается роботизация и человека, и его слова.

Как все живое, слово не собирается на конвейере, оно рождается. Здесь тоже действует закон: целое от целого. Слово -это целое. Новое слово появляется сразу целиком, а не по частям. Так, например, по свидетельству Н.Н. Страхова слово "нигилист" впервые появилось из-под пера Тургенева. Рождения этого слова ждали, но пока Тургенев не произвел его на свет - его не было. Итак, слово появилось на свет. Теперь, как и все живое, слово-младенец должно быть вскормлено в среде себе подобных, т.е. оно должно возрастать среди своих же единокровных слов-братьев - тогда будет полноценное развитие. Среди слов-волков, слов-чужаков вырастет слово-маугли. Слово же должно вырасти словом, а не волчонком. Чтобы слово "достигло возраста мужа", нужны мудрые воспитатели: слово мужает в добрых, умных, высокохудожественных текстах. Полноценные слова расцветают, как цветы, на родной почве своего языка, языка не загрязненного, не зараженного, не опустошенного.

Слово должно созреть и дать плод, плод духовный. Слово возрастает под лучами духовного солнца. В живом слове, как во всяком плоде жизни, запечатлена энергия света. Плод слова -духовное делание, устремленное к совершенству, прекрасная жизнь, которая в идеале ведет ко Христу!

Но жизнь слова, как и всякая жизнь, увы, трудна. Не так просто слову оставаться и быть живым: много всякого может случиться с ним на его жизненном пути. Оно может и погибнуть. Как говорил о. Павел Флоренский, трудна "передача вещей и переживаний, жгучих по силе своей реальности и потому опаляющих слово, которое берется облечь их собою."

Слово трагично, как и человек, произносящий его. Оно так же страдает от ущербности, нереализуемости, изломанности.

Слово стремится к индивидуальности самосознания, доходящей до полноты целостности, до личностности.

Надо любить слово, радоваться ему, жалеть его как живое существо!

"Из пламя и света рожденное слово"

( о природе в русской поэзии)

Природа русская, какое волшебство в тебе, какая сила! Как любит твои просторы, твои леса и реки, твои небо и землю конь русской поэзии. О, конь мой летучий, конь сказочный-огневой, куда ты мчишься? Али не ведаешь, какой разбой творится на Руси, и все летишь земли не чуя. Ах, друг сердечный, ты говоришь, что не все разбой да визг, а есть и горний луга, ключи и леса русской поэзии. Русский стих звучит не умирая... Ну так поехали.

Синеют горы: Бештау, Машук... Что за всадник в белом картузе скачет по горной тропе? Знойное небо над головой, над далями до самых белоснежных гор слепит глаза. Ни единого облачка. Любимый Кабардинец привез его на полянку на склоне горы, И здесь убили его! И содрогнулась "равнодушная" природа: налетела буря, смяла кусты, всклубила пыль. И что-то темное нависло над Машуком, загрохотало, засверкало, засвистало; вода и ветер обрушились на участников дуэли. А на траве, под струями дождя, лежал мокрый, убитый Лермонтов. И конь его сиротливо ржал и взрагивал от раскатов грома.... Природа бурей ответила на убийство Лермонтова и сокрушенно оплакивала своего любимца, знавшего как чувствует себя "малиновая слива под тенью сладостной зеленого листка", и как "пустыня внемлет Богу," и как "звезда с звездою говорит",

Где это видано, чтобы природа убивалась о поэте? На Руси так! Поэт и природа слышат и понимают друг друга - едино они совершают свой подвиг перед Богом. С каких же пор это повелось? О, давно, со времен Киевской Руси.

Конь мой долглогривый, помчим на Киевскую Русь! Слышишь гул конницы? Это витязи князя Игоря скачут на половцев. Но природа предостерегает князя Игоря: "Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь стонуще ему грозою птичь убуде; свист зверин въста близ. Див кличет..."⁶

И вот Игорь побежден и пленен. Природа сочувствует ему и хочет помочь. "Уныша цветы жалобою, и древо с тугою к земле преклонилось." "Дятлы стуком путь к реке кажут, соловьи веселыми песнями рассвет вещают."⁷ И Ярославна, жена Игоря, плача, вопрошает солнце как разумное существо:

Светлое и трисветлое слънце!
Всем тепло и красно еси:
Чему, Господине, простре горячуюю
Свою лучу на ладе вой?

Древнерусский поэт глазами и ушами всей природы следит за своим героем. И говорит "Слово" голосами природы. Поэтический гений Древней Руси задал тон всей последующей русской поэзии. Природа разделяет с человеком его судьбу, судьбу воина и поэта, сеятеля и молитвенника - вместе с ним страдает и радуется.

Шли века. Новые удары обрушивались на Россию, на людей, и на ее природу. И рождались новые поэты. О, конек мой быстроногий, не скачи так шибко: уж промелькнули татарские орды, прогремели баталии Петра Великого, отшумела Бородинская битва. И поэты снова могли прислушиваться к задушевному голосу природу. Пушкин и поэты его времени увидели природу столь значительной, что иной раз она как-бы вытесняла человека. В самом деле, в пушкинском стихотворении "Буря мглою небо кроет", не няня главный герой и не автор, а именно сама буря - настолько ощутимо ее присутствие.

У Лермонтова природные явления олицетворяют самые сокровенные, самые глубокие движения человеческой души.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса великана...

Легковесная тучка ничего не обещала великану. А великан в каком-то давнем-давнем, застарелом горе - разбудила его тучка, "задумался глубоко и тихонько плачет он в пустыне"', безутешный. Она не виновата, но разве и он не прав? Жаждет он любви и готов поверить даже мимолетному намеку на нее. Сколько здесь и человеческого и вселенского!

О, конь летучий, отдохни: смотри какое поле, какое множество цветов, какой простор! Что за страна? Да та же все Россия - век XIX уже. О, русские Баяны, как своеобычны вы и как едины в одном - в слиянии с природой, с мирозданием.

Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь,
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.⁸

Это А.А. Фет. Любовь к звездам проникает всю поэзию Фета. И еще одна черта отличает его творчество: человеческое у него настолько связано с природным, что трудно различить, где кончается одно и начинается другое. Похожее у Бунина:

Ты раскрой мне природа объятия,
Чтоб я слился с красою твоей!⁹

У русских поэтов природа сама поет и говорит в словах и звуках стихотворной речи, сама протягивает руки к поэзии, животворя ее: природа создает поэтов, а поэты - свою особую природу. И глас Божий слышен в природе благодаря поэтам. Но у русской поэзии есть еще и другая миссия в отношении природы. Высказывать ее нужды, беды, ее трепет и жажду бытия, жажду солнца и Неба. О, природа внемлет Богу! Но она не может высказаться перед Богом и людьми. И тут ей подает руку поэт, он дерзает говорить о ней с Богом. Он жаждет Вечного и природу возводит в его чертог.

... Так связан, съединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества...
Скажи заветное он слово -
И миром новым естество,
Всегда откликнуться готово
На голос родственный его.¹⁰

Это чутко улавливали как повеление Божие и Ф. Тютчев, и, уже в нашем веке, веке катастроф и революций, погибший от рук большевиков, Н.С. Гумилев. В стихотворении "Естество" он прозревает, что мы должны обрести бессмертие не в эгоистической обособленности, а вкупе с природой. И достигается это преображением естества.

... в этих медленных инертных
Преображеньях естества -
Залог бессмертия для смертных,
Первоначальные слова.
Поэт, лишь ты единый в силе
Постичь ужасный тот язык...¹¹

Но не разрушая природу, не нарушая ее естества - человек должен любовным соработничеством помогать природе расти и цвести, ибо заново ее создать он не может.

Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг — везде о них тоскую.
И, разлюбив вот эту красоту,
Я не создам, наверное, другую.
(Н. Рубцов)

* * *

Конь мой дорогой, ты довез нас в XX век. Теперь коней не жалуют - машинный, смрадный век. Как еще ты уцелел в гражданскую, в отечественную и в нынешнее лихолетье? Но, слава Богу! - ты жив. Видать, не случайно лошадей любили Пушкин и Лермонтов, Толстой и Блок, Есенин и Рубцов. Может статься, русские поэты и спасли тебя...

Конь мой верный! Послужи России и сейчас. Носи ее поэтов в горний луга. А русские поэты свой гений и свое сердце всегда отдавали России — средоточию их творчества, В душе России нерасторжимы братски: шелест трав, мерцанье звезд, движенье сердца и дерзание мыслей. И именно в России лучше всего понимают, что слово, чистое, Божие слово, возвещенное не только с амвона, а и устами поэта, спасительно для целокупного земного мира.

И бысть день, и бысть час, и бысть слово поэта, рожденное из огня и света. Слово поэта — это и молнии, и гром, и Божие слово.

⁶ " Слово о полку Игореве.", М. 1978, стр. 184, 112, 239
⁷ А.А. Фет "Стихотворения, поэмы", М. 1989, стр. 112
⁸ И.А. Бунин "Стихотворения.", М. 1989, стр. 85
⁹ Ф.И. Тютчев "И солнце нити золотит", Тула 1979, стр. 44
¹⁰ Н. С. Гумилев Стихотворения и поэмы. М. 1991, стр. 231
¹¹ Н. Рубцов " Подорожники" М. 1975, стр. 34

СЛОВО О СЛОВЕ

(заключительные штрихи)

"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог ". Эта величайшая тайна. И вместе с тем указание на то, что всякое слово исходит от этого Слова, и по мере удаления от него все более умаляется, разбавляется и искажается, даже до противоположности, до неузнаваемости. Слово вездесуще. Оно входит в человека, в живые существа, в природу. Становясь плотью, слово живет полной жизнью вкупе с материей, все более и более овладевая ею.

* * *

Мы живем в удивительном мире, мире слов. Нам дана языковая среда, которая для нас не менее важна, чем воздух для всего живого. Но что есть слово? Что-то невидимое, неуловимое, эфемерное, почти нереальное, как призрак, как сон? И да, и нет: слово — реальность нашего земного мира и мира иного. Оно -"предмет" смыслового, духовного мира. Слово - не просто некая единица информации, оно числом неисчислимо. Слова - это единицы смысла, кванты разума, духовные средоточия, многослойный смысл которых способен уразумевать, прочитывать, декодировать и претворять только человек, ибо слова неотъемлемы от человека, продолжение сути его, плоть от духа его.

Дух проникает всюду. Слово - тоже. Оно словно слепок духа, словно ипостась его: оно более, чем другие виды человеческой информации, господствует над материалом, над веществом. Чтобы удержать его, не нужен громоздкий материал, оно слетает с кончика языка и "укладывается" в любой записи: иероглифами, буквами, магнитными лентами, пленками и т.д. Иные виды творческой деятельности, такие, например, как живопись, ваяние, зодчество требуют много материала, труднее поддаются записи. Но самое главное - они не могут заменить слово, ибо слово первично: соборы и симфонии суть продолжения сказаний и поэм. Недаром у древних греков главной музой считалась Каллиопа - муза эпического слова.

Господь Нисус Христос имел небывалую силу слова. Он творил множество самых поразительных чудес: ходил по морю, исцелял, воскрешал - и все это словом. Словом и учил. Каждое слово Его, как полноценное зерно, ложится в душу, словно в приготовленную почву.

Слово обладает творческой энергией. Человек произносит слово, - и идут в смертный бой войска; говорит другое - и друг протягивает тебе руку; волнуясь, выговаривает третье - и расцветает любовь; ребенок впервые лепечет его - и мать наполняется счастьем! И все это творит сила, красота, правда Слова! Удивителен его мир, непроста его "материя".

Благодаря гениальным, божественным словам обрели бессмертие сказки и песни, поэмы Гомера, Веды, пережившие тысячелетия. Где Вавилон, где Мемфис? Где созданные тысячелетия назад шедевры зодчества, ваяния, живописи? Их стерло время. Слово остается. И прав Шекспир:

Разлукой смерть не угрожает нам.
Пусть я умру, но я в стихах воскресну.
Слепая смерть грозит лишь племенам
Еще не просветленным, безсловесным.

Слово, благодаря поэтам, становится главным героем. Но что есть слово в метафизическом, духовном отношении? Слово - не самая очевидная вещь, хотя и на виду. Оно - тайна. Как писал наш современник, священник Роберт Слесинский: "Слово в себе и от себя... Оно является "несводимым данным", попытки свести его или к чистой деятельности, или к вещности не могут не потерпеть поражения". А Павел Флоренский уточняет: "Слово есть синергия познающего и вещи, особенно при познании Бога".

Но еще удивительнее то, что слово, видимо, единственное, что может быть и в сознании и вне его, входить и выходить из него, и вновь входить в другие сознания: быть снаружи и внутри: быть в человеке, воздействуя на него, - и покоиться отчужденно и мертвенно в книгах, дискетах, и других кристаллизаторах слова. Слово через человеческое сознание беспрерывно воплощается, пронизывая все большие и большие слои материи, все более окультуривая и одухотворяя ее.

Слово существует от века. Рассеянное в мире, оно наиболее сильно проявляется в человеке, чтобы человек через слово узнал Бога. Русский философ А.Ф. Лосев утверждал, что "язык - это онтологически-коммуникационное отражение личностного стержня бытия, связующего Абсолютную Личность Творца с тварной личностью человека", (цит. по Гоготишвили)

Далее пойдет речь о взаимодействии слова и природы, слова и народа, слова и личности.

О взаимодействии слова и природы

Эта двойственная природа слова, позволяющая слову быть плотью и вместе с тем бесплотной духовной сущностью, дает основание предполагать словесную предназначенность природы. Живая природа безсловесна, но она пронизана системой биологических языков (начиная от генов и кончая иммунной и нейронной памятью) и благодаря этому потенциально готова к восприятию слова. Природа жаждет свободного Божьего слова, ибо ей необходимо завершение и полнота в слове. Биосфера научается слову. По мере вкоренения слова в твари, Бог взывает к ней. Как невозможна тварь без Слова (Логоса), так, видимо, и слово невозможно без ее потенциальной готовности к нему. Становясь плотью, слово живет полной жизнью вкупе с материей, все более овладевая ею.

Что может значить слово для природы? И тут же контрвопрос: а в чем суть всякой экологической проблематики? А суть эта в формировании субъектного отношения к природе, признания в ней младшего собрата, имеющего свое "я" и выступающего как субъект. Можно ли этого добиться без словесного обращения к природе? Нет! Там, где природа и человек стоят друг перед другом, как два субъекта, где возникают субъект-субъектные отношения, там без слова, без диалога не обойтись.

Языковое отношение к природе состоит в том, чтобы научиться прислушиваться к голосам природы, находить с ней общий язык взаимопонимания и, наконец, - иметь слова, которые бы действовали на природу, как действовал на нее Христос. Экологию слова интересует взаимодействие слова с природой. Аналогично, в центре внимания традиционной экологии -взаимодействие живого вещества с окружающей средой. Колоссально действие энергии жизни на неживую материю: эта энергия способна приводить в движение материки. Энергия слова еще более могуча: она способна действовать уже и на сверхвещество, находящееся в недрах атомов, в глубинах звезд.

О словесном пространстве или о семиосфере Лотмана.

Не менее глубокая проблема для традиционной и нетрадиционной экологии - проблема созидания пространства, точнее новых пространств. Эту фундаментальнейшую проблему поставил и успешно решал основатель биосфероведения В.И. Вернадский: он постулировал созидание "живым веществом" особого биологического пространства, которое отличается от евклидова и имеет ряд уникальных особенностей. Оно, например, допускает и обуславливает существование пятерной симметрии, которая разнообразно представлена исключительно в живой природе. То, что живая материя действительно образует свое особое пространство, показали недавние эксперименты, проведенные в Петербургском университете.

А при чем здесь экология слова? Дело в том, что слово -это, так сказать, особая форма жизни, жизни более концентрированной. Слово заряжается от человека (человек же от Бога) особой силой, благодаря которой, как и биологическое существо, оно способно создавать свое словесное пространство. Подобно тому, как живая природа образует биологическое пространство биосферы, слово формирует свое планетарное пространство. Таким образом, появилось представление о планетарной семиосфере, сфере знаков и слов.

Эту концепцию о семиосфере, опираясь на двадцатилетний опыт исследований, в 80-ых годах сформулировал Ю.М. Лотман. Знаменательно, что основные понятия концепции о семиосфере совпадают с главными понятиями учения о биосфере. Ю.М. Лотман так характеризовал реальное пространство слов и других смысловых знаков: "в этом смысле семиосфера современного мира, которая неуклонно расширяясь в пространстве на протяжении веков, приняла ныне глобальный характер, включает в себя и позывные спутников, и стихи поэтов, и крики животных. Взаимосвязь этих элементов семиотического пространства не метафора, а реальность". Семиосфера определяет языки народов, без нее не может существовать никакая культура, никакая человеческая информация. Она, как и биосфера, целостна, глобальна, имеет память и род "самосознания". Экология слова призвана заниматься этим словесным пространством.

О связи слова с характером народа.

Важнейший принцип существования семиосферы -непременное разнообразие элементов (языков, культур, цивилизаций), составляющих ее. Унифицирование культур - ее гибель. Этот же принцип действует и в биосфере! Его еще в прошлом веке открыл выдающийся православный мыслитель Константин Леонтьев, Затем его открыли и экологи. Из этого принципа между прочим следует, что Китаю подобает быть Китаем, а Германии Германией. Но как обеспечивается это воспроизводство национально-культурной индивидуальности? Неужели от слов, символов и мифов зависит судьба народа? Неужели так важно, называемся ли мы Россией, или Советским Союзом, или "этой страной"? Оказывается, "мифические" вещи могут быть серьезнее серьезного. Символ по Флоренскому -"реальность, которая больше самой себя". Ему вторит Лотман: "именно "простые" символы [крест, круг, пентаграмма] образуют символическое ядро культуры...". И далее: "Обобщая можно сказать, что структура символов той или иной культуры образует систему изоморфную и изо функциональную генетической памяти индивида". И это не случайно, ибо именно родной язык, вероисповедание и символика составляют особый культурно-духовный геном того или иного народа, благодаря которому и воспроизводится из века в век индивидуальность этого народа.

К слову сказать, разрушение генома народа в экологическом отношении гораздо более тяжкое бедствие, нежели уничтожение биологических видов, ибо народ и его культура составляют единое целое со своей природой. И уничтожение природы начинается с разрушения и гибели родного языка.

Несколько слов о геноме русского народа. Не секрет, что русский геном связан с православием и особым типом славянской культуры. Уже близость русского языка с древнегреческим, флексивный тип этих языков с вытекающим отсюда свободным построением фраз (в отличие от английского, французского и других языков), как показал К.М. Петров, неизбежно отразилось на чертах национально-культурного характера русского народа.

Важную роль сыграла Кирилловская азбука, которая по провидению была дарована русскому народу вместе с православием и книжностью. То, что это особенная азбука, сейчас начинают признавать даже западные исследователи. Так Ф. Винке (Бельгия) исследуя азбуку церковно-славянского языка, сделал вывод, что "каждая новая буква хранит первичный замысел своего создателя, содержит глубокий священный смысл и отражает религиозное мироощущение, мистическую интерпретацию каждого символа". Это перекликается с учением сербского богослова и лингвиста Костенечского (XV век), что "все явленные в Откровении знаки, включая графические знаки Писания, становились не только символами истины, но и ее составными частями".

Далее, ядро русского православного генома включает церковно-славянский язык, в отношении которого отечественные филологи, и прежде всего Н.И. Толстой показали, что без него у нас не было бы той великой художественной литературы, которой восхищается мир, не было бы в целом удивительной русской культуры. Церковно-славянский язык - не просто богослужебный предмет в наших православных храмах, а фундамент всей русской культуры, важнейший пласт русского языка, потому что в церковно-славянском сосредоточена духовность, строгость и чистота нашего языка. Отказаться от церковно-славянского языка также невозможно, как, скажем, вынуть из толщи земной коры кембрийский пласт. Именно в теперешней нашей жизни мы пожинаем плоды попыток изъятия из монолита русской культуры - православия, нашего исконного языка, нашей словесности. Потому и буйствует на запущенном поле чертополох жаргонов, сквернословия, чужеземных сорняков.

Слово и личность

Может ли слово быть личностью, а личность словом? Здесь переплетаются представления о глубокой тайне личности и о не менее глубокой тайне слова. Преподобный Серафим Саровский видел великую мудрость праотца Адама в том, что ему был дан дар давать имена всякой твари. Получить имя - быть приобщенным к высшему бытию. Из всего живущего на земле только люди имеют настоящие имена, ибо именно люди приобщены к высшему существованию. "Некрещенный ребенок подвергался большой опасности: у него не было имени, определяющего и связывавшего его с миром", - говоритнародное поверие. Имена людей имеют большую силу воздействия на человека и его судьбу. Имя - как бы дополнительная личность, приставленная к человеку либо в помощь ему, либо - при неудачном выборе имени - в помеху и даже в погибель. Не случайно высокородные фамилии в Европе имели гирлянды имен. Имя - это ведь защита, возвышение, тайна и великая наука. Как осторожны, как проницательны и мудры должны быть люди при выборе имени. Приходить к нему надо по молитвам, прислушиваясь к внутреннему голосу, либо спрашивать мудрого наставника-духовника.

О силе имени знали гениальные писатели, знали и угодники Божий. Об этом писали о. Павел Флоренский, А.Ф. Лосев, преподобный Амвросий Оптинский. А святой Феодосии Иерусалимский часто пользовался силой имени для того, чтобы поправить судьбу человека. Священник Павел Флоренский указал источник силы имени: это "заблуждение, - писал он в письме к архимандриту Давиду - что можно волховать именем Господним и именем Господа действовать против самого Господа. Но все дело в том, что Имя неотделимо от Господа и [оно] сила не иная какая, как самого же Господа".

Таким образом, в этом взаимодействии человека с его именем, встречаются и как бы взаимодействуют две личности: словесно-духовной личности имени и природной, земной личности человека - происходит встреча языка природного с надприродным. Бог словом просвещает человека и через слово приводит к Себе. Человек Словом то и создан!

* * *

Появилась естественная необходимость в экологии слова. В России лингвистическая ветвь экологии слова развивается благодаря трудам Л.И. Скворцова, В.П. Григорьевой, С.И. Виноградовой, В.В. Колесовой, Ю.М. Лотмана и других. Сам термин "экология языка" впервые появился в 1972 году в одноименной работе англичанина Haugen.

С другой стороны, существует и развивается иная ветвь экологии слова - продолжение традиции русской философии слова. Это работы о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова, А.Ф. Лосева, Г.С. Батищева. И если в западных учениях о языке (герменевтических, семантических, структуралистских) на первый план выступает информационная, логическая составляющая языка, то в традиции русской культуры присуще рассматривать слово как нечто живое и одухотворенное.

Под экологией слова в широком смысле можно понимать сохранение родного языка, его словесного богатства, чистоты, здоровья. Эта наука и о целостности языка, о его связи с культурой своего народа, и вместе с тем - о его связи с планетарной семиосферой. Это наука об энергетике слова, о его творящей силе, и связи с языком живой природы, с биосферой. Это, наконец, понятие о духовном значении слова, о глубинной его связи с личностью, с характером народа, с высшими духовными сферами, с Творцом.

На смену времени слов недужных и грязных грядет время высокоценных, одухотворенных слов любви, красоты, истины. Об этом времени священник Г. Берестнев сказал: "слова неумолимо и непредсказуемо будят смыслы Несказанного". И ''языкознание, находящееся сейчас на перепутье, обретет в Несказанном свежие силы".

 

Издательство «Просветитель». Лицензия на право издательской деятельности
ЛР № 020902 от 27 июля 1994 г.
117049, Москва, ул. Б. Якиманка, д. 38А.
Тел./факс: (095) 238-99-88, (095) 238-34-00;
тел.: (095) 238-10-71.

Отпечатано в типографии ЗАО «Инсофт».
Лицензия на полиграфическую деятельность
ПЛД № 53-369 от 1 декабря 1998 г.
Заказ № 8. Тираж 1 000 экз.